16 декабря 1996 г.

 

                            Э.В.Ильенков.

     ДИАЛЕКТИКА АБСТРАКНОГО И КОНКРЕТНОГО В НАУЧНО-ТЕОРЕТИЧЕСКОМ

                              МЫШЛЕНИИ.

 

                             Оглавление.

     Глава 1.МЕТАФИЗИЧЕСКОЕ И ДИАЛЕКТИИЧЕСКОЕ ПОНИМАНИЕ "КОНКРЕТНОГО".

     1. Определение "конкретного" у Маркса и его особенности.

     2. Термин "конкретное" и его историческая судьба  (Метафизический

        способ мышления и эмпиризм)

     3. Термин "конкретное" и его историческая судьба (рационализм).

     4. Муки рождения диалектики. Кант.

     5. Проблема конкретного в идеалистической диалектике Гегеля.

     6. Слово и абстракция, как форма сознания.

     7. Механизм сознания и абстракция

     8. Чувственность и сознание

     9. Чувственность, абстракция и общественный труд

     1О. "Рассудок" и "разум"

 

     Глава 2. АБСТРАКЦИИ МЫШЛЕНИЯ - ПОНЯТИЯ.

     1. О специфической точке зренния логики на познание.

     2. Об отношении предсталения к понятию.

     3. История понятия "человек" и уроки этой истории.

     4. Конкретное и диалектика общего-единичного.

     5. Конкретное единство как единство противоположностей.

     6. Абстракция и анализ.

 

     Глава 3. СОВПАДЕНИЕ АБСТРАКТНОГО И КОНКРЕТНОГО - ЗАКОН МЫШЛЕНИЯ.

     1. Абстрактное как непосредственное выражение конкретности.

     2. Диалектическое и эклектико-эмпирическое понимание

                    "всесторонности рассмотрения".

     3. Спиралевидный характер конкретности в действительности

                   и в ее теоретическом отражении.

     4. Относительная самостоятельность как объективный прообраз

                           "абстрактного".

     5. Конкретная абстракция (понятие) и практика.

 

                            ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

     ВОСХОЖДЕНИЕ ОТ АБСТРАКТНОГО К КОНКРЕТНОМУ КАК ЛОГИЧЕСКАЯ ФОРМА,

                     СООТВЕТСТВУЮЩАЯ ДИАЛЕКТИКЕ.

 

     Глава 4. "КОНКРЕТНОЕ" И ДИАЛЕКТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ.

     1. Гегелевское понимание конкретного как продукта развития.

     2. Взгляд Маркса на процесс научного развития.

     3. Материалистическое обоснование  способа  восхождения  от  абс-

        трактного к конкретному у Маркса.

     4. "Индукция" Адама Смита и "дедукция" Давида Рикардо.

     Точка зрения Локка и точка зрения Спинозы в политической экономии

     5. "Дедукция" и проблема историзма.

 

     Глава 5. ЛОГИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ И КОНКРЕТНЫЙ ИСТОРИЗМ.

     1. О различении исторического и логического способа исследования.

     2. Логическое развитие или выражение конкретного историзма

                           в исследовании.

     3. Абстрактный и конкретный историзм.

 

     Глава 6. СПОСОБ ВОСХОЖДЕНИЯ ОТ АБСТРАКТНОГО К КОНКРЕТНОМУ

                        В "КАПИТАЛЕ" К.МАРКСА.

     1. Конкретная полнота абстракции и анализа, как условие

                       теоретического синтеза.

     2. Противоречие как факт научного развития.

     3. Противоречия трудовой теории стоимости и их диалектическое

                         разрешение у Маркса.

     4. Конкретное как противоречие в его развитии.

 

                         ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ АН СССР

                      Сектор диалектического материализма

                                  Опираясь на то, как применял Маркс

                                материалистически понятую диалектику

                                Гегеля, мы можем и должны разрабаты-

                                вать эту диалектику со всех сторон...

                                                       (В.И.Ленин)

 

                                 Э.В.ИЛЬЕНКОВ

                      ДИАЛЕКТИКА АБСТРАКТНОГО И КОНКРЕТНОГО

                         В НАУЧНО-ТЕОРЕТИЧЕСКОМ МЫШЛЕНИИ

                                Москва, 1956

 

                              ВВЕДЕНИЕ.

     Общеизвестно, что мышление,  как особая форма отражения объектив-

ной реальности в голове человека,  осуществляется в форме и с  помощью

абстракций  и  что  абстрагирование  (процесс  образования абстракции)

представляет собой простейшую "клеточку" логической деятельности, все-

общий элемент мышления.  Это настолько очевидное обстоятельство, что в

"абстрактности" часто и видят специфический  признак  мышления,  такую

его черту, благодаря которой оно и представляет собой высшую (по срав-

нению с ощущением, созерцанием и представлением) форму познания.

     Но с другой стороны столь же общеизвестно,  что философия диалек-

тического материализма усматривает главное достоинство истинного  поз-

нания в конкретности.  "Абстрактной истины нет,  - не раз повторял Ле-

нин,  - истина всегда конкретна".  Иными словами,  если мышление  абс-

трактно, то оно не выражает истины.

     Таким образом,  логика как наука сразу же сталкивается с  пробле-

мой,  носящей по существу диалектический характер,  - с наличием прямо

противоположных определений в сущности мышления.  Соответственно  диа-

лектическим  должно быть и решение проблемы.  На первый взгляд решение

несложно: могут сказать, что мышление "абстрактно" по форме, но "конк-

ретно"  по содержанию.  Но этот ответ,  ответ в манере метафизического

метода разрешения противоречий в определениях вещи, не устраняет проб-

лемы, а только придает ей другую форму выражения.

     С точки зрения диалектики "абстрактное"  и  "конкретное"  следует

рассматривать как взаимно предполагающие противоположности,  каждая из

которых может быть понята только через свое "другое".  В  этом  смысле

категории  абстрактного и конкретного ничем не отличаются от категорий

 

                                - 2 -

 

формы и содержания, свободы и необходимости, сущности и явления и т.д.

Иными словами,  даже в том случае, если мышление "конкретно" по содер-

жанию и абстрактно по форме,  - это противоречие обязательно выразится

и в самой "форме" мышления.

     Пытаться же рассматривать эти категории одну без другой, одну без

внутреннего отношения к другой, - значит стать на путь, который приве-

дет к недиалектическому пониманию и того и  другого.  Такой  подход  к

проблеме  мышления,  метафизически  разделяющий "форму" мышления и его

"содержание",  как раз и характерен для старой, недиалектической логи-

ки.  Для нее мышление "абстрактно" и только,  "содержание" же - всегда

"конкретно".  В итоге и "форма" (абстракция), и "содержание" (конкрет-

ное)  представляются  этой  логикой без противоречия - без внутреннего

противоречия, ибо внешнее противоречие (противоречие "в разных отноше-

ниях") такая логика с легкостью признает.

     В логике диалектико-материалистической категории  абстрактного  и

конкретного рассматриваются по-иному - как внутренние противоположнос-

ти,  в единстве которых и осуществляется мышление как со стороны "фор-

мы",  так и со стороны "содержания". Внутренние противоречия "содержа-

ния" неизбежно выражаются в виде внутренних противоречий "формы мышле-

ния"  -  то есть абстракции.  Иными словами,  вопрос об отношении абс-

трактного и конкретного в познании превращается в важнейший вопрос ло-

гики, теории познания.

     При постановке и решении вопроса следует,  очевидно, прежде всего

принять  во  внимание  известное ленинское указание относительно путей

разработки логических проблем:  "если Маркс  не  оставил  "Логики"  (с

большой буквы),  то он оставил ЛОГИКУ "Капитала",  и это "следовало бы

сугубо использовать по данному вопросу".

     "Капитал" Маркса  по  сей  день остается непревзойденным образцом

сознательного применения диалектики (как логики и теории  познания)  к

исследованию  конкретных фактов реальной действительноси.  В известном

смысле "Капитал" представляет собой не вчерашний, а сегодняшний и даже

завтрашний день науки, - не со стороны конкретно-экономического содер-

жания, а со стороны примененного в нем метода, логики мышления. Поэто-

му  мы и считаем себя вправе рассматривать проблемы логики преимущест-

венно на материале "Капитала" и прилегающих к  нему  работ,  привлекая

материалы из других наук лишь как вспомогательные.

     Прибавим к этому,  что если Логики как систематически развернутой

науки о процессе мышления Маркс и не оставил,  то он оставил целый ряд

 

                                - 3 -

 

ценнейших соображений,  положений и фрагментов, касающихся специальных

проблем  этой  науки.  Особенно  поучительны с этой точки зрения идеи,

развитые им в знаменитом фрагменте,  который  известен  под  названием

"Введения"  к  работе  "К  критике политической экономии".  Эти идеи и

должны, естественно, стать для нас отправными.

     Дополненные тем,  что  сделал  Ленин,  эти  идеи достаточно четко

очерчивают  основные  контуры  диалектико-материалистического  решения

проблемы абстрактного и конкретного.

     Наша задача состоит прежде всего в том,  чтобы,  выявив принципи-

альное решение вопроса,  изложенное Марксом во "Введении", затем прос-

ледить на материале "Капитала" способы конкретной реализации  логичес-

ких принципов, вытекающих из этого понимания.

     Постановка Марксом проблемы соотношения абстрактного и конкретно-

го  была  осуществлена в свете другой,  более общей теоретико-познава-

тельной проблемы,  - в свете вопроса о том,  что такое наука и как  ее

развивать. Ясно, что только в этом свете и могли и могут быть правиль-

но поставлены "чисто логические" проблемы.

     Логика как  наука  вообще  добивалась реальных результатов лишь в

той мере,  в какой она ставила свои специальные вопросы, исходя из ре-

альных потребностей конкретного научного познания, науки своего време-

ни.

     Проблема отношения абстрактного к конкретному  непосредственно  и

вставала перед Марксом как проблема форм и средств,  целей и путей на-

учного исследования фактов действительности.  Она давала прежде  всего

ответы на запросы,  которые выдвигали перед Логикой потребности реаль-

ного познания.

     И -  что не менее важно - решение проблемы Маркс достигает в ходе

глубокой конструктивной критики предшествующих ему представлений о ло-

гическом процессе,  -  притом  действительно высших достижений челове-

чества в этой области.  Мы имеем в виду гегелевскую Логику,  -  единс-

твенную систему Логики,  которая до Маркса и Энгельса систематически и

последовательно (хотя и с идеалистических позиций)  прослеживала  диа-

лектику мышления.

     На такое - критически-революционное отношение к Логике  Гегеля  с

позиции тех реальных трудностей, которые возникают в реальном познании

и требуют своего рационально-материалистического разрешения - и указы-

вал  Ленин  как  на столбовую дорогу развития Логики марксизма.  Это -

путь не случайный, и не устаревший до сих пор. И поныне он, по-видимо-

 

                                - 4 -

 

му, остается самым коротким и плодотворным путем развития Логики.

     Проблема абстрактного и конкретного и  ныне  остается  логической

проблемой,  разрешение  которой  настоятельно требуется не только и не

столько интересами логики как таковой, сколько потребностями, вызрева-

ющими внутри конкретного научного познания.  Конкретнее мы постараемся

показать это ниже, в ходе самого разбора проблемы.

     Этими вводными замечаниями мы пока и ограничимся.

 

                             ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

                 КАТЕГОРИИ АБСТРАКТНОГО И КОНКРЕТНОГО

                 КАК КАТЕГОРИИ ДИАЛЕКТИЧЕСКОЙ ЛОГИКИ

 

          ГЛАВА 1. МЕТАФИЗИЧЕСКОЕ И ДИАЛЕКТИЧЕСКОЕ ПОНИМАНИЕ

                            "КОНКРЕТНОГО"

 

                1. Определение "конкретного" у Маркса

                          и его особенности

 

     Как известно,  Маркс определяет "конкретное" как "единство много-

образного".  С точки зрения старой, чисто формальной логики, это опре-

деление может показаться парадоксальным: ведь сведение чувственно-дан-

ного многообразия к "единству", в нем обнаруживающемуся, представляет-

ся  на первый взгляд (а старая логика из этого "первого" взгляда и ис-

ходит) задачей выработки не "конкретного",  а как раз наоборот -  абс-

трактного  знания  о  вещах.  С  точки  зрения  этой логики осознавать

"единство" в чувственновоспринимаемом многообразии  явлений  -  значит

отвлечь от них то общее, то абстрактно одинаковое, которым они все без

исключения обладают.  Это - абстрактное  единство,  зафиксированное  в

абстрактно  общем  понятии,  в "высшем роде",  в "обобщении" - с точки

зрения старой логики и есть то единственное "единство", о котором име-

ет смысл говорить в логике.

     И действительно,  если понимать задачу мышления как задачу сведе-

ния чувственно-данного многообразия к простому абстрактному выражению,

как задачу отыскания абстрактного "единства" в различных  явлениях  то

определение  Маркса обязательно покажется неоправданным,  непринятым в

Логике выражением.

     Однако следует учесть,  что Логика Маркса опирается на совершенно

иные представления о мышлении, о его цели и задачах, нежели те, на ко-

 

                                - 5 -

 

торые опиралась старая традиционная логика. Это отражается не только в

сути понимания логических проблем,  но и в терминологии, с помощью ко-

торой эта новая суть выражается.

     Если Маркс определяет конкретное как единство многообразного,  то

здесь  предполагается  диалектическое  понимание категорий "единого" и

"многого".  И это понимание вовсе не остается чем-то внешним и безраз-

личным по отношению к категориям специально-логическим,  но заставляет

и эти последние рассматривать под новым углом зрения.

     Определение "конкретного",  данное Марксом,  означает,  если нес-

колько развернуть его афористически-краткую формулу, буквально следую-

щее:

     Конкретное, конкретность - это прежде всего  синоним  объективной

взаимосвязи всех необходимых сторон реального предмета,  данного чело-

веку в созерцаии и представлении, их внутренне необходимой взаимообус-

ловленности. Под "единством" тем самым понимается сложная совокупность

различных форм существования предмета,  неповторимое сочетание которых

характерно только для данного, и не для какого-нибудь иного предмета.

     Такое понимание "единства" - как нетрудно понять - не  только  не

тождественно тому пониманию,  из которого исходила старая логика, но и

прямо ему противоположно.

     Часто в качестве синонима "конкретности" Маркс употребляет и дру-

гой термин,  не удержавшийся впоследствии в терминологии материалисти-

ческой диалектики,  - "тотальность".  Этот последний им используется в

тех случаях,  когда приходится охарактеризовать предмет как  связаное,

качественно-определенное целое, как "органическую систему" взаимодейс-

твующих явлений, - в противоположность метафизическому представлению о

нем как о механическом агрегате неизменных составных частей, связанных

между собою лишь внешним, более или менее случайным образом.

     Самое важное в этом определении заключается в том,  что "конкрет-

ность" оказывается прежде всего чисто объективной характеристикой объ-

ективной реальности,  предмета познания, абсолютно независимого от тех

эволюций, которые имеют место в субъекте теоретического познания.

     Предмет сам по себе, "в себе", конкретен независимо от того, поз-

нается ли он мышлением или воспринимается органами  чувств.  "Конкрет-

ность"  предмета не создается в процессе его восприятия в сознание,  -

ни "чувственной" ступенью познания,  ни "рационально-логической". Важ-

ность этого положения мы увидим ниже.

     Естественно, что единственной логической формой,  в которой чело-

 

                                - 6 -

 

век может осознать объективную конкретность,  оказывается не абстракт-

ное "единство",  не абстракция,  выражающая лишь "общее" в явлениях, а

только  "единство  многоразличных  определений" - то есть система абс-

тракций,  сложная совокупность абстракций. Система абстракций и оказы-

вается  единственно  возможной  формой существования истины в сознании

человека. Сознание должно быть столь же сложным, сколь сложен предмет.

     Этим Маркс материалистически обосновывает то действительное поло-

жение,  что наука возможна только в форме системы категорий. Каждая из

этих входящих в ее состав категорий,  - каждое из "многообразных опре-

делений" - есть по  своему  объективному  содержанию  также  отражение

предмета - но только одностороннее его отражение.

     Поэтому "абстракция",  "абстрактное" - в противоположность "конк-

ретному" - это прежде всего категория, обозначающая одностороннее зна-

ние. При этом, естественно, безразлично - в какой субъективно-психоло-

гической форме это знание осуществляется,  - в речи или в форме живого

образа воображения,  в сухой научной формуле или в  виде  "наглядного"

представления, - с точки зрения логики сие совершенно безразлично, ибо

логика (в отличие от психологии) устанавливает свои различения с точки

зрения объективного содержания знания, а не с точки зрения той субъек-

тивно-психологической формы,  в которой это знание выражено.  И  хотя,

как мы это покажем, субъективная форма знания не остается чем-то внеш-

ним и безразличным к выражаемому в ней содержанию знания,  хотя  конк-

ретное  по содержанию знание и образует соответствующую себе форму,  -

тем не менее нет ничего ошибочнее различать "абстрактное" и  "конкрет-

ное"  знание с точки зрения субъективно-псхологической формы его выра-

жения.

     Только анализ  знания по его содержанию может показать - имеем ли

мы дело с "абстрактным" или с "конкретным" знанием. И здесь субъектив-

но-психологический  угол зрения на вещи должен быть строго отставлен в

сторону.

     Это -  важнейший  пункт взглядов Маркса на природу всех категорий

Логики,  в том числе и категорий абстрактного и конкретного.  Малейшая

путаница,  малейшая  нечеткость  в его понимании неизбежно повела бы к

смазыванию принципиальных различий между диалектической логикой  марк-

сизма-ленинизма и логикой старой, недиалектической.

