"Вы мечтаете о том, чтобы покинуть это время, этот мир, эту действительность и войти в другую, более соответствующую вам действительность, в мир без времени… Вы ведь знаете, где таится этот другой мир, который вы ищите, есть мир вашей собственной души… Я не могу открыть вам другого картинного зала, кроме картинного зала вашей души…". Генрих Гессе "Степной волк".

«Степной волк» Германа Гессе — одна из тех скучных и странных книг, к которым влечет все новые поколения читателей.Мир Гессе, двоящийся на "природу" и "культуру" - свидетельствo сознания заумного невротика, отражаясь в магических зеркалах XX века, являет собой многофигурную композицию, заведомо чуждую целостности.Со всеми оговорками, Гарри Галлер - alter ego Германа Гессе. Подлинное содержание творчества Гессе - жизнь идей, бытование духовного. Дух бьется меж двумя полюсами: инстинктом и разумом.Юность Гессе совпала с началом XX века - временем посмертной славы Ницше и европейской (посмертной же) славы Достоевского.
Главным борцом и властителем дум стал Ницше, выпустивший из "подполья" инстинкт и волю. Известно, что молодой Гессе, подобно многим образованным европейцам, находился под обаянием ницшеанских идей. Ницше хорошо представлял себе врага: с рождения до смерти его окружала бюргерская действительность, еще не тронутая распадом. Миропорядок, отвращающий "сверхчеловека", глядел на него с каждого чистенького крыльца.

Собственно, Гессе ведет речь о том, как человек "фаустовского склада", воспитанный на европейских идеях просвещения, переживает личностный слом. Учитывая единство места и времени, этот слом можно толковать как следствие мировой войны, потрясшей европейские гуманистические основы. Однако сам Гессе этим толкованием не ограничивается. Гарри Галлер, европейский интеллигент первой трети ХХ столетия, с точки зрения Гессе, отмечен "достоевским хаосом". Именно этот хаос, рвущийся из "подполья" личности на верхние уровни сознания, Гессе отказывается считать "вывертами какого-то одиночки", а называет "болезнью самой эпохи, неврозом того поколения, к которому принадлежит Гарри Галлер". По Гессе, этим неврозом охвачены не слабые и неполноценные индивиды, а сильные, наиболее умные и одаренные.

В отличие от Мефистофеля, являющегося в одеждах странствующего студента, новый Соблазнитель приходит как бы понарошку, в фантазии, от которой, очнувшись, можно решительно отказаться. Ну действительно, что может быть нелепее, чем - хотя бы и во сне - наделять дьявольскими чертами юного саксофониста Пабло, "обладателя черных глаз и грустных кистей рук"? Однако именно Пабло, самозабвенно игравший шимми на потребу невзыскательной публике, оказывается всесильным распорядителем магического театра - этого странного подобия второй части "Фауста", - в зеркалах которого блуждает и познает себя душа Гарри Галлера. "Камасутра. Обучение индийскому искусству любви", "Наслаждение от самоубийства", "Хотите превратиться в дух?", "Все девушки твои" - в этом театре, в котором платой за вход выступают культурность и разум, все надписи на дверях отдают газетной пошлостью, но одновременно воплощают в себе подлинные соблазны подполья.

"Абсолютное знание", к которому стремится фаустовская душа, зиждется на вере в абсолютного Бога. "Абсолютное понимание", влекущее Гарри Галлера, требует присутствия "бессмертных", "смеющихся звонким, неистовым, неземным смехом, каким заливался Моцарт". Соприкосновение с "бессмертным" Моцартом, соединяющим в себе божественные и дьявольские черты (чего стоит простонародный говорок, заставляющий вспомнить о черте - собеседнике Адриана Леверкюна), пресекает человеческое дыхание и лишает чувств. И все-таки именно "бессмертный", образ которого тоже двоится, становясь то Моцартом, то Пабло, дает высшее оправдание многогранности человеческой натуры, в которой находится место и "хорошему", и "плохому", и "верху", и "низу", и "высокому", и "низкому". Только обладая этим знанием, можно надеяться достойно выйти из подполья. Именно этот процесс Герман Гессе называет "прохождением через ад своего нутра".
http://noblit.ru/content/view/60/33/