     Чтобы в этом убедиться,  необходимо совершить экскурс  в  историю

философии,  в историю категорий абстрактного и конкретного как катего-

рий философии. От нее мы опять вернемся к анализу взглядов Маркса, как

 

                                - 7 -

 

к тому результату, к которому с железной необходимостью приводит исто-

рия философии.

 

           2. Термин "конкретное" и его историческая судьба

             (Метафизический способ мышления и эмпиризм)

 

     Традиция, дожившая до наших дней в ходячем словоупотреблении, за-

частую связывает "конкретность" с непосредственно-чувственным способом

осознания  вещей и явлений окружающего мира,  с чувственной полнотой и

наглядностью представлений о них.  В этом смысле  термин  "конкретное"

употребляется и в наши дни сплошь и рядом. Для этого имеются известные

основания, и было бы пустым педантством возражать против такого слово-

употребления. Беда не в этом. Беда начинается тогда, когда это словоу-

потребление намеренно или нечаянно переносят в философию -  здесь  оно

сразу приводит к неточности и к путанице.

     Употребляя термин "конкретное" как синоним чувственной нагляднос-

ти знания о предмете,  изображения предмета, редко отдают себе отчет в

том,  что это словоупотребление теснейшим образом (и исторически и  по

существу)  связано с давно отжившими свой век (а ныне ставшими реакци-

онными) системами философских взглядов на вещи и на процесс их  позна-

ния.

     Редко отдают себе полный отчет в том, что такое словоупотребление

предполагает,  в качестве молчаливо и бессознательно принимаемых пред-

посылок, целую систему гносеологических представлений.

     Классическую, то  есть  систематически продуманную во всех следс-

твиях форму, это понимание "конкретного" обрело в философии 17-18 вв.,

отразившей  решительный и широкий поворот к опытному исследованию при-

роды, поворот, совершавшийся в острой борьбе со схоластическими тради-

циями средневековой науки.

     На первых порах философия, отражавшая в обобщенной форме настрое-

ния  и практику современного ей естествознания и разрабатывавшая соот-

ветствующую теорию научного познания,  неизбежно должна была,  выражая

свои идеи,  пользоваться языком, созданным схоластикой. Все без исклю-

чения термины, которыми пользуются представители философии 17-18 вв. ,

ведут свое происхождение от той самой схоластики,  которую она оспари-

вает. С помощью тех же самых терминов выражаются полярно противополож-

ные взгляды.

     И - как это ни удивительно - понимание  "конкретного"  как  чувс-

 

                                - 8 -

 

твенно воспринимаемой полноты явлений, окружающих человека, ведет свое

происхождение вовсе не от материализма, а от средневековой схоластики.

     Термин "конкретное" в его первоначальном латинском значении озна-

чает попросту нечто сложное,  составленное, сращенное, смешанное. Сде-

лавшись термином философским,  войдя в обиход философского языка,  он,

естественно,  приобрел (уже на закате античного мира) и довольно опре-

деленное теоретическое содержание, зависящее каждый раз от той системы

взглядов,  которую с его помощью стали выражать. Характерное для хрис-

тианской  схоластики презрение к чувственно-данному миру отразилось на

судьбе термина таким образом,  что  им  стали  обозначать  "смертные",

"тленные", - составленные, а потому и обреченные на рассыпание единич-

ные вещи,  имевшие в глазах схоластической философии весьма  ничтожную

ценность.

     "Конкретному" - то есть чувственно воспринимаемому миру единичных

вещей,  миру смертному, тленному и презренному, схоластика противопос-

тавила мир нетленных бессмертных  умопостигаемых  "вечных"  сущностей,

царство рафинированного умозрения.  Отсюда как раз и происходит то ан-

тикварное почтение к "абстрактному", над которым впоследствии так едко

издевался Гегель.

     Молодая, полная сил наука,  начавшая вместе с  материалистической

философией разрушать устои средневекового мировоззрения и пользовавша-

яся на первых порах терминологией врага, придала и терминам "абстракт-

ное" и "конкретное" свой,  прямо противоположный по своему теоретичес-

кому содержанию смысл.

     "Конкретным" она  - как и схоластика,  называла по-прежнему те же

единичные вещи и явления. То есть смысл термина остался один и тот же,

- но содержание понятия оказалось прямо противоположным.

     Многообразный, чувственно-воспринимаемый человеком мир  единичных

вещей  и явлений стал теперь в глазах человека той единственно достой-

ной уважения и изучения реальностью, по сравнению с которой мир теоре-

тических формул оказывался лишь бледной тенью,  обедненным выражением,

слабым схематическим подобием,  очень несовершенным,  сухим и тощим  -

"абстрактным"...

     Да он и в самом деле был в то время именно  таким.  Наука  делала

лишь первые шаги, и накопленный ею багаж был несравнимо мал по сравне-

нию с тем, что предстояло ей сделать. Безбрежный океан природных явле-

ний и воодушевлял философию своим величием,  и одновременно оказывался

подавляющим масштабом для добытых знаний.

 

                                - 9 -

 

     "Конкретное" все теснее связывалось и в представлении людей,  и в

философской терминологии с образом бесконечного  разнообразия  явлений

окружающего мира,  того мира,  который человек видит, слышит, осязает,

обоняет, воспринимает всеми чувствами, данными ему опять той же приро-

дой.

     Но специальный анализ хода и результатов познания очень скоро об-

наружил,  что дело выглядит далеко не так просто,  как это может пока-

заться на первый взгляд. Все более обострявшаяся борьба материализма и

идеализма,  эмпиризма  и рационализма вскрыла целые комплексы,  узлы и

гнезда проблем, связанных с процессом отражения окружающего мира, мира

"конкретных"  вещей  в  сознании человека,  вынужденного сводить итоги

своих познавательных усилий в "абстрактные" теоретические формулы.

     И чем обширнее становилась область,  уже завоеванная знанием, ду-

ховно усвоенная человеком,  тем более возрастала роль уже накопленного

знания для дальнейшего продвижения вперед,  тем острее и острее стано-

вилась потребность уяснить взаимоотношение между миром вещей  и  миром

идей, взаимоотношение, с каждым днем все усложнявшееся, с каждым новым

успехом знания становившееся все непонятнее.

     Все более  и более четко определявшаяся тенденция эмпиризма в фи-

лософии, хотя и не совпадающая до конца с материализмом, но очень тес-

но  с ним связанная,  стала обнаруживать свою крайнюю недостаточность.

Все исторически неизбежные ограниченности эмпиризма как гносеологичес-

кой установки,  как принципиальной позиции в философии отразились, ес-

тественно,  и на толковании проблемы отношения абстрактного и конкрет-

ного.

     Согласно последовательно и систематически проведенному через  все

понимание эмпиризма человек посредством своим органов чувств восприни-

мает вещи именно такими, каковы они "на самом деле".

     Но уже сама реальная практика науки - не говоря уже о гносеологи-

ческих возражениях,  основывавшихся на тщательном анализе познаватель-

ных способностей человека, - свидетельствовала о другом.

     Материализм - если он хотел быть теорией,  соответствовавшей  ре-

альной практике познания, - не мог не быть механистическим материализ-

мом.  А это означало в итоге, что значение объективного качества явле-

ний  окружающего  мира  он вынужден был признавать только за протяжен-

ностью,  только за пространственно-временными  характеристиками  чувс-

твенно воспринимаемых вещей и явлений.

                                 ***

 

                                - 10 -

 

     (ПК! здесь Эвушка приписывает материализму лишнее - он действите-

ельно признавал  только ТЕЛА,  то есть только то,  что характеризуется

ПРОСТРАНСТВЕННОЙ ПРОТЯЖЕННОСТЬЮ. А эта абстракцтя ТЕЛА и требовала от-

каза от понятия ВРЕМЕНИ. Это так и не было "осознано" им до конца)

                                 ***

     Объективная реальность в представлении и Декарта,  и Гоббса - это

реальность геометрическая.  Все, что не может быть сведено к геометри-

ческим отношениям,  последовательно мыслящий механистический  материа-

лист  вынужден  истолковывать как продукт деятельности органов чувств,

не имеющий ничего общего с самими вещами,  - то есть как чисто субъек-

тивную иллюзию.

     Между миром вещей и миром научного знания  тем  самым  разглядели

промежуточное звено - чувственность - которая, если и не абсолютно ис-

кажает вещи, то во всяком случае показывает их не совсем такими, како-

вы они есть "на самом деле".  Чувственно-данный образ вещи - чувствен-

но-конкретный ее образ - предстал с этой точки  зрения  как  весьма  и

весьма  сильно субъективно окрашенная копия с бесцветного геометричес-

кого оригинала.  Задача мышления стала в связи с этим определяться уже

по-иному - для того чтобы добыть чисто объективное знание, нужно смыть

с чувственно-данного образа вещи  все  лишнее,  привнесенные  органами

чувств краски.

     Обеднение чувственно-данного образа вещи,  абстрактное извлечение

из него только геометрической формы уже оказывалось не уходом,  не от-

летом от истинной действительности,  а наоборот, первым приближением к

ней.

     Вся конкретная полнота вещи оказалась лишь субъективной иллюзией,

а мир вещей стал абстрактно-геометрическим.

     Абстрактное знание, заключенное в сухих математических формулах и

законах, опять начинает расцениваться - хотя и с прямо противоположных

позиций - как более  истинное,  нежели  "конкретное",  непосредственно

воспринимаемая органами чувств картина.  Любая единичная вещь начинает

пониматься как более или менее случайное сочетание одних и тех  же  во

всех случаях элементов, частичек, атомов.

     "Конкретное" опять утратило всякую цену в глазах науки и  филосо-

фии, отражавшей успехи научного познания. Иными словами, философия эм-

пиризма (поскольку она не отказывалась от материалистического  принци-

па) неизбежно,  волей-неволей, пришла к выводу, прямо противоположному

ее исходному убеждению.

 

                                - 11 -

 

     Последовательный эмпиризм исходит из того, что вне человека с его

органами чувств и с его мышлением находятся конкретные вещи и явления,

а "абстрактное" есть продукт человеческой головы,  нечто,  находящееся

только в мышлении.

     Но ведь  подлинный  смысл  его позиции оказывался в итоге как раз

обратным: вне  человека  существуют  только  абстрактно-геометрические

частицы,  сочетающиеся по абстрактно-математическим законам,  а "конк-

ретное" имеет место лишь в субъекте, лишь в его органах чувств, лишь в

его сознании...

     Путь науки и рисуется с этой точки зрения как  путь,  ведущий  от

конкретного  (как  неистинного,  как  субъективного) - к абстрактному.

Мышление смывает,  стирает с "конкретного" образа вещи все лишнее, все

привнесенные  чувственностью краски и тем самым добывает истинное зна-

ние, соответствующее объекту.

     В связи с этим находится и представление об анализе,  об индукции

как об основной форме деятельности разума.  От частного - к  общему  -

так идет, с точки зрения эмпирика, познание явлений. Акт выработки по-

нятия начинает рассматриваться крайне односторонне - как акт  отвлече-

ния "общего" от множества единичных случаев, как отыскание общего пра-

вила, которому подчиняются разнообразные явления.

     И совсем не случаен тот факт,  что эмпиризм и сенсуализм в теории

познания всегда обнаруживают более или менее  явственную  тенденцию  к

номинализму.  Любое понятие (кроме математических) по существу прирав-

нивается к общему термину,  выражающему или  сходство  или  чувственно

воспринимаемое  отношение  между вещами.  Критерием истинности понятия

тем самым оказывается его прямое соответствие чувственно  воспринимае-

мому образу вещи.

     И - поскольку эмпирик остается на позициях материализма,  и, сле-

довательно,  полагает, что истинное знание о природе выражается только

на языке чисел,  - он все остальные понятия истолковывает  только  как

общие термины,  служащие человеку для упорядочения "опыта", для удобс-

тва запоминания, для общения с другим человеком и т.д. и т.п.

     Понятие -  как  структурная единица,  как "клеточка" мышления тем

самым и приравнивается к выражению чувственно воспринимаемого сходства

между  единичными вещами в слове,  в речи,  в языке,  - а исследование

процесса образования понятия, как правило, сводится к анализу процесса

образования абстрактных имен.  В этом смысле очень характерны исследо-

вания Локка, родоначальника гносеологии односторонего эмпиризма.

 

                                - 12 -

 

     При этом неизбежно все логические категории растворяются в психо-

логических и даже в  грамматических.  Для  Гельвеция,  характернейшего

представителя материалистического сенсуализма, "метод абстракции" пря-

мо определяется как способ,  как способность "запоминания  наибольшего

количества вещей";  тот же Гельвеций видит в неправильном употреблении

имен одну из самых фундаментальных причин заблуждения.

     Нельзя не упомянуть,  что идеалистический вариант локковского эм-

пиризма, классическую форму которому придал Беркли, превращает все без

исключения  категории  и понятия в "слова",  за которыми нелепо искать

какого-либо реального смысла.  То же самое делает и Юм в своих  атаках

на такие категории, как причинность, необходимость и пр. Все они прев-

ращаются лишь в обозначения "общего" в идеалистически трактуемом "опы-

те".  Так  что субъективный идеализм Беркли и скептицизм Юма - это за-

конное дитя эмпиризма, - его слабости, систематизированные и принявшие

самостоятельный образ.

     Чрезвычайно характерно, что ни один из представителей эмпиризма и

сенсуализма  17-18  вв.  не внес ничего сколько-нибудь существенного в

разработку собственно логических проблем - в  исследование  закономер-

ностей  рациональной,  логической обработки чувственных,  эмпирических

данных.  Поскольку материалист-метафизик касается этой сферы,  все его

старания,  как  правило,  ограничиваются лишь тем или иным (чаще всего

психологическим) обоснованием справедливости,  применимости или негод-

ности старинных логических форм, вскрытых еще трудами Аристотеля.

     Это и неудивительно.  С точки зрения номиналистической  трактовки

проблемы понятия и невозможно всерьез поставить вопрос о специфических

законах и формах логического процесса,  процесса логической  обработки

опытных  данных,  потому что его точка зрения не дает даже возможности

четко отличить логический процесс от простого  пересказывания  эмпири-

ческих данных в речи, в формах языка, в словах и терминах.

     Ограниченность изложенной позиции выявилась уже простым сравнени-

ем ее с тем, что и как делало в процессе научного познания современное

ей естествознание,  реальное мышление, направленное на обработку чувс-

твенных эмпирических данных. Уже сам Локк приходит к вполне справедли-

вому выводу,  что целый ряд важнейших понятий не может  быть  оправдан

путем  показа  их соответствия тому общему,  которое можно усмотреть в

чувственно созерцаемых вещах,  не помжет быть  показан  как  отражение

чувственно воспринимаемого сходства множества единичных вещей. Обосно-

вать категорию "субстанции" с точки зрения материалистического сенсуа-

 

                                - 13 -

 

лизма и эмпиризма ему уже никак не удается.

     Но дело, конечно, заключалось не только в категории "субстанции",

а в том,  что логические представления,  развитые школой Локка,  соот-

ветствовали лишь  психологической  поверхности  реального  логического

процесса.  Вряд  ли удалось бы Локку философски обосновать и оправдать

правоту Коперника против Птоломея. Последний со своей системой гораздо

ближе соответствовал тому,  что человек ежедневно и еженощно созерцает

в виде "общего в опыте".  Принципиально невозможно оправдать  хотя  бы

один  из законов Ньютона тем,  что он правильно отражает общее в чувс-

твенно созерцаемых фактах.  Эмпирия свидетельствует как раз об  обрат-

ном.

     Все дело заключалось в том,  что позиция метафизического материа-

лизма не позволяла разглядеть подлинной реальности логического процес-

са как реальности общественно-исторической. Отдельный мыслящий и обоб-

щающий  чувственные факты индивид неведомо для него включен в сложней-

ший процесс развития знания,  обладающего законами,  которые как раз и

составляют  Логику человеческой мыслительной способности.  Но эта под-

линная реальность логического процесса остается вне сферы внимания ма-

териалиста-метафизика.

     Поэтому операция отвлечения общего, сходного, одинакового в чувс-

твенно-созерцаемых фактах на самом деле совершается в русле сложнейше-

го процесса, процесса общественно-исторического развития научного зна-

ния. Но  в  глубины  этого  процесса ни один материалист-сенсуалист не

заглядывал. Оставалась для него неведомой и действительная основа раз-

вития познания - процесс чувственно-практического овладения обществен-

ным человеком объективной реальности...

 

           3. Термин "конкретное" и его историческая судьба

                            (рационализм)

 

     Естественно, что  слабости  сенсуалистической  гносеологии  уже в

17-18 вв.  подвергались резкой и сокрушительной критике представителей

рационализма.

     Рационалисты всегда справедливо подчеркивали тот факт, что мышле-

ние человека, как высшая познавательная способность, никоим образом не

сводится к простой абстракции от эмпирических данных, к простому выра-

жению чувственно-созерцаемого общего в сознании, выраженному и закреп-

ленному для удобства запоминания в словах, терминах и предложениях.

 

                                - 14 -

 

     Наиболее умные  противники метафизического материализма в гносео-

логии (например,  Лейбниц), соглашаясь с тем, что мышлению свойственно

воспарять  от  чувственно-данного  многообразия  единичных вещей к его

абстрактному,  обесцвеченному,  обобщенному  выражению,  -  показывали

вместе с тем, что эта черта еще ровно ничего не объясняет в тайне мыш-

ления,  в тайне способности логически рассуждать,  логически обрабаты-

вать данные чувственного опыта.

     "Выводы, делаемые животными, в точности такие же, как выводы чис-

тых эмпириков, уверяющих, будто то, что произошло несколько раз, прои-

зойден снова в случае,  представляющем сходные,  - как им  кажется,  -

обстоятельства,  хотя  они и не могут судить,  имеются ли налицо те же

самые условия.  Благодаря этому люди так легко ловят животных, а эмпи-

рики так легко впадают в ошибки" [1].

                   [1] Лейбниц.  Новые опыты, с.48.

     Борьба философских  направлений  и  школ нового времени все четче

выявляла то обстоятельство,  что понятие - как  основная  элементарная

форма мышления - не может быть определено как зафиксированное в слове,

термине, названии  -  отражение  чувственно  воспринимаемого сходства,

тождества единичных вещей,  и что  способность  оперировать  понятиями

предполагает более глубокое представление о природе понятия.

     Решение вопроса об отношении абстрактного и конкретного, развитое

на основе метафизического понимания отношения мышления к  действитель-

ности,  неизбежно  отражало  в  себе  соответственно  недиалектическое

представление об отношении общего и единичного.  Более того, эти проб-

лемы  по  существу сливались в одну.  Под "конкретным" более или менее

безотчетно по-прежнему - как и  во  времена  схоластики  -  понималось

именно единичное,  индивидуальное, чувственно воспринимаемая вещь, яв-

ление,  событие, факт.

     Категории же общего и абстрактного при этом естественно  станови-

лись синонимами.

     "Конкретное" и "абстрактное" тем самым метафизически  распределя-

лись между двумя различными мирами.  Чувственно воспринимаемые единич-

ные вещи,  явления,  факты составляют согласно этому представлению мир

"конкретного", а идеальный мир, мир мышления, оказывается сотканным из

"абстракций".  Категория "конкретного" кажется уже совершенно неприме-

нимой к знанию, заключенному в мышлении. "Конкретным" объявляется лишь

такое знание, лишь такое "понятие", для которого можно отыскать непос-

редственный аналог в чувственной достоверности.  Поэтому путь осмысле-

 

                                - 15 -

 

ния чувственно-данных фактов,  процесс логической обработки  чувствен-

но-данной реальности,  и определяется с этой точки зрения как движение

от конкретного к абстрактному.  Абстратно общее в итоге предстает  как

цель деятельности мышления, направленного на отыскание истины, а логи-

ка как общая теория мышления неизбежно сводится  к  совокупности  фор-

мальных  правил  оперирования с абстрактными терминами,  и приобретает

тот вид,  который Кант с известным основанием посчитал окончательным и

не подлежащим дальнейшему усовершенствованию.

     Рационалистическая критика  позиций эмпиризма и номинализма в ло-

гике всегда отправлялась от того действительного  факта,  что  процесс

осмысливания чувственных данных никак не сводится к простому сокращен-

ному повторению того общего,  что можно подметить в  фактах,  открытых

эмпирическому созерцанию.  Против этого восставала сама практика науч-

ного познания.

     Позиция последовательного эмпиризма не давала никакой возможности

объяснить и обосновать хотя бы тот исходный тезис,  на основе которого

строилось все здание тогдашней науки,  - тезис о том, что лишь матема-

тически выражаемые формы бытия вещей суть единственно  объективные  их

формы. Этого положения методы эмпиризма доказать,  конечно,  были не в

состоянии.  Абсолютно необъяснимой оказалась  и  способность  человека

критически  относиться к показаниям органов чувств,  к данным созерца-

ния.  Если мышление понимается лишь как пассивный сколок с чувственных

данных,  как их сокращенное и обобщенное выражение, то эта способность

и в самом деле оказывается таинственной и необъяснимой.

     Такие категории,  как "субстанция",  "атрибут", "причина" и т.п.,

принципиально не могли быть объяснены в качестве простых отвлечений от

чувственно  созерцаемых  фактов,  в качестве простых эмпирических абс-

тракций, в качестве "наиболее общих" понятий.

     Отсюда и вытекало стремление рационалистов отыскать принципиально

иной источник образования понятий разума,  нежели  созерцание  фактов,

абстрактно-общих черт этих фактов.

     И поскольку рационалисты,  - как и их противники из лагеря  эмпи-

ризма,  - не видели той действительной основы, на которой реально воз-

никло и развилось мышление,  его категории и законы, принципы логичес-

кой деятельности,  - общественной практики,  - постольку рационального

решения проблемы не смог нащупать и рационализм.  Основные категории и

принципы логической деятельности, действительно несводимые к выражению

общего в чувственно-данных фактах,  приписывались в системах  рациона-

 

                                - 16 -

 

листической философии изначальной, вечной и несотворимой природе разу-

ма. Лучшего решения не смог, как известно, найти даже такой убежденный

материалист с сильнейшим стремлением к диалектике, как Бенедикт Спино-

за.

     Эмпиризм и рационализм с разных сторон подходили к одной и той же

трудности, взаимная критика и борьба между ними все четче выявляла эту

трудность,  все  настоятельнее  побуждая философскую мысль к поискам,-

пока, наконец,  не стало ясно,  что основной преградой, препятствующей

открытию тайны мышления, является метафизический способ мышления.

     Решающий поворот к правильной постановке вопроса поэтому и совер-

шился через критику тех общих методологических устоев, которые и раци-

онализм и эмпиризм одинаково и безотчетно принимали не задумываясь,  -

через выяснение того обстоятельства, что самое поле сражения между ни-

ми узко и ограничено.

     Узловой пункт развития философии,  пункт,  в котором началась са-

мокритика метафизического мышления,  самокритика,  подготовившая почву

для возникновения нового,  более высокого способа мышления - диалекти-

ки, - обозначает имя Канта.

 

                  4. Муки рождения диалектики. Кант.

 

     Всемирно-исторической заслугой немецкой  классической  философии,

ее  непреходящим рациональным зерном является именно детальная и осно-

вательная критика ограниченностей метафизического метода  мышления.  В

ней впервые,  - правда, сквозь мистифицирующую призму идеализма, фило-

софия разглядела связь явлений познания  с  активно-практической  дея-

тельностью общественного человека.  Величайшей заслугой родоначальника

немецкой классической философии - Канта - было его стремление и умение

подытожить  основные  принципиальные разногласия предшествующего фило-

софского развития,  придать им антиномическую остроту выражения, проа-

нализировать и выявить молчаливо и безотчетно принимаемые метафизичес-

ким мышлением предпосылки. Правда, на сами эти предпосылки Кант не по-

кушается:  более  того,  он увековечивает их как прирожденные свойства

разума. Но - выставив их перед сознанием в обнаженном виде, Кант - хо-

тел  он того или не хотел - объективно поставил вопрос об их преодоле-

нии.

     Принципы рационализма  и  эмпиризма,  непримиримо противостоявшие

ранее друг другу в виде борющихся систем, благодаря Канту превратились

 

                                - 17 -

 

в  антиномии внутри одной,  внутри его системы.  Резкий метафизический

разрыв теоретического и практического разума, опытных и априорных суж-

дений,  анализа и синтеза,  общего и единичного, целого и части - весь

комплекс противоречий,  к которым  неизбежно  приходит  метафизическое

мышление, Кант выставил перед философией как решающую проблему.

     Философия Канта и сыграла в истории философии  свою  роль  прежде

всего как трезвая и беспощадная исповедь метафизического метода мышле-

ния перед самим  собой,  перед  своими  собственными  фундаментальными

принципами,  до тех пор принимавшимися безотчетно и некритически.  Для

правильной постановки вопроса об отношении абстрактного и  конкретного

кантовская  критика  подготавливала  почву прежде всего своим анализом

антиномий,  заключенных в категории общего и индивидуального,  части и

целого,  простого и сложного и других категориях, непосредственно свя-

занных с проблемой абстрактного и конкретного,  а также своим разделе-

нием  суждений на опытные и априорные,  на аналитические и синтетичес-

кие.

     Ядро проблемы способности мыслить Кант,  как известно, усмотрел в

тайне априорных синтетических суждений,  суждений,  содержащих в  себе

нечто большее, чем просто выражение "общего" в созерцаемых явлениях, а

именно - гарантию всеобщности и необходимости. Тем самым Кант отставил

в сторону - как не представляющий ничего трудного и загадочного - воп-

рос о способности активно подмечать общее в эмпирических фактах и фик-

сировать его в форме абстрактного термина.  Этим Кант высказывает лишь

ту простую истину,  что придать чувственно-данному явлению абстрактное

выражение - еще не значит познать его.  Тут пока нет еще ничего нового

по сравнению с аргументами Лейбница против эмпирической  теории  поня-

тия, образец которых мы приводили выше.

     Канта интересует другое:  на какие основания опирается  мышление,

когда оно на основании ограниченного (конечного) круга чувственно-дан-

ных фактов делает обобщение,  претендующее на всеобщее  и  необходимое

значение, "бесконечное" обобщение? То есть: если согласиться с гносео-

логией Локка-Гельвеция,  согласно которой понятие вырабатывается в ка-

честве абстракции от единичных случаев,  данных созерцанию,  то встает

следующий вопрос - где гарантия на тот счет, что с любым обобщением не

может вдруг случиться такой неприятности,  какая произошла с суждением

"все лебеди белы"?  Где гарантия всеобщности и необходимости  суждения

"все тела природы протяженны"? Итак, даже в том случае, если обобщение

может быть истолковано как абстракция от образов созерцания, как общее

 

                                - 18 -

 

в этих образах,  то главная теоретико-познавательная проблема еще впе-

реди.  Она заключается в анализе оснований, согласно которым можно от-

делить чисто случайное "общее" от такого общего,  которое представляет

интерес для науки,  от общего, необходимо принадлежащего вещам, данным

в созерцании.  Но на этот счет созерцание,  как таковое, не может дать

ответа. Всегда остается возможность, что в тысяче первом случае свойс-

тво, постоянно наблюдавшееся ранее, вдруг окажется отсутствующим...

     Еще острее проблема выступает при анализе таких обобщений,  кото-

рые  уже  невозможно  оправдать  как непосредственное выражение общего

между вещами и явлениями,  данными в созерцаии,  обобщений,  в которых

содержится  знание,  прямо противоречащее общему в образах созерцания.

     Положение физики Галилея-Ньютона, согласно которому тело, к кото-

рому приложена постоянная сила,  движется с ускорением, в эмпирическом

опыте,  в фактах, открытых эмпирическому созерцанию, не оправдывается.

     Общему в  опыте гораздо больше соответствует Аристотелевское мне-

ние о постоянстве скорости такого тела.

     Закон Ньютона  оказывается  истинным  лишь при отвлечении от ряда

условий,  которых "на самом деле", эмпирически, отключить нельзя.

                                 ***

     (ПК! Как можно совместить В ОДНО ЦЕЛОЕ как  утверждение  Ньютона,

так и  утверждение Аристотеля?  На это вопрос НЕТ ОТВЕТА у современной

теоретической физики. Обнажим до предела СУЩЕСТВО ДЕЛО:

     Если на тело ДЕЙСТВУЕТ СИЛА, то

     - оно двигается с ПОСТОЯННОЙ СКОРОСТЬЮ;

     - оно двигается с ПОСТОЯННЫМ УСКОРЕНИЕМ?

     Где Вы, физики-теоретики?)

                                 ***

     Кант вплотную подходит к выводу, что подлинная задача логического

анализа теоретических обобщений,  подлинная задача Логики  как  науки,

заключается в выявлении категориальных оснований, как высших оснований

теоретического обобщения, теоретической абстракции, - чем и подготовил

почву  для гегелевской логики.  Но категории Логики - такие категории,

как сущность, явление, общее, индивидуальное, целое, часть и т.д., - в

максимальной мере обнаруживают трудность, совершенно непреодолимую для

метафизического мышления:  они уже никак не могут быть объяснены и оп-

равданы  как простое выражение "общего" в чувственно-созерцаемых явле-

ниях. В этом убедился уже Локк в своих попытках проанализировать кате-

горию "субстанции".

 

                                - 19 -

 

     Подлинным основанием  этих категорий - что показали впервые Маркс

и Энгельс - является не созерцание, а чувственно-практическая деятель-

ность общественного человека, целесообразная деятельность, активно из-

меняющая внешний мир.  И критика Канта,  расшатавшая "точку зрения со-

зерцания", поставила вопрос о связи теоретической деятельности субъек-

та с деятельностью целенаправленного изменения чувственно-данного мира

явлений. И в этом свете совершенно по-новому предстала перед философи-

ей проблема познания в целом и проблема связи абстрактного и  конкрет-

ного, в частности.

 

      5. Проблема конкретного в идеалистической диалектике Гегеля

 

     Гегель, завершивший дело Канта,  Фихте и Шеллинга,  самой логикой

вещей был подведен к необходимости диалектически  поставить  вопрос  о

соотношении  теоретической абстракции с чувственно-данной реальностью.

Сама чувственно-данная человеку реальность впервые была осознана им  с

исторической точки зрения,  как продукт истории,  как продукт деятель-

ности самого человека.  Но этот анализ сразу же вскрыл  дополнительные

трудности, решение которым сам Гегель дал по существу идеалистическое.

     Проанализируем его позицию.  Рассматривая абстрагирующую деятель-

ность субъекта,  Гегель сразу же отмечает ее зависимость от активного,

от практического отношения человека к миру  вещей,  событий,  явлений,

фактов.  В этом отношении чрезвычайно показательна его малоизвестная у

нас работа "Wer denkt abstrakt?" ("Кто мыслит абстрактно?").  Написан-

ная в стиле газетного фельетона и явно  имитирующая  способ  изложения

философских вопросов французскими материалистами, эта статья остроумно

и популярно излагает фундаментальные идеи  гегелевской  "Феноменологии

духа".

     Гегель прежде всего  снисходительно  вышучивает  то  антиквартное

почтение к "абстрактному", которое основывается на представлении о на-

учном мышлении как о некоей таинственной области,  вход в которую дос-

тупен лишь посвященным и недоступен "обыкновенному человеку,  живущему

в мире "конкретных вещей".

     "Мыслить? Абстрактно?  - Спасайся кто может!" - пародирует Гегель

реакцию читателя,  воспитанного в духе таких взглядов,  на приглашение

поразмыслить над проблемой абстрактного и конкретного.

     На ряде забавных притч-анекдотов Гегель иллюстрирует свою  мысль:

нет ничего легче, чем мыслить абстрактно. Абстрактно мыслит каждый, на

 

                                - 20 -

 

каждом шагу, и тем абстрактнее, чем менее образованно, развито его ду-

ховное Я,  - и,  наоборот, вся трудность заключается в том, чтобы мыс-

лить конкретно.

     "Ведут на казнь убийцу, - рассказывает Гегель. - Для обычной пуб-

лики он - убийца и только.  Дамы, может статься, отметят, что убийца -

сильный и красивый мужчина.  Публика найдет это замечание отвратитель-

ным - как,  убийца красив?  как можно мыслить столь превратно, назвать

убийцу красивым?  сами, должно быть, не лучше! - Это проявление нравс-

твенной испорченности,  царящей в высших  кругах,  -  прибавит,  может

быть,  священник,  привыкший  заглядывать в глубину вещей и сердец.  -

Знаток людей,  напротив,  рассмотрит ход событий, сформировавший этого

преступника,  откроет в истории его жизни,  в его воспитании,  влияние

дурных отношений между отцом и матерью,  обнаружит,  что когда-то этот

человек за более легкий проступок был наказан с чрезмерной суровостью,

ожесточившей его против гражданского порядка,  его первое противодейс-

твие последнему, превратившее его в отщепенца и в итоге сделавшее путь

преступления единственно возможным для него  способом  самосохранения.

Публика, - доведись ей услышать все это, - воскликнет: он хочет оправ-

дать убийцу!

     Вспоминается же  мне,  как  в дни моей молодости некий бургомистр

жаловался на сочинителей,  которые дошли-де до того, что пытаются пот-

рясать  основы христианства и правопорядка;  один из них даже защищает

самоубийство.  Ужасно,  неслыханно ужасно!  - Из дальнейших расспросов

выяснилось, что он имеет в виду страдания молодого Вертера..."

     "Это и называется мыслить абстрактно,  - резюмирует Гегель,  - не

видеть в убийце ничего сверх того абстрактного,  что он убийца,  и га-

сить в этом простом качестве все остальные качества человеческого  су-

щества".

     "Совсем иное - сентиментальное,  изысканное высшее общество Лейп-

цига.  Оно  осыпало  цветами и увивало венками колесо и привязанного к

нему преступника. Это - опять-таки абстракция, хотя и противоположная.

Христиане любят выкладывать крест розами, или, вернее, розы крестом, -

сочетать розы и крест.  Крест есть очень давно превращенная в  святыню

виселица, колесо. Теперь он утратил одностороннее значение орудия бес-

честящей казни,  и совмещает в одном образе высшее страдание и  глубо-

чайшее  унижение  с  радостнейшим  блаженством  и божественной честью.

Крест же лейпцигцев,  увитый фиалками и чайными розами, есть примирен-

чество в духе Коцебу, способ неопрятного лобызания сентиментальности с

 

                                - 21 -

 

дрянью..."

     "Эй, старая, ты торгуешь тухлыми яйцами, - сказала покупательница

торговке. - Что? - возразила та. - Мои яйца тухлые? Сама ты тухлая! Ты

мне смеешь говорить такое про мой товар? Ты? У которой папашу вши зае-

ли,  мамаша с французами шашни водила,  а бабка померла в  богадельне!

Ишь,  целую простыню на свой платок извела! Известно, небось, откуда у

тебя все эти шляпки да тряпки! Не будь офицеров, такие, как ты, не ще-

голяли бы в нарядах.  Порядочные-то женщины больше за домом смотрят, а

таким,  как ты,  самое место в каталажке! Заштопай лучше дырки на чул-

ках!  - Короче говоря,  торговка ни единого зернышка в ней не заметит.

Она мыслит абстрактно,  и подытоживает все,  начиная со шляпки покупа-

тельницы и кончая платками и простынями, вкупе с папашей и прочей род-

ней - исключительно в свете того преступления,  что та посмела назвать

ее яйца тухлыми.  В ее глазах все окрашивается в цвет этих тухлых яиц,

тогда как те офицеры, о которых упоминает торговка (если они, конечно,

имеют сюда какое-нибудь отношение - что весьма сомнительно), наверное,

предпочли бы заметить совсем иные вещи..."

     "У австрийцев  положено  бить солдата и солдат поэтому - каналья.

Ибо тот,  кто обладает лишь пассивным правом быть битым,  и  есть  ка-

налья. Рядовой в глазах офицера и имеет значение абстрактной отвлечен-

ности некоторого долженствующего быть битым субъекта; с которым госпо-

дин  в униформе и с темляком вынужден возиться,  хотя это занятие хуже

горькой редьки..."

     В этом  рассуждении  Гегеля  и в подборе иллюстраций к нему можно

обнаружить все характерные черты его концепции,  - диалектики, основы-

вающейся  на объективно-идеалистическом понимании вопроса об отношении

мышления к чувственно-данной реальности,  - концепции,  развернутой  в

"Феноменологии духа". Нетрудно заметить, что Гегель, в отличие от сво-

их предшественников,  прекрасно видит  и  все  время  подчеркивает  ту

связь,  которая  существует  между  простейшей абстрагирующей деятель-

ностью и практически-целенаправленным отношением человека к миру окру-

жающих его вещей и явлений. При этом абстрагирующий субъект у Гегеля -

уже не отвлеченный гносеологический робинзон,  а человек,  совершающий

свою  духовную  деятельность  внутри  определенной системы отношений с

другими людьми, как и в самом акте познания, в акте духовной обработки

чувственно-данных фактов, действующий как член общества.

     Этот принципиально новый угол зрения на  явления  познания  сразу

открывал для философии горизонты и перспективы, неведомые предшествен-

 

                                - 22 -

 

никам Гегеля, в том числе ближайшим - Канту, Фихте и Шеллингу. Плодот-

ворнейшим  образом сказался этот новый подход и на постановке проблемы

отношения абстрактного к конкретному.

     Гегель с  самого  начала  (в теоретически-систематической форме в

"Феноменологии духа",  а в популярной в приведенных выше рассуждениях)

подходит  к  исследованию мышления как к исследованию особой формы ду-

ховной деятельности общественно-исторического субъекта, старается пос-

тигнуть его как исторически-развившуюся общественную реальность. Логи-

ка предстает с этой точки зрения как наука о формах и законах развития

специфически человеческой способности мыслить. С этим тесно связано то

обстоятельство,  что мышление перестает казаться  таинственно-эзотери-

ческим занятием избранных,  творческой силой гения, - каким его предс-

тавил Шеллинг, открыв тем самым традицию иррационализма в новейшей фи-

лософии.

     Наука, научное мышление в системе  Гегеля  выступает  как  высшая

ступень развития "обыденного" мышления, и не случайно Гегель ищет клю-

чи к важнейшим логическим проблемам в  анализе  обычнейших  умственных

операций,  производимых всяким и каждым ежедневно и ежечасно. Он неда-

ром очерчивает общие контуры своего  понимания  вопроса  об  отношении

абстрактного к конкретному на материале мышления уличного зеваки,  ры-

ночной торговки,  старухи из богадельни, армейского офицера и тому по-

добных  персонажей.  С анализа подобной же стадии развития способности

логически мыслить начинается и "Феноменология духа".

     Гегель (как  мы уже отметили) резко подчеркивает то обстоятельст-

во, что характер абстрагирующей деятельности человека всегда находится

в  зависимости от общества,  от целой системы развитых обществом усло-

вий,  внутри и посредством которых она,  абстрагирующая  деятельность,

совершается.  Именно общество, - а не отвлеченный инивид, не абстракт-

ное гносеологическое "Я", - вырабатывает и те формы, в которые отлива-

ется  абстрагирующая  деятельность индивида,  и цель,  в свете которой

происходит абстрагирование общих  образов;  именно  общество  в  целом

представляет  перед индивидом тот чувственно-данный материал,  который

абстрагирующая деятельность обрабатывает; именно общественное развитие

ставит индивида в определенное отношение к чувственно данному материа-

лу;  короче говоря, и абстрагирующий субъект и обрабатываемый им чувс-

твенный  материал  предстают  с этой точки зрения в качестве продуктов

развития совокупного  общественно-исторического субъекта,  абсолютного

субъекта-субстанции, - как в итоге называет его Гегель.

 

                                - 23 -

 

     Формы становления этого абсолютного субъекта и есть,  по  Гегелю,

предмет Логики как философской теории.

     Уже та простейшая форма, в которую отливается неизбежно абстраги-

рующая деятельность индивида - слова языка,  речь, - ставит для произ-

вола индивидуального субъекта строгие границы,  не  зависящие  от  его

произвола. При переводе чувственно-данной конкретности в формы речи, в

словесное бытие,  индивид определен со стороны общества. Однозначность

взаимопонимания здесь выступает как субъективный критерий правильности

абстрагирования.

     Но на акт абстрагирования сильнейшее - и даже доминирующее - вли-

яние оказывают высшие этажи духовного строя - моральные, правовые, ре-

лигиозные  и  тому подобные общественные нормы,  вплоть до логических.

Последние чаще всего не осознаются абстрагирующим индивидом,  а коман-

дуют  им  как бы исподтишка,  за его спиной,  а субъектом некритически

принимаются за самоочевидные формы самого чувственно-предлежащего  ма-

териала. Общественная природа и реальность абстрагирующей деятельности

- вот что было вскрыто Гегелем в идеалистической  форме  представления

об "абсолютном субъекте-субстанции" всякого знания.

     Фрагмент, пространно процитированный нами  выше,  раскрывает  еще

одну важнейшую и характернейшую черту гегелевского подхода к  проблеме

абстрактного  и  конкретного.  Это - идеалистически абсолютизированное

понимание того факта,  что чувственно-предлежащий человеку мир вещей и

явлений есть  не  вечная,  не исторически данная самой природой реаль-

ность,  пассивно отражаемая столь же неисторически толкуемой чувствен-

ностью,  а  прежде  всего - продукт чувственной деятельности самого же

человека. При этом сама чувственно-практическая деятельность понимает-

ся Гегелем по существу идеалистически, как деятельность, опредмечиваю-

щая моральные,  правовые,  религиозные,  художественные нормы, своеко-

рыстные интересы или логически добытые истины.

     В примерах,  фигурирующих  в  фельетоне "Кто мыслит абстрактно?",

персонажи мыслят и говорят о таких чувственно-данных предметах,  явле-

ниях  или  событиях,  которые очень легко истолковать как "отчужденные

образы сознания".  Отрубленная голова правонарушителя, крест христиан,

темляк австрийского офицера и т.д. и т.п. - все это суть действительно

продукты сознательной деятельности общественного  человека,  "опредме-

тившей" в них определенные правовые, моральные, религиозные или нравс-

твенные нормы.

     То есть - подлинным основанием абстракций,  производимых персона-

 

                                - 24 -

 

жами анекдотов,  оказываются именно общественно принятые нормы, тради-

ционно принимаемые индивидуальным сознанием как нечто само по себе ра-

зумное и разумеющееся. И это потому, что они прежде всего овеществлены

в самом чувственно-данном предмете.  Любой чувственно-данный предмет в

гегелевской феноменологии сознания истолковывается  как  продукт  дея-

тельности другого человека, или, точнее, как продукт деятельности всей

совокупности других людей. Предметная чувственно-данная реальность ут-

рачивает  тем  самым свое самостоятельное значение и предстает в итоге

только как предметное бытие человека для человека, как сознательно или

бессознательно овеществленная цель человека.

     В этой концепции - как и вообще у Гегеля -  гениальное  прозрение

органически переплетено с ложно-идеалистической подосновой. И этой по-

досновой является прежде всего общее понимание деятельности  человека,

как деятельности,  с самого начала руководящейся чисто духовными моти-

вами.  Об этом мы подробнее будем говорить ниже.  Пока постараемся как

можно тщательнее выявить рациональное зерно его постановки вопроса.

     Поскольку предмет понимается как предметное  бытие  человека  для

человека,  как выраженная в вещи духовная индивидуальность другого че-

ловека,  постольку и бытие человека для человека  истолковывается  как

предметное бытие.  Дух сообщается духу только через вещи,  через чувс-

твенное бытие.  Непосредственное общение индивидуальных духов - грубые

представления о магнетизме,  спиритизм и т.п.  - Гегель, если и не от-

вергает с порога,  то во всяком случае не придает им серьезного значе-

ния для теоретического понимания вопроса.

     Но далее как раз и начинается специфический идеализм  гегелевской

"Феноменологии духа".  Первой и исторически и логически формой "опред-

мечивания" человека, превращение духовного "Я" в предметное, чувствен-

но  воспринимаемое бытие для другого человека,  а тем самым и для себя

самого - первый акт превращения человека в человека - Гегель  усматри-

вает в пробуждении способности давать имена, названия.

                                 ***

     (ПК! Способность давать имена - возникновение человеческой РЕЧИ -

порождается ПОТРЕБНОСТЬЮ в совершенствовании  орудий!  Вот  где  место

открытия О.М.Юня!)

                                 ***

     Пробуждение этой способности в его концепции  предшествует  любой

другой  форме превращения идеального бытия субъекта в чувственно-пред-

метное бытие, воспринимаемое другим человеком.

 

                                - 25 -

 

     Чувственно-практическая же деятельность, изменяющая формы, данные

природой, - общественным труд в марксовом понимании этого понятия, - в

системе Гегеля выступает как следствие, как производное от способности

давать чувственно-данным образам имена.  Реальная картина тем самым  и

перевертывается. Дух оказывается способным конструировать царство абс-

трактных имен до того и независимо  от  того,  что  человек  чувствен-

но-практически  овладевает  независимым  от него и вне его находящимся

предметным миром, занимается общественным трудом.

     Сам чувственно-материальный  труд предстает как реализация духов-

ных стремлений субъекта,  - вместо того, чтобы быть основой и источни-

ком этих стремлений,  каковой он является на самом деле,  и что вскрыл

впервые лишь Маркс в своей критике гегелевской "Феноменологии духа".

     Итак, язык,  речь, способность давать вещам имена и сообщать дру-

гому Я свои чувственные впечатления, в системе философии духа у Гегеля

предшествует  любой  другой форме деятельности общественного человека.

Эта идеалистическая исходная точка дедукции человеческих  способностей

тесно связана с идеализмом всей гегелевской системы.

     Способность абстрагировать "общее" у чувственно-созерцаемых вещах

и  фиксировать его в форме общепонятного наименования оказывается пер-

вой формой бытия духа как духа.  Беспрестанная повторяемость какого-то

образа  в  поле  чувственности  и  у  Гегеля оказывается первоначально

единственной основой становления духа,  первоначально выступающего как

"царство имен" [1]. [1]  См.: Гегель. "Реальная философия", с.

     Почему неоднократное  повторение одинаковых чувственных впечатле-

ний вызывает в человеческом  интеллекте  процесс  образования  царства

имен, общих образов, зафиксированных соответствующими словами, - этого

Гегель сколько-нибудь рационально объяснить не  в  состоянии.  В  этом

пункте  его решение носит по существу чисто словесный характер:  пото-

му-де, что такова природа духа, как "высшей потенции" мироздания...

     Критика гегелевской  феноменологии сознания,  приведенная Марксом

на заре становления диалектико-материалистической философии, неизменно

направляется на этот решающий пункт его системы - на извращенное идеа-

листическое понимание вопроса об отношении всех форм духовной деятель-

ности  человека  - к деятельности чувственно-практической,  к процессу

реального производства материальной жизни общества.

                                 ***

     (ПК! Я упоминаю Юня потому, что он дал сразу определение ВСЕОБЩЕ-

ГО ТРУДА,  являющегося ТВОРЧЕСКИМ.  Труд у Маркса,  особенно тот,  что

 

                                - 26 -

 

создает стоимость, АБСТРАКТНЫЙ. Это и порождает ряд трудностей.)

                                 ***

     Совершающееся в процессе общественного труда изменение предметных

форм, реальное (а не идеальное) чувственно-практическое очеловечивание

природы выступает как действительная основа и источник всех без исклю-

чения человеческих способностей,  в том числе и способности  логически

мыслить.  Именно в процессе материального труда, руководящегося самыми

"грубыми" материальными потребностями,  и  возникает,  согласно  Марк-

су-Энгельсу,  элементарная  форма теоретической деятельности - способ-

ность сосредоточивать внимание на  повторяющихся  явлениях,  важных  с

точки  зрения  человека,  отличать их от всех других и фиксировать эти

повторяющиеся явления в виде устойчивых и общепонятных наименований.

                                 ***

     (ПК! Первые слова человеческой речи - это звуковые сигналы,  ука-

зывающие на такие СВОЙСТВА ОРУДИЙ, которые ПОДЛЕЖАТ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЮ,

- что является другим выражением для их "общественной значимости")

                                 ***

     Этим и  был совершен решающий шаг на пути конструктивного преодо-

ления гегелевской концепции возникновения и развития духа со всеми его

способностями.

     Маркс и Энгельс уже в своих ранних произведениях тщательно  проа-

нализировали  проблему возникновения сознания ("духа"),  и противопос-

тавление их понимания,  сложившегося уже к 1845  году,  -  гегелевской

концепции  дает возможность довольно четко очертить материалистический

вариант диалектики возникновения и развития сознания - той проблемати-

ки,  которая  рассматривалась Гегелем в "Феноменологии" и в "Философии

духа".

 

              6. Слово и абстракция, как форма сознания.

 

     "Феноменология духа",  как известно, начинается с анализа "непос-

редственного  знания",  "чувственной достоверности".  Гегель тщательно

показывает  диалектическое  противоречие  простейшего  акта  познания,

простого перевода образа созерцания в словесное выражение, в словесное

бытие,  в высказывание. Слово, речь, язык, высказывание - это действи-

тельно первая общественная форма,  в которую отливается индивидуальное

восприятие,  первая общественная форма духовного усвоения мира челове-

ком.

 

                                - 27 -

 

     Здесь сразу же сказывается,  что богатство индвидуально восприни-

маемого образа находится в обратном отношении к реальному общественно-

му значению слова.  Слова "это" и "здесь",  непосредственно выражающие

(точнее - обозначающие) неповторимую конкретную вещь,  явления, - ока-

зываются с точки зрения их реального общественного содержания настоль-

ко пустыми, настолько незаполненными определенным содержанием, что под

них можно подвести абсолютно любую чувственно-данную вещь.

     Гегель констатирует здесь вполне реальное противоречие простейше-

го познавательного акта,  совершаемого общественным индивидом. Индиви-

дуальное  сознание,  сознание  единичного человека,  интересует Гегеля

лишь постольку и ровно постольку,  поскольку через его  познавательную

деятельность  реализуется процесс общественного духовного усвоения ми-

ра. Наименование, слово, высказывание - действительно представляют со-

бой первый фильтр, сквозь который процеживается индивидуально-неповто-

римое содержание восприятия в превращении в общественно осознанное со-

держание.  Все  то в моем индивидуальном восприятии,  что не поддается

выражению в слове, остается моим сугубо личным достоянием, и не входит

в сокровищницу общественного сознания.  Иначе говоря, оно остается вне

сферы процесса общественного сознания,  познания, не обретает никакого

отношения к нему.

     Но одновременно все то, что Я не могу выразить в форме речи, выс-

казать  в форме,  понятной другому,  Я и сам не осознаю в качестве об-

щественного индивида,  в качестве человека.  Все это не входит и в со-

держание моего Я как общественного Я.

     Этот момент гегелевского анализа Маркс и  Энгельс  расценили  как

глубоко рациональный.  "Сознание...  с самого начала есть общественный

продукт и остается им, пока вообще существуют люди". Сознание не выра-

жающееся в речи,  и не есть сознание.  Первой общественной реальностью

сознания является именно язык,  речь.  "...Язык ЕСТЬ практическое, су-

ществующее  и  для  других людей и лишь тем самым существующее также и

для меня самого (курсив мой.- Э.И.), действительное сознание..." [1].

         [1]  К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.3, с.29. 2-е изд.

     "Осознать" и выразить для себя самого,  а  следовательно,  и  для

других,  в общественно развитых формах,  в формах общественного созна-

ния, - это и с точки зрения Маркса и Энгельса одно и то же.

     (Мы не  касаемся  здесь  вопроса  о том,  что слова языка не есть

единственная первичная форма общественного сознания,  что  общественно

сознавать человек может и в формах эстетического отражения,  например.

 

                                - 28 -

 

Язык слов важен для нашей темы именно потому,  что именно он  является

предпосылкой логического, теоретического мышления, и одновременно эле-

ментарной формой,  в которой совершается процесс теоретического освое-

ния действительности).

     Итак, Гегель исходит в "Феноменологии  духа"  из  того  реального

факта,  который  полностью  оценен и основоположниками диалектического

материализма,  - из того факта,  что речь, язык есть первая реальность

ОБЩЕСТВЕННОГО сознания и что общественно осознать=суметь выразить (хо-

тя бы "про себя") созерцаемый факт в речи.

                                 ***

     (ПК! Это Декарт перевел в правило: пиши текст как бы для публика-

ции и при его написании - сам ПОЙМЕШЬ то, над чем ДУМАЕШЬ.)

                                 ***

     Перевести образ чувственно созерцаемой или чувственно представля-

емой вещи,  явления, факта, события в форму речи, в форму высказывания

- это и значит довести до своего собственного сознания этот факт,  это

явление, это событие, эту вещь. Неважно, конечно, произношу ли я вслух

или "про себя" соответствующие слова.  Важно то, что я в образе созер-

цания и представления активно выявляю, выделяю, отвлекаю те его черты,

которые принципиально поддаются передаче с помощью слов,  наименований

и могут быть в случае нужды высказаны другому.  Язык, словарный запас,

прежде всего,  есть та форма,  в которой и посредством которой человек

получает возможность отражать мир в качестве  общественного  человека,

общественно осознавать его,  отражать мир вещей и явлений с точки зре-

ния общественного человека,  а не с точки зрения биологически-антропо-

логической.

     Усваивая способность говорить и  понимать  речь,  усваивая  слова

родного языка и формы обращения с ними, индивид в самом акте отражения

начинает вести себя как общественно определенный индивид.  Более того,

он  начинает вести себя так и в акте непосредственно чувственного поз-

нания.  Он научается в самом акте созерцания,  в самом акте  выработки

чувственного  представления  улавливать  в воспринимаемом его органами

чувств объекте прежде всего те его черты, стороны, качества, отношения

и т.д.,  которые уже получили свое общепринятое обозначение, научается

концентрировать свое внимание прежде всего на тех сторонах  окружающей

его  действительности,  осознание  которых важно и интересно - так как

необходимо - с точки зрения того общественно производящего свою  жизнь

коллектива, к которому индивид принадлежит.

 

                                - 29 -

 

     В этом и заключена тайна феномена сознания как специфически чело-

веческой - общественной - способности.  Индивид, приобщаясь через язык

к общественной реальности сознания,  в самом  акте  отражения  как  бы

раздваивается.  С одной стороны он имеет перед собой чувственно данный

ему мир вещей, а с другой - систему форм общественного выражения этого

чувственно данного мира, общественно осознанный мир, духовно усвоенный

мир.

     Задача человеческого  осознания  мира тем самым приобретает слож-

ный,  неведомый животному характер. Сфера общественного сознания, иде-

альный  мир противостоит индивиду как особая реальность,  с которой он

должен считаться как с чем-то вполне независимым от  его  произвола  и

капризов. Слова, из которых соткан этот идеальный мир, имеют значение,

совершенно от его произвола независимое. Чтобы осознать явление, инди-

вид  вынужден  целенаправленно  подобрать в арсенале словарного запаса

строго соответствующие слова,  чтобы с их помощью  довести  до  своего

собственного общественно значимого сознания чувственно-предлежащую ре-

альность.

     Но выразить чувственно-данное явление в речи - это значит,  хочет

того или не хочет индивид,  сознает он то или нет,  - произвести  абс-

тракцию, придать явлению абстрактное выражение.

     Абстрактно поэтому вообще всякое сознание.  Осознать,  довести до

сознания  чувственно-данный факт - это значит волей-неволей произвести

абстракцию. Сознание абстрактно уже потому, что оно органически сраще-

но с речью,  словом.  А слово способно выражать только "общее", только

повторяющееся.  Для единожды случившегося, для абсолютно неповторимого

индивид  попросту не найдет в арсенале словарного запаса соответствую-

щего наименования. Если он его придумает сам, его никто не поймет.(!!)

 

                  7. Механизм сознания и абстракция

 

     Сознательное отношение субъекта к окружающему его миру - в  отли-

чие от условно-рефлекторной,  бессознательной формы его отражения моз-

гом животного - можно образно представить наподобие того,  что  и  как

делает художник-портретист.

     Живописец, как известно,  ставит перед собой и модель, и холст на

подрамнике,  а затем начинает целенаправленно приводить изображение на

холсте - к сходству,  к соответствию с моделью.  Портрет  или  пейзаж,

возникающий на холсте,  есть отражение, образ модели. Но это отражение

 

                                - 30 -

 

- как и сама модель - находится вне художника,  как предмет и  продукт

его деятельности. Сам он - как субъект деятельности - сравнивает изоб-

ражение с моделью со стороны,  с третьей позиции.  И предмет изображе-

ния,  и  изображение предмета противостоят ему как два вне его находя-

щихся предмета, сравнимые между собой.

     Механизм человеческого  сознания целиком подобен этому отношению.

И это - не аналогия: художественное отражение есть одна из форм созна-

тельного отражения, его характерный вид.

     В форме речи человек точно так  же  противополагает  самому  себе

свое  собственное сознание,  переводит НА ЭКРАН ОБЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ

индивидуально воспринятые им впечатления. Выраженные в речи, индивиду-

альные  впечатления  приобретают  такую форму,  в какой они становятся

сравнимы с предметом.  На этой основе и становится возможной неведомая

животному способность критического отношения к собственным впечатлени-

ям.

     У животного  этого нет - оно безотчетно сливается с образом вещи,

явления,  события, отпечатавшемся в его мозгу, в его отражательном ап-

парате, в системе условных рефлексов.

     Посмотреть на самого себя со стороны - приобрести самосознание  -

животное поэтому и не может.  У него нет средства,  с помощью которого

оно могло бы взглянуть на самого себя со стороны, с точки зрения более

высокой, нежели индивидуальная.

     Человек же отличает себя от впечатления, которое произвел на него

предмет, факт, событие, - противополагает это впечатление самому себе,

ставит его перед собой и проверяет - соответствует ли оно предмету  на

самом деле?

     Это и значит, что человек создает представление о вещи. На многих

языках  "представление"  и  означает нечто,  поставленное перед собой,

представленное.

     Сознавая вещь (событие,  факт, вообще всякую вне субъекта находя-

щуюся реальность),  человек вырабатывает представление о ней, - и этот

акт,  акт выработки сознательного представления,  заключает в себе всю

тайну сознания.

     Недаром вся  философия  Фихте и Шеллинга отправлялась от проблемы

представления как от самой загадочной и необъяснимой  с  точки  зрения

созерцательно-метафизической теории отражения вещи.

     Нетрудно понять,  указывали и Фихте и Шеллинг,  что предмет может

отпечатлеть свой образ в другом предмете, - в частности в человеческом

 

                                - 31 -

 

мозгу.  Трудно понять другое - как и почему человеческий мозг приобре-

тает способность различить себя от этого образа,  противопоставить его

самому себе и тем самым обрести сразу и сознание предмета,  и сознание

самого себя, образ своего собственного действия - "самосознание".

     Сложный механизм, образующий сознание, способность представления,

- это самая сложная реальность, с которой имеет дело человек. Сознание

есть действительно высший и сложнейший продукт природного и обществен-

ного развития, и неудивительно, что понять его рационально, без мисти-

ки удалось лишь на очень высокой ступени развития науки и философии.

     Как, в  силу  какой необходимости возникло и развилось сознание -

этого не смогли, как известно, понять ни Фихте, ни Шеллинг, ни Гегель,

- это вообще возможно сделать только на почве материализма,  и не вся-

кого, а только диалектического.

     Но они своими трудами подготовили торжество материализма и в дан-

ном вопросе прежде всего тем,  что описали очень скрупулезно  и  точно

факты, касающиеся диалектики возникновения и развития сознания.

     Человек как субъект отражательной деятельности (а не  просто  как

объект  внешних  воздействий,  пассивно  воспринимающий  впечатления и

действия извне) и на самом деле ведет себя в акте осознавания так, как

это описывает "Феноменология духа". Осознавая чувственные впечатления,

он не просто страдательно и пассивно их испытывает в себе,  не  просто

"переживает" некоторое изменение внутри себя. Он их осознает - то есть

совершает по отношению к ним особого рода деятельность.

     В ощущении человек всецело пассивен, всецело определен со стороны

предмета,  воздействующего на его органы чувств.  Но в акте  осознания

этих ощущений - он по существу активен,  он производит идеальное дейс-

твие - он целенаправленно сосредоточивает внимание на одних  ощущениях

и "не обращает внимания" на другие,  отличает важное от неважного, су-

щественное - от несущественного и таким образом вырабатывает сознание,

представление о вещи, чувственно-данной ему через органы чувств.

     Но уже сама способность сосредоточивать внимание на  определенных

сторонах действительности, способность активно рассматривать факты, то

есть отражать их по-человечески,  - органически сращена  с  речью,  со

способностью выражать впечатления в слове.  Без слова, без речи невоз-

можно само сознание,  как особого рода деятельность субъекта. Слова (а

следовательно, и абстракция) поэтому и оказываются подлинным опосредс-

твующим звеном между неосознанным - и осознанным,  - той призмой, пре-

ломляясь  сквозь которую,  чувственные впечатления (физиологически со-

 

                                - 32 -

 

вершенно одни и те же у человека,  что и у животного)  превращаются  в

осознанные чувственные впечатления, в представления.

                                 ***

     (ПК! Для тех, кто проходит курс физтеха, надо очень ОТДЕЛЬНО ДРУГ

ОТ ДРУГА, выставить ОЩУЩЕНИЕ (чувство), ВОСПРИЯТИЕ (соотнесение наблю-

даемого со словом), ПРЕДСТАВЛЕНИИЕ (словесное описание воспринятого).

                                 ***

     Для того чтобы осознать чувственно-данные факты, человек вынужден

активно и целенаправленно рассматривать их,  должен активно и целенап-

равленно подбирать в словарном запасе  родного  языка  соответствующие

слова или, наоборот, в фактах активно подмечать такие стороны, которые

имеют уже соответствующие наименования, "подводятся" под известные по-

нятия, категории.

     Этим и отличается процесс отражения,  происходящий в голове чело-

века - от процесса отражения,  свойственного животному, - своим созна-

тельным характером.

     А вовсе  не тем,  что человек способен производить абстракции,  а

животное - нет.

     Бессознательные абстракции производит,  не осознавая того,  и жи-

вотное. Условный рефлекс представляет собой абстракцию чистейшей воды,

- он тоже фиксирует только неоднократно повторяющееся, только "общее".

Это обстоятельство,  как известно,  резко и категорически  подчеркивал

Энгельс [1],  а И.П.Павлов показал как экспериментально констатируемый

факт.

     [1] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.14, с.43О. "Нам общи с животными

все виды рассудочной деятельности:  индукция,  дедукция, следовательно

также абстракция (родовое понятие четвероногих и двуногих)...".

     Так что абстракция сама по себе,  абстракция как таковая вовсе не

представляет собой чего-либо специфического для человека.

     Как таковая,  абстракция - это попросту отражение "общего", неод-

нократно повторившегося факта,  явления, отношения между вещами и т.д.

и т.п.  в мозгу - в системе условных рефлексов, в первой или во второй

сигнальной системе - безразлично.

     Больше ничего об абстракции как о таковой сказать  нельзя  -  это

вообще  очень  несложная с философской точки зрения вещь (хотя и очень

сложная с точки зрения физиологии).

     В физиологии она как таковая и может подвергаться очень детально-

му анализу.  Как сложную реальность ее может рассматривать и  психоло-

 

                                - 33 -

 

гия. Но в логике способность фиксировать "обще", неоднократно повторя-

ющееся,  то есть производить абстракцию как таковую,  -  рассматривать

было бы нелепо - это вообще не предмет логики как науки.

     В логике рассматривается не просто абстракция, а сознательно про-

изводимая абстракция. Сознательное же отношение к абстракции предпола-

гает, как мы уже выяснили, что сама абстракция делается предметом осо-

бого рода деятельности.

     Человек не просто производит абстракцию (это делает и  любое  жи-

вотное),  а  фиксирует ее в слове,  и в форме слова противополагает ее

себе самому, как предмет особого рода идеальной деятельности, как иде-

альный  "предмет",  с которым он может производить определенные созна-

тельные действия.

     В этой  форме  абстракция  и становится предметом логики.  Но это

сразу создает крайне своеобразный угол зрения на вещи,  - логику инте-

ресует не слово само по себе,  а нечто иное - выражающееся с помощью и

в форме  слова - СОЗНАНИЕ,  законы его специфического развития.  Этого

обстоятельства, например, не понял Фейербах в своих попытках критичес-

ки  преодолеть  гегелевскую  постановку вопроса.  Не видя ОБЩЕСТВЕННОЙ

ПРИРОДЫ и реальности СОЗНАНИЯ, он и не мог дать конструктивной критики

гегелевской  феноменологии.  Именно  поэтому его критика феноменологии

поражает удивительной беспомощностью,  неспособностью  выявить  рацио-

нальное зерно гегелевской концепции - диалектическое понимание отноше-

ния индивидуального сознания - к общественному ("родовому"), единично-

го - ко всеобщему, абстрактного к конкретному.

     В своих  попытках  опровергнуть аргументацию "Феноменологии духа"

Фейербах констатирует:  "В начале феноменологии мы прямо наталкиваемся

на противоречие между словом, представляющим нечто общее, и вещью, ко-

торая всегда единична".  Дальнейшие аргументы Фейербаха остроумны,  но

крайне  неглубоки.  Все они сводятся к тому,  что единичная чувственно

воспринимаемая вещь есть нечто более реальное,  нежели слово.  Но этим

ничуть  не затрагивается та реальная проблема,  которая здесь на самом

деле была поставлена Гегелем - проблема общественного характера позна-

ния мира индивидом.

     Реальность общественного сознания, то есть сознания как такового,

осуществляется в индивидуальной голове через речь. Все то, что индивид

не может перевести на язык слов, он не может перевести и в сферу чело-

веческого, общественного сознания, не доводит и до своего собственного

человеческого сознания.  Поэтому Фейербах и здесь опровергает Гегеля с

 

                                - 34 -

 

очень слабой позиции - признавая индивидуальное антропологически-чувс-

твенное бытие человека как нечто "более реальное",  нежели его общест-

венное бытие, реализующееся в сознании именно через речь, через слово.

                                 ***

     (ПК! Факт ОБЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ - труден для восприятия,  но его

"ощущение" принимает  мистический  вид  - вид некоего "информационного

поля", которым и пытаются заменить сам факт существования  именно  ОБ-

ЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ,  существенно отличного от "личного, индивидуаль-

ного".)

                                 ***

     Реальная проблема,  рассматриваемая в "Феноменологии  духа",  это

вовсе не проблема отношения между единичной вещью и словом, выражающим

общее,  - как ошибочно полагает Фейербах.

     На самом деле это проблема отношения индивидуального и обществен-

ного моментов в сознании человека, внутренней диалектики развивающего-

ся сознания.

     Но с общественной точки зрения слово как форма общественного соз-

нания не только не менее "реально", чем единичное восприятие единичной

вещи  единичным индивидом,  - но обладает гораздо более устойчивой об-

щественной реальностью хотя бы потому, что в нем выражаются в обобщен-

ной форме миллиарды единичных восприятий единичных вещей.

     Гегеля в "Феноменологии духа" интересует ведь не  слово  само  по

себе.  Слово его интересует только как та ближайшая форма, через кото-

рую реализуется общественный момент в индивидуальном сознании. От сло-

ва  и его отношения к чувственной достоверности Гегель сейчас же пере-

ходит к рассмотрению диалектического отношения между индивидуальным  и

общественным  моментами  внутри единичного сознания,  а Фейербах так и

застревает на абстрактном противопоставлении слова как  "общего",  как

"абстрактного" - единичной "конкретной" вещи.

     С точки зрения абстрактного индивида он так и не сходит.  Общест-

венная ткань сознания поэтому для него кажется чем-то иллюзорным,  чем

то менее реальным, нежели антропологически толкуемая чувственность от-

дельного индивида.  Единичное отношение индивида к единичной вещи, не-

посредственно осуществляющееся через  непосредственную  чувственность,

для  него  представляется единственной достоверной реальностью,  а об-

щественное отношение человека к совокупному миру вещей,  - в  сознании

индивида  осуществляющееся  именно  через слово,  - превращается в его

глазах в чистую абстракцию, в фантом, обладающий чисто идеальным, а не

 

                                - 35 -

 

реальным существованием.

     Точка зрения "созерцания индивида", как исходная точка зрения Фе-

йербаха,  не дает возможности разглядеть за "абсолютным субъектом" фе-

номенологии  реального  общественно-исторического  субъекта познания и

деятельности,  - общественно производящего свою материальную жизнь со-

вокупного, КОЛЛЕКТИВНОГО СУБЪЕКТА, ОБЩЕСТВЕННОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО.

     Но этот "СУБЪЕКТ" - как показали Маркс и Знгельс -  не  менее,  а

БОЛЕЕ "РЕАЛЕН", чем абстрактный ИНДИВИД Фейербаха.

     А слово есть  как  раз  элементарная,  чувственно  воспринимаемая

"предметная" реальность общественного сознания. По отношению же к этой

реальности первичным является общественное же бытие вещей и  людей,  а

не единичная вещь, чувственно данная индивиду.

     Чувственное созерцание индивида  на  деле  всегда  осуществляется

внутри  и посредством общественного отношения человеческого общества к

миру вещей,  активно изменяемому человеком  в  процессе  общественного

производства. Процесс общественного отношения человека к вещам поэтому

и в гносеологии Маркса-Энгельса предстает как нечто по существу  "пер-

вичное" по отношению к индивиду.  ОБЩЕСТВО В ЦЕЛОМ, в совокупности его

отношений к миру вещей,  ПЕРВИЧНО по отношению к каждому из индивидов,

по отношению к его индивидуальному человеческому взаимодействию с еди-

ничной вещью. Все это для Фейербаха попросту не существует. Поэтому он

и не может разглядеть "рационального зерна" гегелевской феноменологии,

мистифицирующей как раз эту -  общественно-человеческую  -  реальность

отдельного сознания.

     В начале Феноменологии раскрыто как раз противоречие между сугубо

индивидуальным  характером  чувственного  восприятия  вещей  отдельным

"абстрактным" индивидом - и реализующимся через его познавательную де-

ятельность общественным процессом осознания этих вещей.  В слове впер-

вые индивид переводит индивидуальное восприятие вещи в форму,  в кото-

рой происходит процесс общественного осознания, в форму, в которой че-

ловек доводит до другого человека - а лишь тем самым и  для  самого  -

общественно  значимое содержание своего индивидуального представления.

Иначе говоря,  эта операция совпадает с первым актом восприятия вещи в

общественное сознание,  или просто в сознание, так как иного сознания,

кроме общественного, в природе нет и быть не может.

     "Невыразимое" в речи для Гегеля совпадает (и тут он прав) - с не-

осознанным. Поэтому он и противополагает чувственную полноту индивиду-

ального образа - его выражение в речи,  которое по необходимости "абс-

 

                                - 36 -

 

трактно".  Абстрактно не слово само по себе.  Абстрактно сознание еди-

ничного человека,  начинающего путь познания чувственно данных ему ве-

щей.

                                 ***

     (ПК! Я сказал бы так - каждый человек уже "забыл",  что его учили

и говорить и понимать речь еще в детстве.  Именно в детстве,  вместе с

речью, он и освоил тот мир,  который и называется ОБЩЕСТВЕННО-ОСОЗНАН-

НЫМ ИМ через речь.  И его "индивидуальный мир" лишь бледный след "ВСЕ-

ОБЩЕГО ОБЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ",  которое и противостоит его "индивиду-

альности" с его "особенной" Личностью.)

                                 ***

     Первый акт  восприятия  чувственно-данного  факта  в общественное

сознание,  или просто в человеческое сознание, и совпадает с актом об-

разования сознательной абстракции.  Естественно, что первый шаг созна-

вания переводит в сознание крайне ничтожную  долю  того,  что  человек

воспринимает своими органами чувств, то есть чисто физиологически.

     Подытожим сказанное.  С точки зрения диалектики, исходящей из об-

щественного характера субъекта познания, интересна и важна не абстрак-

ция как таковая,  не просто "абстракция" и процесс ее возникновения, а

абстракция особого рода - сознательно образуемая абстракция,  как спе-

цифически человеческая форма отражения.

     Иными словами, вопрос о возникновении и развитии способности про-

изводить абстракции,  в форме и с помощью которых совершается познание

объективной реальности человеком, переносится в план исследования про-

цесса развития сознания,  - форм сознания,  под контролем которых осу-

ществляется процесс образования абстракции и действия с нею.

 

                     8. Чувственность и сознание

 

    Теоретическая оценка этого обстоятельства ставит  анализ  процесса

познания перед новой трудностью,  перед проблемой, которая оказывается

роковой для любой формы материализма, кроме диалектического. Это проб-

лема отношения чувственности и сознания. В этом плане показателен при-

мер того же Фейербаха,  который видит эту проблему,  остро высказывает

ее - и не в состоянии решить ее иначе, как идеалистически.

     Этим камнем преткновения  созерцательно-метафизического  материа-

лизма, теории отражения, исходящей из точки зрения "абстрактного инди-

вида",  оказывается проблема отношения чувственности как таковой,  как

 

                                - 37 -

 

физиологического аппарата, в общем и целом тождественного и у человека

и у животного - к сознанию,  общественной природы которого философ со-

вершенно  не понимает.  Фейербах понимает,  что в существе,  в котором

проснулось сознание,  происходит качественное изменение всего  отража-

тельного аппарата в целом,  что сама чувственность такого существа на-

чинает воспринимать мир по-иному,  что глубоко изменяется сам характер

чувственного восприятия.

     "На животного производят впечатление только непосредственно необ-

ходимые для жизни лучи солнца, на человека - равнодушные лучи отдален-

ных звезд", - констатирует Фейербах в начале "Сущности христианства".

     Животное действительно  "видит" только то,  что имеет отношение к

его непосредственной физиологической потребности, характерной для того

биологического вида,  к которому оно принадлежит. Равнодушные, "беспо-

лезные и безвредные" лучи отдаленнейших  звезд  отражательный  аппарат

животного попросту не фиксирует,  они бесследно проскальзывают по сет-

чатке его глаза, не оставляя никакого следа в системе условных рефлек-

сов, - хотя физиология животного и не ставит никакой преграды для это-

го.

     Фейербах далее  прекрасно  понимает,  что  философское  понимание

чувственности, как ступени познания, вовсе не совпадает с естественно-

научным,  с  физиологическим  ее пониманием,  что философию интересует

вовсе не чувственность как таковая, не те ее законы, которые совершен-

но одинаковы у человека с животным,  - а специфически человеческий ха-

рактер чувственного восприятия.  Последний же тесно связан с процессом

ОСОЗНАНИЯ ЧУВСТВЕННЫХ ДАННЫХ.

     "Вижу ли я без сознания или вовсе ничего не вижу - это одно и  то

же.  Только  осознанное зрение есть действительное зрение или действи-

тельность зрения",  - справедливо говорит Фейербах. В состав чувствен-

ного знания действительно входят лишь осознанные чувственные впечатле-

ния. Все те ощущения, которые проскользнули мимо сознания, не доведены

до  сознания,  не  оставили следа в сознании,  - не являются и фактами

познания,  не являются чувственными данными.  Поэтому акт  превращения

ощущений в сознательно воспринимаемые чувственные данные предстает как

сложнейший акт деятельности,  в котором принимает участие общественная

природа человека. В сознание воспринимается лишь то, что сознание спо-

собно вобрать. Последнее положение представляет собой на первый взгляд

лишь тавтологию.  Но под этой тавтологией кроется большая проблема,  с

которой Фейербах, например, совершенно не в состоянии справиться.

 

                                - 38 -

 

     "Конкретность" сознательно воспринимаемых чувственных данных ока-

зывается поставленной в прямую зависимость от высоты  развития  созна-

ния, СПОСОБНОСТИ СОЗНАВАТЬ.

                                 ***

     (ПК! Рижские экскурсоводы жалуются на "латышские" группы, так как

в латышском  языке  "не  хватает  терминов" для названия архитектурных

форм и деталей.)

                                 ***

     Первобытный человек "видит" с сознанием гораздо меньше,  чем сов-

ременный индивид. Это значит, что в самом созерцании вещь отражается в

голове современного человека гораздо полнее,  гораздо богаче,  гораздо

"конкретнее",  чем в голове первобытного человека. Способность челове-

чески созерцать совпадает  со  способностью  осознавать  в  обществен-

но-развитых формах чувственно предлежащую реальность.

     Но проблема развития способности сознавать, сознательно восприни-

мать абсолютно неразрешима с позиций созерцательно-метафизического ма-

териализма. Если количество и качество сознательно воспринимаемых впе-

чатлений  зависит от высоты развития сознания,  от высоты развития ду-

ховной культуры,  то чем же в таком случае  определяется  сама  высота

развития  культуры?  От количества и качества чувственных впечатлений,

воспринятых субъектом, - ответит материалист-метафизик, попадая в тав-

тологический круг.

 

           9. Чувственность, абстракция и общественный труд

 

     Единственно рациональный выход из трудностей, связанных с пробле-

мой развития сознания, был найден Марксом и Энгельсом. Высота развития

способности  "видеть с сознанием" была поставлена ими в зависимость от

высоты развития ОБЩЕСТВЕННОГО БЫТИЯ человека, то есть от высоты разви-

тия системы чувственно-практических отношений человека к миру вещей, к

природе.

                                 ***

     (ПК! В моих лекциях это величина ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ Ц[t])

                                 ***

     Только на  этой основе и удалось философии сделать действительный

шаг вперед по отношению к гегелевской "Феноменологии духа", удерживав-

ший все ее рациональное зерно.

     По-иному предстала с этой новой точки зрения и проблема отношения

 

                                - 39 -

 

чувственно-данной  "конкретности" - к ее абстрактному выражению в соз-

нании.  Сама способность сознательно фиксировать "общее"  в  чувствен-

но-данных  фактах  была поставлена в зависимость от процесса чувствен-

но-практической деятельности человека,  а не от чувственного  созерца-

ния, как у Фейербаха.

     Маркс и Энгельс установили,  что в самом чувственном сознании че-

ловека  предмет отражается лишь постольку,  поскольку он так или иначе

включен в процесс производства материальной жизни человеческого  рода,

функционирует в нем и составляет его объективное условие.

     Сама способность сознательно фиксировать "общее" и закреплять его

в  виде "имени" уже не предполагается в виде изначально присущей субъ-

екту способности, а выводится как следствие из процесса активной прак-

тической деятельности, из труда.

     Именно повторение ПРАКТИЧЕСКИХ ОПЕРАЦИЙ с  вещами  внешнего  мира

ВЫЗЫВАЕТ  К ЖИЗНИ  СПОСОБНОСТЬ "теоретически" относиться к этим вещам,

давать известному классу вещей общественно значимое наименование и  на

его основе сознательно отличать эти вещи от всех других.

                                 ***

     (ПК! Как  раз здесь и следует поместить "примитивную" научно-экс-

периментальную практику  получения  экспериментальных  таблиц   и   их

"СВЕРТКИ" - до элементарных формул.  Связь экспериментальной "свертки"

с ее тензорным аналогом. Здесь же и должна быть получена первая табли-

ца связей ПРИЧИНА-СЛЕДСТВИЕ,  в форме связи СИЛА-ЕЕ ПРОЯВЛЕНИЕ.  Это и

будетт скалярная таблица ВОЗДЕЙСТВИЕ-ОТКЛИК.)

                                 ***

     Акт производства абстракций сознания первоначально непосредствен-

но  вплетен в процесс активно-практической деятельности с вещами внеш-

него мира. Человек вначале отвлекает от чувственно данных вещей именно

такое "общее" в них,  которое непосредственно важно с точки зрения не-

посредственных человеческих потребностей.  Это - исходная точка "Фено-

менологии духа", рассматриваемой с позиций диалектического материализ-

ма.

     Но Маркс  не  только нащупал эту верную исходную точку.  Он дал и

анализ ограниченности сознания,  всех его способностей, вырастающих на

основе  непосредственно  практического отношения к миру вещей.  Созна-

тельное отражение вещей с точки зрения  непосредственных  потребностей

еще само по себе никак не объясняет высшей способности человека - спо-

собности вырабатывать теоретическое знание,  способности логически об-

 

                                - 40 -

 

рабатывать  чувственные данные,  способности критического отношения ко

всей совокупности эмпирически полученных чувственных  данных.  Человек

начинает  с активно практического отношения к предметам внешнего мира,

и внутри этого отношения развивает способность вырабатывать  абстракт-

ные образы, фиксируемые в наименованиях.

     "Но это словесное наименование лишь выражает в виде представления

то,  что повторяющаяся деятельность превратила в опыт,  а именно,  что

людям,  уже живущим в определенной общественной связи (это - предполо-

жение,  необходимо вытекающее из наличия речи),  определенные  внешние

предметы служат для удовлетворения их потребностей" [1].

     [1] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч.,т.ХV, с.463, 1-е изд.

 

     Характер абстракции на этой ступени развития сознания целиком оп-

ределяется точкой зрения непосредственной потребности,  непосредствен-

ной полезности определенного круга вещей для человека,  крайне субъек-

тивной точкой зрения.

                             !!!!!!!!!!!!

     Но этим еще никак не объясняется способность мыслить  как  особая

форма духовной деятельности,  с развитием обособляющаяся в специальную

область разделения труда,  в науку,  центральной специфической задачей

которой оказывается объективное познание вещей такими, каковы они суть

сами по себе,  вне и независимо от человека с его  целями,  желаниями,

потребностями и влечениями. Не объясняется этим, следовательно, и спе-

цифический характер научных абстракций, понятий, категорий.

                             !!!!!!!!!!!!

     Но эта способность в системе Маркса-Энгельса столь же рационально

объясняется с той же точки зрения на человека, как на общественно-про-

изводящее  свою  жизнь существо.  Именно развитие и усложнение системы

разделения труда,  системы  форм  чувственно  практического  отношения

субъекта  к объективной реальности вызывает и дальнейшее развитие соз-

нания вплоть до высшей его сферы - сферы теоретического мышления.

     Поскольку основной формой отношения человеческого субъекта к объ-

екту становится производство предметов общественной потребности,  а не

потребление предметов,  данных природой,  постольку и возникает новое,

более сложное отношение субъекта к объективной реальности.

     В процессе  производства  человек  вынуждается считаться с такими

свойствами предметной реальности,  которые уже не находятся  в  прямом

отношении к непосредственной потребности человека.  Предмет, вовлечен-

 

                                - 41 -

 

ный человеком в процесс производства материальной жизни,  ведет себя в

этом  процессе сообразно своим собственным,  объективным закономернос-

тям. Образно выражаясь, предмет заставляет человека познать себя, зас-

тавляет человека выработать и соответствующие органы объективного поз-

нания.

     И чем сложнее становится общественный процесс материальной жизни,

чем больше и больше становится сфера природы,  активно усваиваемая че-

ловеком  в процессе труда,  тем большее и большее значение приобретает

задача СОЦИАЛЬНОГО ТЕОРЕТИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ,  осознания  вещей  такими,

каковы они суть вне и независимо от человека.

     Связь с  практикой,  с  непосредственно практическим отношением к

вещи при этом,  разумеется, не утрачивается; но теория приобретает от-

носительно  самостоятельное  значение  и даже обособляется в настолько

особую область разделения общественного труда,  что утрачивает в конце

концов  всякую  внешнюю видимость связи с непосредственно практической

деятельностью.

                                 ***

     (ПК! Вот точное место описания научно-экспериментальной  деятель-

ности ОБЩЕСТВЕННОГО ЧЕЛОВЕКА - НАУЧНОГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА.)

                                 ***

     Понадобились тысячелетние   усилия  философии,  чтобы  обнаружить

действительную,  далеко опосредованную связь научно-теоретической дея-

тельности  - с чувственно-практической деятельностью,  непосредственно

усваивающей предметную реальность.

     Этот реальный  факт  - факт диалектического характера связи обеих

областей деятельности общественного человека - в философии  выступает,

в частности,  и в виде проблемы отношения теоретической абстракции - к

абстракции "практической", к абстракции, вырабатываемой непосредствен-

но внутри процесса чувственно-практического овладения миром обществен-

ным человеком.

     Высшую форму  своего развития способность теоретически относиться

к данным непосредственной чувственности обретает, как известно, в нау-

ке.  Именно в науке все характерные специфические черты теоретического

сознания выступают с наибольшей отчетливостью  и  чистотой.

                             !!!!!!!!!!!

     Философия поэтому  не случайно разрабатывала проблему теоретичес-

кого сознания непосредственно на материале научного мышления, а Логику

развивала как ТЕОРИЮ НАУЧНО-ТЕОРЕТИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ.

 

                                - 42 -

 

                              !!!!!!!!!!

     Но это  обстоятельство  было  чревато  дополнительной опасностью.

Ведь именно в науке теоретическая  деятельность  сознания  приобретает

такой характер,  что попытка прямо и непосредственно свести ее к выра-

жению чувственно-практической активности человека,  минуя все сложней-

шие опосредующие звенья,  приводит к грубой вульгаризации и в итоге не

дает возможности понять теоретическое мышление как особую форму духов-

ной  деятельности,  несводимую к простому выражению "общего" в эмпири-

ческом опыте. Отсюда прямо отправляется тенденция - в максимальной ме-

ре выраженная иррационалистическими течениями, в частности - классиком

иррационализма Шеллингом.

     Иррационализм вообще,  пример тому Шеллинг,  отправляется,  как и

любая,  даже самая вздорная философская концепция, от реального факта.

В  данном  случае это тот факт,  что процесс образования теоретической

абстракции ("понятия") управляется  более  сложными  законами,  нежели

процесс  образования  эмпирической абстракции.

     Иррационализм вообще и начинается там,  где от констатации  этого

справедливого факта переходят к утверждению, что эти более сложные за-

коны вообще рационально непостижимы и не могут быть выявлены и  зафик-

сированы.

     Способность мыслить подлинно теоретически в связи с этим и толку-

ется как такая способность, которой ни научить, ни научиться нельзя, -

как интуиция особого рода,  подобная вдохновению художника.

     Иррационализм поэтому и есть не что иное, как тот же агностицизм,

только примененный к проблеме самого теоретического мышления.

 

     Шеллинг перешел к иррационализму там,  где он капитулировал перед

трудностью  и  сложностью  им  же  самим выявленной реальной проблемы,

проблемы законов мышления,  которым подчиняется теоретический процесс.

Но в этом пункте как раз и принял от него эстафету Гегель.

     Так или иначе,  но немецкая классическая философия (в том числе и

Шеллинг)  объективно поставила вопрос о необходимости выявить и рацио-

нально выразить ЗАКОНЫ,  объективно управляющие процессом  образования

научных понятий,  ЗАКОНЫ,  несводимые к законам "рассудочной" деятель-

ности.

     Различение "рассудка" и "разума",  установленное в связи с этим в

немецкой классической философии,  имело огромное значение для проблемы

абстрактного и конкретного познания.  Поэтому следует специально оста-

 

                                - 43 -

 

новиться на нем.

 

                       1О. "Рассудок" и "разум"

 

     Осознавая чувственные впечатления,  развитый индивид всегда поль-

зуется  не только словами,  не только формами языка,  но и логическими

категориями, формами мышления. Последние, как и слова, индивидумом ус-

ваиваются в процессе его человеческого образования, в процессе овладе-

ния человеческой культурой, развитой обществом до, вне и независимо от

него.

     Процесс усвоения категорий и способов обращения  с  ними  в  акте

познания происходит по большей части совершенно бессознательно. Усваи-

вая речь,  усваивая знания, индивид незаметно для себя усваивает и ка-

тегории, в них заключенные. При этом он может не сознавать, что он ус-

ваивает именно категории. Он может далее пользоваться этими категория-

ми в процессе переработки чувственных данных,  опять-таки не сознавая,

что он  пользуется "категориями".  Он может даже обладать ложным о них

сознанием и тем не менее обращаться с ними все-таки в  соответствии  с

их природой, а не вопреки ей.

     Это похоже  на то,  как современный человек,  не имеющий никакого

представления о физике и электротехнике, тем не менее пользуется слож-

нейшим радиоприемником,  телевизором или телефоном. Бедным и абстракт-

ным представлением о том,  как надо управлять аппаратом,  он, конечно,

должен обладать.  Но этот аппарат - несмотря на это - будет вести себя

в его руках так же, как он вел бы себя в руках электротехника. Если он

будет обращаться с ним не так,  как его научила инструкция или знающий

человек,  он не добьется желаемого результата. Иными словами, его исп-

равит практика.

     То же самое происходит и с категориями.  Человек может усвоить  о

них совершенно ложное представление,  почерпнув его,  скажем, из книги

Локка.

     Он может думать, что категории - это просто "наиболее общие" абс-

тракции, самые пустые "слова". Но пользоваться ими он все же будет вы-

нужден  так,  как  того требует их подлинная природа,  а не его ложное

представление о ней.  В противном случае его властно  поправит  та  же

практика.

     Правда, практика в данном случае совершенно особого рода.  Это  -

практика познания, практика познавательного процесса, практика идеаль-

 

                                - 44 -

 

ная.  Обращаясь в познании с категориями не в соответствии с их  дейс-

твительной природой, а вопреки ей, в соответствии с ложным представле-

нием о ней,  индивид попросту не придет к такому знанию о вещах, кото-

рое необходимо для жизнедеятельности в современном ему обществе.

     Общество - критикой ли,  насмешкой ли или просто силой - заставит

его обрести такое сознание о вещах, на основе которого действует с ни-

ми общество,- такое знание, которое получилось бы и в его голове в том

случае, если бы он в познании действовал "правильно", общественно-раз-

витым способом.

     Жизнь в обществе принуждает индивида всегда, до того как он прис-

тупает к практическому действию,  "поразмышлять" над целью и способами

своих  предстоящих действий,  принуждает его прежде всего вырабатывать

правильное сознание о вещах, с которыми он собирается действовать.

     И способность "размышлять",  прежде чем реально действовать, спо-

собность действовать в идеальном плане в соответствии с некоторыми об-

щественно-развитыми нормами объективного познания, поэтому уже доволь-

но рано обособляется в особую заботу общества.  В той или  иной  форме

общество всегда разрабатывает целую систему норм, которым обязано под-

чиняться индивидуальное Я в процессе осознания окружающих природных  и

общественных условий, - систему категорий.

     Не усвоив категорий мышления, то есть тех способов, с помощью ко-

торых вырабатывается сознание о вещах, требующееся для общественно оп-

равданного действования с ними,  - индивид не будет в состоянии самос-

тоятельно приходить к сознанию.

     Иными словами, он не будет активным, самодеятельным субъектом об-

щественного действования,  а всегда только послушным орудием воли дру-

гого человека.

     Он всегда  будет вынужден пользоваться готовыми представлениями о

вещах, не умея ни выработать их, ни проверить на фактах.

     Поэтому-то человечество довольно рано встает в позицию  "теорети-

ческого" отношения к самому процессу познания, процессу выработки соз-

нания.  Оно наблюдает и подытоживает те "нормы",  которым  подчиняется

процесс осознания, приходящий к "правильным" к практически оправданным

результатам, и развивает эти нормы в индивидах.

     Поэтому мышление как таковое,  как специфически человеческая спо-

собность всегда и предполагает "самосознание" -  то  есть  способность

теоретически,  -  как  к чему-то "объективному",  - как к особого рода

предмету, - относиться к самому процессу познания.

 

                                - 45 -

 

     Человек не может мыслить, не мысля одновременно о самой мысли, не

обладая сознанием (глубоким или неглубоъим, более или менее правильным

- это другой вопрос) о самом сознании.

     Без этого нет и не может быть мысли,  мышления как такового.  Ге-

гель  поэтому не так уж неправ,  когда говорит,  что сущность мышления

заключается в том,  что человек мыслит о самом  мышлении.  Неправ  он,

когда говорит,  что в мышлении человек мыслит только о мышлении. Но он

не может мыслить о предмете вне его,  не мысля  одновременно  о  самом

мышлении, о категориях, с помощью которых он мыслит вещи.

     Отметим, что это теоретическое понимание процесса мышления  отно-

сится в полной мере к мышлению как к общественно-историческому процес-

су.

     В психологии мышления отдельного человека этот процесс затушеван,

"снят". Индивид пользуется категорями, часто не осознавая того.

     Но человечество в целом, как подлинный субъект мышления, не может

развить способности мыслить, не подвергая исследованию сам процесс об-

разования сознания.  Если оно этого не делает,  - оно не может развить

способности мыслить и в каждом отдельном индивиде.

     Неверно было бы думать,  что наблюдения над самим  познавательным

процессом и выработка на их основе всеобщих (логических) категорий со-

вершаются только в философии, только в теории познания.

     Если бы  мы посчитали так,  то мы пришли бы к нелепейшему выводу:

мы приписали бы способность мыслить только философам и лицам,  изучив-

шим философию.

     Способность мыслить до поры до времени обходится и без философии.

На деле наблюдения над самим процессом ОСОЗНАВАНИЯ чувственных впечат-

лений начинаются задолго до того,  как они приобретают систематическую

форму, форму науки, форму теории познания.

     Характер всеобщих познавательных норм, которым общество заставля-

ет подчиняться индивида в акте обработки чувственных данных, не так уж

трудно усмотреть в фольклорных поговорках,  пословицах, притчах и бас-

нях следующего рода:

     "Не все то золото, что блестит", "В огороде - бузина, а в Киеве -

дядька",  "Нет дыма без огня",  в известной интернациональной притче о

дурачке, который провозглашает не вовремя  и  не  к  месту  пожелания,

уместные в строго определенных случаях, и т.д. и т.п.

     Среди басен средневековой Армении можно встретить,  например, та-

кую

 

                                - 46 -

 

     "Какой-то дурень срубил дерево унаб,  приняв его за держи-дерево.

А унаб,  разгневанный сказал: "О, безжалостный, растение надлежить уз-

навать по плодам, а не по внешнему виду!" [1].

     [1] И.Орбели. Басни средневековой Армении. Изд.АН СССР, 1956.

     В многочисленных формах фольклора скристаллизовываются, таким об-

разом, не только моральные, нравственные, правовые нормы, регулирующие

общественную деятельность индивида,  но и  чистейшей  воды  логические

нормы, нормы, регулирующие познавательную деятельность индивида, - ка-

тегории.

     И приходится отметить,  что очень часто логические категории, об-

разовавшиеся в народном стихийном творчестве,  гораздо более  разумны,

нежели  толкование  категорий в иных философских и логических учениях.

Этим вполне и объясняется тот факт, что часто люди, не имеющие никако-

го  представления  о  тонкостях школьной философии и логики,  обладают

способностью более здравого рассуждения о вещах, чем иной педант, изу-

чивший эти тонкости.

     В этой связи нельзя не вспомнить одну старую восточную притчу,  в

которой  выражено  более  глубокое и верное представление об отношении

"абстрактного" к "конкретному", нежели в номиналистической логике.

     По дороге шли,  один за другим трое слепых, держась за веревку, а

зрячий поводырь,  который шел во главе,  рассказывал им обо всем,  что

попадалось навстречу. Мимо них проходил слон. Слепые не знали, что та-

кое слон,  и поводырь решил их познакомить. Слона остановили, и каждый

из слепых ощупал то, что случайно оказалось перед ним. Один ощупал хо-

бот,  другой - живот,  а третий - хвост слона.  Спустя некоторое время

слепые стали делиться своими впечатлениями. "Слон - это огромная толс-

тая змея",  - сказал первый. "Ничего подобного, - возразил ему второй,

- слон - это большущий кожаный мешок!" - "Оба вы ошибаетесь, - вмешал-

ся третий,- слон - это грубая лохматая веревка..." Каждый из них прав,

-  рассудил их спор зрячий поводырь,  - но только ни один из вас так и

не узнал, что такое слон".

     Нетрудно понять  "гносеологический  смысл"  этой  мудрой  притчи.

Конкретного представления  о  слоне ни один из слепых с собой не унес.

Каждый из них приобрел о нем крайне абстрактное представление,  - абс-

трактное,  хотя  и чувственно осязаемое (если и не "чувственно нагляд-

ное").

     И абстрактным, в полном и строгом смысле этого слова, представле-

ние каждого из них сделалось вовсе не тогда, когда его выразили слова-

 

                                - 47 -

 

ми.  Оно и само по себе,  и независимо от словесного  выражения,  было

крайне односторонним,  крайне абстрактным.  Речь лишь точно и послушно

выразила этот факт, но отнюдь не создала его. Сами чувственные впечат-

ления здесь были крайне неполны,  случайны.  И речь в данном случае не

превратила их не только в "понятие",  но даже и в  простое  конкретное

представление. Она только показала абстрактность представления каждого

из слепых...

     Все это  показывает,  насколько  ошибочно и убого представление о

категориях как лишь о "наиболее общих абстракциях", как о наиболее об-

щих формах высказывания.

     Категории выражают гораздо более сложную  духовную  реальность  -

общественно-человеческий способ отражения, способ действий в акте поз-

нания, в процессе образования сознания о вещах, данных индивиду в ощу-

щении, в живом созерцании.

     И чтобы проверить,  действительно ли человек усвоил категорию  (а

не просто слово, термин, ей соответствующий), нет более верного спосо-

ба, чем предложить ему рассмотреть с точки зрения этой категории конк-

ретный факт.

     Ребенок, усвоивший слово "причина" (в форме слова "почему?"), от-

ветит  на  вопрос  "почему  автомобиль едет?" сразу и не задумываясь -

"потому,  что у него колеса крутятся", "потому, что в нем шофер сидит"

и т.д. в этом же роде.

     Человек, сознающий смысл категории,  сразу отвечать не станет. Он

сначала "подумает",  совершит ряд умственных действий.  То ли он "при-

помнит",  то ли он заново рассмотрит вещь,  стараясь отыскать действи-

тельную причину,  то ли скажет,  что на этот вопрос он ответить не мо-

жет.  Для него вопрос о "причине" - это вопрос,  ориентирующий его  на

очень  сложные  познавательные  действий  и намечающий в общем контуре

способ,  с помощью которого можно получить удовлетворительный ответ  -

правильное сознание о вещи.

     Категории для него - это прежде всего формы  объективного  позна-

ния, конкретного познания вещей, данных в созерцаии.

     Для ребенка же это всего-навсего "наиболее  общая",  а  потому  и

"наиболее бессодержательная" абстракция - пустое слово,  которое отно-

сится к любой вещи во вселенной и ни одну из них  не  выражает.  Иными

словами, ребенок обращается с категориями в точности по рецептам номи-

налистической логики,  согласно ее убогому  детскому  представлению  о

природе категорий.

 

                                - 48 -

 

     Ведь с ее точки зрения "логическая категория" это и  есть  слово,

которое  в  силу своей предельной абстрактности приложимо к любой вещи

во вселенной...

     Познавательная практика ребенка,  таким образом, на сто процентов

подтверждает ребяческое представление о категориях.  Но познавательная

практика взрослого,  развитого  индивида  "исправляет"  познавательную

практику ребенка и требует более глубокого объяснения.

     Для взрослого человека категории имеют прежде всего то  значение,

что выражают совокупность способов, с помощью которых он может вырабо-

тать правильное сознание о  вещи,  сознание,  оправдываемое  практикой

современного ему общества.  Это - формы мышления,  формы,  без которых

невозможно самое мышление.  И если в голове  человека  имеются  только

слова,  но нет категорий,  то нет и мышления,  а есть только словесное

выражение чувственно воспринимаемых явлений.

     Поэтому-то человек и не мыслит сразу,  как только научается гово-

рить.  Мышление возникает в определенном пункте развития индивида (как

и в развитии человечества).  До этого человек сознает вещи,  но еще не

мыслит их, не "размышляет" о них.

                                 ***

     (ПК! Я пытался выделить РАЗМЫШЛЕНИЕ - как подлинный предмет фило-

софии: если  философия  не учит РАЗМЫШЛЯТЬ (что иначе называется "раз-

мышление при РЕШЕНИИ ПРОБЛЕМ"),  то она и вообще не нужна.  Я и  хотел

представить философию,  как "культуру научного мышения Главных и Гене-

ральных конструкторов",  которая и обеспечивает приведение КОНСТРУКЦИИ

во взаимоно однозначное соответствие с ЗАМЫСЛОМ ("ПОНЯТИЕМ").

                                 ***

     Ибо "размышление", как правильно выразил его формальную структуру

Гегель,  предполагает,  что человек припоминает "то всеобщее, согласно

которому,  как  твердо установленному правилу,  мы должны вести себя в

каждом отдельном случае" [1],  и делает это "всеобщее" принципом, сог-

ласно которому он образует сознание.

     [1]  Г.В.Гегель. Соч., т.1, с.48.

     И ясно,  что процесс возникновения этих "всеобщих принципов" (как

и процесс их индивидуального усвоения) гораздо  сложнее,  чем  процесс

возникновения и индивидуального усвоения слова и способов пользоваться

словом.

     Номиналистическая "логика", правда, и здесь находит уловку, сводя

процесс образования и усвоения категории к процессу образования и  ус-

 

                                - 49 -

 

воения  "смысла слова".  Но эта уловка оставляет за пределани внимания

самый важный вопрос - вопрос о том,  почему же смысл слова, обозначаю-

щего категорию,  именно таков,  а не какой-нибудь иной. На этот вопрос

эмпирик-номиналист отвечает уже в духе чистого  концептуализма:  пото-

му-де, что люди уж так условились...

     Но это, разумеется, не ответ. И даже если воспользоваться выраже-

нием (крайне неточным), согласно которому "содержание категории" - это

общественно признанный "смысл слова",  то и в этом случае основной за-

дачей исследования было бы раскрытие той необходимости, которая прину-

дила человека создать именно такие слова и  придать  им  именно  такой

"смысл".

                                 ***

     (ПК! И  все-таки не записав последовательность ЧЕТЫРЕХ ШАГОВ РАЗ-

МЫШЛЕНИЯ, как своеобразного правила "работы с категориальными парами",

мне кажется, что невозможно физтехам ОБЪЯСНИТЬ инструментальный харак-

тер категориального мышления.)

                                 ***

     Итак, если с субъективной стороны категории выражают те  всеобщие

"твердо установленные правила",  согласно которым человек должен вести

себя в каждом отдельном познавательном действии - и заключают  в  себе

понимание способов познавательных действий, рассчитанных на достижение

сознания, соответствующего вещам, то далее с неизбежностью встает воп-

рос об их собственной истинности.

     В этот план вопрос и перевел Гегель в своей  критике  кантовского

учения о категориях.

     Применив к категориям точку зрения развития,  Гегель определил их

как  "опорные и направляющие пункты жизни и сознания духа (или субъек-

та)", как ступени необходимого  развития  всемирно-исторического,  об-

щественно-человеческого  сознания.  Как таковые,  категории возникают,

образуются с необходимостью в ходе  всеобщего  развития  человеческого

сознания, а потому выясниить их действительное, не зависящее от произ-

вола людей содержание можно только в прослеживании "развития  мышления

в его необходимости".

     Этим и была добыта точка зрения на категории логики,  которая  по

своей тенденции вела к диалектическому материализму.  Этой точкой зре-

ния в состав соображений логики были введены законы существования  са-

мих вещей,  а сами категории были поняты как "выражение закономерности

и природы и человека", а не как просто "пособие человека", не как фор-

 

                                - 50 -

 

мы лишь субъективной деятельности.

     Действительное содержание категорий,  не зависящее не  только  от

произвола отдельного индивида, но и от человечества в целом, - то есть

чисто объективное их содержание - Гегель впервые стал искать  на  пути

исследования необходимых законов, которым подчиняется всемирно-истори-

ческий процесс развития всеобщей человеческой культуры, - законов, ко-

торые  пробивают  себе  дорогу с необходимостью,  часто вопреки воле и

сознанию индивидов, осуществляющих это развитие.

     Правда, процесс развития человеческой культуры был идеалистически

сведен им к процессу развития лишь духовной  культуры,  лишь  культуры

сознания, - с чем связан и идеализм его логики. Но принципиальную точ-

ку зрения трудно переоценить.

     Законы и  категории логики впервые предстали в системе Гегеля как

продукт необходимого исторического развития человечества,  как объеки-

тивные формы, которым развитие сознания человечества подчиняется в лю-

бом случае - даже в том,  когда ни один из составляющих  это  общество

индивидов их не осознает.

     Эта общественно-историческая по самому существу  -  точки  зрения

позволила Гегелю высказать глубоко диалектический взгляд на категории:

они,  КАТЕГОРИИ,  СОДЕРЖАТСЯ в сознании ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, хотя и НЕ СОДЕР-

ЖАТСЯ в сознании каждого отдельного индивида.

     Преимущество этой точки зрения заключалось в  том,  что  общество

перестало  рассматриваться как простая совокупность обособленных инди-

видов,  как просто многократно повторенный индивид,  и  предстало  как

сложная система взаимодействующих индивидов, каждый из которых в своих

действиях обусловлен со стороны "целого", его законами.

     Гегель допускает, что каждый из индивидов, взятый порознь, мыслит

абстрактно-рассудочно.  И если мы захотели бы выявить законы и катего-

рии  логики  на пути отвлечения того одинакового,  которое свойственно

сознанию каждого обособленного ("абстрактного") индивида,  - то  мы  и

получили бы "рассудочную логику", ту самую логику, которая давным дав-

но существует.

                                 ***

     (ПК! Эта  "рассудочная логика" в гегелевском смысле - есть "мате-

матическая логика" или "логика математических машин". "Разум" или "ди-

алектическая логика" - это логика, которая управляет РАЗМЫШЛЕНИЕМ, это

логика, которая управляет ПРОЦЕССОМ РАЗРАБОТКИ НАУЧНОЙ ТЕОРИИ, ПРОЦЕС-

СОМ МАТЕРИАЛИЗАЦИИ ЗАМЫСЛА КОНСТРУКТОРА.)

 

                                - 51 -

 

                                 ***

     Но все дело в том, что сознание каждого отдельного индивида неве-

домо для него включено в процесс развития  всеобщей  культуры  челове-

чества  и  обусловливается  -  опять-таки независимо от его единичного

сознания - законами развития этой всеобщей культуры.

     Это последнее осуществляется через взаимодействие миллионов "абс-

трактных" единичных сознаний.  Индивиды взаимно изменяют,  сталкиваясь

между собой,  сознание друг друга.  Поэтому и в сфере всеобщего созна-

ния, в совокупном сознании человечества, осуществляются категории "ра-

зума".

     Каждый отдельно взятый индивид образует свое сознание по  законам

"рассудка". Но, несмотря на это или, вернее, благодаря этому результа-

том их совокупных познавательных усилий оказываются формы "разума".

     Эти формы  разума - формы,  которым на самом деле,  независимо от

сознания каждого из индивидов,  подчиняется процесс развития всеобщего

человеческого  сознания,  естественно,  нельзя отвлечь в качестве того

"одинакового", которым обладает каждый отдельный индивид.

     Их можно выявить только в рассмотрении всеобщего развития,  в ка-

честве законов этого развития.  В сознании каждого отдельного индивида

законы  "разума" осуществляются крайне однобоко - "абстрактно",  и это

абстрактное обнаружение "разума" в единичном сознании и  есть  "рассу-

док".

     Поэтому только человек,  осознающий вещи с точки зрения категорий

разума, и осознает их со всеобще-человеческой точки зрения.  Индивида,

который не  владеет  категориями  разума,  всеобщий  процесс  развития

все-таки  заставляет принять "точку зрения разума" на вещи.  Сознание,

которое ему навязывает общественная жизнь, поэтому всегда и расходится

с тем сознанием, которое он способен выработать сам, пользуясь катего-

риями рассудка,  или, точнее, односторонне понятыми категориями "разу-

ма".

     Поэтому в конце концов и сознание отдельного индивида  невозможно

объяснить  (рассматривая  его задним числом,  после того,  как оно уже

сложилось),  исходя из категорий "рассудка".  В нем всегда имеется ре-

зультат,  абсолютно необъяснимый с точки зрения этих категорий,  этого

понимания категорий.

     "Разум", как показывает на массе примеров Гегель,  осуществляется

и в сознании отдельного индивида,  отражается в нем,  в самом  обычном

сознании, в той форме, что "рассудок" встает в непримиримые противоре-

 

                                - 52 -

 

чия с самим собой,  в том, что сознание отдельного человека то и дело,

не замечая того,  принимает взаимоисключающие представления,  никак их

не связывая между собой.

     Заметить и  констатировать  этот факт - это,  по Гегелю,  первое,

чисто отрицательное действие "разума".  Но "разум" не только констати-

рует этот факт, - он еще и связывает, согласовывает представления, ко-

торые "рассудок"  искусственно  разорвал  и  превратил  в  абстрактные

представления, взаимоисключающие друг друга.

     "Разум" - как такой способ действий субъекта,  который  связывает

определения,  с точки зрения рассудка несоединимые, и совпадает, с од-

ной стороны,  с подлинно человеческим взглядом на вещи и на процесс их

познания  (поскольку такой способ действия субъекта соответствует спо-

собу существования человечества в целом),  а с другой стороны - с диа-

лектикой.

     "Рассудок" поэтому предстает как способ идеальных  действий  абс-

трактного, обособленного индивида, противостоящего всем другим индиви-

дам,  - как способ,  оправданный точкой зрения "абстрактного" изолиро-

ванного индивида.

     "Разум" же - как способ действий,  исходящий из точки зрения  об-

щественного  человечества,  как способ,  соответствующий этой и только

этой точке зрения.

                                 ***

     (ПК! Правила действия "РАЗУМА" - это и есть правила использования

"логических форм". Но надо указать ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ, грамматической и

логической ФОРМ. Полагаю полезным здесь же дать "точку зрения" В.Ф.Ка-

гана:

     Выдающийся геометр  В.Ф.Каган был осведомлен о классическом фило-

софском содержании КАТЕГОРИЙ. Вот что он писал по этому поводу:

 

         "4. Учение о категориях и об истолковании суждений.

     По-видимому, Андроник Родосский,  выпустивший в середине 1 столе-

тия  до нашей эры первое собрание сочинений Аристотеля,  - после того,

как его манускрипты, пролежав около 2ОО лет в подвалах Малой Азии, бы-

ли  возвращены в Европу,  - объединил сочинения,  посвященные логике,в

один кодекс под названием "Органон". В состав этого кодекса вошло пять

сочинений:  1) Категории,  2) Об истолковании, З) Первая аналитика, 4)

Вторая аналитика,  5) Топика; некоторые авторы выделяют восьмой раздел

последней  книги в особое сочинение под названием "Софистические дока-

 

                                - 53 -

 

зательства". "Органон" представляет собой, таким образом, собрание со-

чинений,  которые частично были составлены без прямой зависимости одно

от другого. Трудно даже точно установить последовательность, в которой

они  были составлены.  По-видимому,  первым по времени была "Топика" -

самое большое по объему из этих сочинений.  К вопросам логики,  хотя и

не столь систематически,  Аристотель возвращается и в других своих со-

чинениях, особенно в "Метафизике". Однако по содержанию указанная выше

последовательность, по-видимому, установленная Андроником, представля-

ется наиболее естественной. Дадим весьма краткий обзор сочинений, вхо-

дящих в состав "Органона",  как имеющих для нас наиболее важное значе-

ние.

     Первое сочинение "Категории" [*] имеет целью установить  наиболее

общие родовые понятия,  т.е. такие понятия, которые охватывают все су-

ществующее, все  нами мыслимое - как материальное,  так и АБСТРАКТHОЕ.

      [*] "Категории  изданы на русском языке в переводе А.В.Кубицкого

со вступительной статьей и примечаниями Г.Ф.Александрова (М.,19З9).

     "Все, что мы называем тем или иным словом,  должно войти в состав

ОДHОЙ И ТОЛЬКО ОДHОЙ КАТЕГОРИИ.

     Установление категорий есть,  таким образом, высшая классификация

всего сущего. Возникновение этой классификации, по-видимому, было выз-

вано точкой зрения Аристотеля на определение понятий. Определение каж-

дого понятия, по Аристотелю, осуществляется путем его включения в бли-

жайшее родовое понятие и указания  видовых  отличий.  Хорошо  известна

стандартная формулировка этого правила,  как она была дана средневеко-

выми схоластиками: definitio fit ex genere proximo ac differentia spe-

cifica  (определение составляется из ближайшего родового понятия и ви-

дового отличия).  Мы будем называть это "аристотелевым правилом  логи-

ческого определения". Так, определяя ромб, как параллелограмм, в кото-

ром смежные стороны равны,  мы включаем ромб в родовое понятие "парал-

лелограмм"  и  выделяем его присущим ему видовым отличием - равенством

смежных сторон.  Когда некоторое понятие, согласно этому правилу опре-

делено,  то определение родового понятия, в которое оно включено, тре-

бует еще более общего понятия;  и так как это ВОСХОЖДЕHИЕ , как указы-

вает Аристотель, не может продолжаться неограниченно, то мы в этом по-

рядке неизбежно должны прийти к понятиям,  которые уже не  могут  быть

включены  в более общие понятия,  по выражению Аристотеля,  - не могут

быть включены ни в какое подлежащее,  как его часть, и могут в опреде-

ленных  подчиненных  понятиях служить только ПРЕДИКАТАМИ.

 

                                - 54 -

 

    Эти-то понятия,  которые по своей общности уже определения не  до-

пускают  и СУТЬ КАТЕГОРИИ.  Установление категорий имеет очень большое

значение для науки вообще, для оснований геометрии в частности. Приве-

дем целиком четвертую главу этого сочинения.

                          "Глава четвертая.

             Из слов, высказываемых без какой-либо связи, каж-

        дое означает или сущность, или качество, или количест-

        во,  или отношение,  или место, или время, или положе-

        ние,  или обладание, или действие, или страдание. Сущ-

        ностью является,  коротко говоря,  например,  человек,

        лошадь. Количество - это, например, в два локтя, в три

        локтя. Качество - например , белое, сведущий в грамма-

        тике. Отношение - например, двойной, половинное, боль-

        шое. Где - например, на площади, в Ликее. Когда - нап-

        ример,  вчера,  в прошлом году.  Положение - например,

        сидит,  лежит.  Обладание - например,  обут, вооружен.

        Действие - например,  режет,  жжет. Страдание - напри-

        мер, его режут, жгут. Каждое из перечисленных слов са-

        мо по себе не обозначает никакого утверждения или  от-

        рицания,  но  утверждение или отрицание,  по-видимому,

        или истинно,  или ложно; из слов же, высказываемых вне

        всякой  связи,  ни  одно  не  является ни истиною,  ни

        ложью, как например, человек, белое,бежит, побеждает".

 

      Аристотель устанавливает, таким образом, десять категорий, в ко-

торые укладывается все сущее в самом широком смысле этого слова.  Сле-

дующие главки "Категорий" выясняют каждую из этих  категорий  порознь,

выявляют важнейшие их виды, возможность их сосуществования В МЕСТЕ ИЛИ

ВО ВРЕМЕHИ.  Автор как бы старается убедить читателя, что это действи-

тельно  категории,  что  ими  действительно  охватывается  все  сущее.

(прим.П.Г. - Сравни Аристотеля с современной "Теорией категорий" в ма-

тематической науке наших дней!). И именно в этой классификации, а не в

формальном делении понятий заключалась  цель  Аристотеля,  заключалось

значение его категорий.

     Установлением категорий занимались и до Аристотеля;  не раз возв-

ращался к этому вопросу и сам Аристотель;  неисчислимое множество  раз

этим занимались философы после него, вплоть до нашего времени. И клас-

сификация Канта (его 12 категорий) не более убедительна,  чем 1О кате-

 

                                - 55 -

 

горий Аристотеля.

     Математики хорошо знают,  что вопрос, который в течение тысячеле-

тий не получил разрешения,  почти всегда носит в себе порочность зада-

ния; несомненно, что такая порочность крылась и в постановке вопроса о

категориях,  кек его понимал Аристотель.  Прежде всего, можно ли гово-

рить о единой классификации всего сущего?  Однозначна ли задача  такой

классификации?  Далее,  может  ли  идти речь о постоянной,  устойчивой

классификации всего сущего,  включая сюда и отвлеченные понятия, когда

самая  совокупность этих понятий постоянно изменяется?  Многие понятия

эволюционирующей науки не укладываются без больших натяжек ни в  кате-

гории  Аристотеля,  ни  в какую бы то ни было из позднейших категорий.

Сама постановка задачи является порочной с точки зрения диалектическо-

го материализма".

     (В.Ф.Каган. "Очерки по геометрии". Изд.МГУ, 196З, с.72-75).

 

 

                                 ***

     "Рассудок" совпадает  в терминологии Гегеля с "метафизикой" в на-

шем, в диалектико-материалистическом понимании, а логика, подытоживаю-

щая  формы действий "рассудка",  - с логикой метафизического мышления,

абстрактно разрывающего объективно сращенные определения вещей.

     "Рассудок" поэтому всегда абстрактен, "разум" же, напротив, конк-

ретен, поскольку он выражает любую вещь как единство взаимопредполага-

ющих определений,  кажущихся "рассудку" несоединимыми, взаимоисключаю-

щими.

     На этой  основе Гегелю и удалось впервые правильно поставить воп-

рос о специфике человеческого сознания,  о таком способе отражения ве-

щей, который неведом животному.

     Человек - и только человек - способен выражать вещи в  категориях

разума,  в  категориях  диалектики - и именно потому,  что он способен

сознательно относиться к самим  абстракциям,  сами  абстракции  делать

предметом своего внимания и деятельности, осознавать их ущербность, их

недостаточность и тем самым приходить к конкретной точке зрения на ве-

щи.

     "Рассудок" производит абстракции,  но неспособен относиться к ним

критически,  сопоставляя  их постоянно с конкретной полнотой предмета.

Абстракции рассудка поэтому и приобретают власть над человеком, вместо

того,  чтобы быть орудием его власти над вещами. Человек, пользующийся

 

                                - 56 -

 

только рассудком, и упорствующий в абстрактных рассудочных определени-

ях, поэтому-то целиком подобен животному в его отношении к окружающему

миру.  Окружающий мир,  жизнь, действительно все равно рано или поздно

заставят  его отказаться от абстрактного сознания,  но сделают это на-

сильно,  вопреки его сознанию и воле,  ломая это абстрактное сознание,

заставляя  его перейти к другому,  - точно то же происходит и с живот-

ным.

     Человек же,  пользующийся "разумом", перестает быть пассивной иг-

рушкой внешних обстоятельств.

     Не упорствуя в абстракциях до тех пор,  пока  обстоятельства  на-

сильно  заставят его отказаться от них и создать новые,  столь же абс-

трактные представления,  "разумный" человек сознательно и активно вла-

деет абстракциями, превращает их в орудия своей власти над обстоятель-

ствами.

     И это становится возможным только на основе сознательного отноше-

ния к самим абстракциям,  на основе того, что сами абстракции делаются

предметом его внимания и исследования.

     Рациональное зерно этого гегелевского понимания прекрасно выразил

Энгельс в "Диалектике природы":

     "Рассудок и разум. Это - гегелевское различение, согласно которо-

му только диалектическое мышление разумно,  имеет известный смысл. Нам

общи с животными все виды рассудочной деятельности...  По типу все эти

методы - т.е.  все известные обычной логике средства научного исследо-

вания - вполне одинаковы у человека и у высших  животных...  Наоборот,

диалектическая мысль - именно потому,  что она предполагает исследова-

ние природы самих понятий, свойственна только человеку, да и последне-

му лишь на сравнительно высокой ступени развития..." [1].

     [1]  К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.14, с.43О.

     Это различение имеет, кроме всего прочего, и тот смысл, что с его

помощью точно выражается историческая точка зрения на мышление челове-

ка.

     "Рассудок", как форма деятельности субъекта в познании, в отраже-

нии  внешнего мира,  предшествует "разуму" и по времени и по существу.

Он составляет такую стадию в развитии интеллекта, на которой этот пос-

ледний еще не до конца обособился от животной формы отражения.  Созна-

вая вещи "рассудочно",  человек лишь проделывает сознательно то же са-

мое,  что животное проделывает без сознания.  Но это - лишь формальное

различие.  Специфически человеческой формы отражения оно еще никак  не

 

                                - 57 -

 

выражает.

     Вот когда человек начинает отражать, осознавать вещи в категориях

разума,  в формах диалектического мышления,  - тогда его духовная дея-

тельность начинает отличаться от отражательной деятельности  животного

не только по форме, но и по содержанию.

     Он начинает осознавать такие вещи, которых животное принципиально

не в состоянии отражать.  И предпосылкой этого является не только соз-

нание как таковое, но и сознание своих собственных отражательных дейс-

твий - "самосознание", СОЗНАТЕЛЬНОЕ ОТНОШЕНИЕ к самой деятельности от-

ражения и к формам этой деятельности - К КАТЕГОРИЯМ.

     Исследование категорий  -  их  реального содержания,  их природы,

их происхождения  и их роли в познании - поэтому-то и является подлин-

ной задачей логики,  исследующей  человеческое  познание,  мышление  в

собственном смысле слова.

 

 

     17 января 1996 г.

               Глава 2. АБСТРАКЦИИ МЫШЛЕНИЯ - ПОНЯТИЯ.

 

         1. О СПЕЦИФИЧЕСКОЙ ТОЧКЕ ЗРЕНИЯ ЛОГИКИ НА ПОЗНАНИЕ.

     Мышление вообще как специфически  человеческая  форма  отражения,

развивается общественным  процессом  в каждом индивиде (в той или иной

степени, до той или иной высоты развития) и  имеет  массу  приложений.

Человек мыслит везде и всюду.  С помощью "размышления" он решает и за-

дачу ориентировки в общественной и природной среде и активно отыскива-

ет средства  для  осуществления  своих практических целей и,  наконец,

осуществляет объективное научно-теоретическое познание.

     В логике  мышление рассматривается именно в последней его общест-

венной роли и функции - в функции отражения вещей такими,  каковы  они

суть "сами по себе",  независимо от человека и человечества с его пот-

ребностями, целями, желаниями и устремлениями.

     Мышление для логики - это прежде  всего  "естественный  процесс",

субъектом которого является не отдельный индивид, а человечество в его

развитии,  во всем богатстве и сложности его отношений  к  окружающему

миру. Законы и формы логики - это всеобщие формы исторического процес-

са развития объективных знаний человека об окружающем его мире.

     Отдельный индивид с его духовной деятельностью лишь постольку и в

той мере становится объектом мышления,  поскольку он индивидуально ус-

ваивает  эти  разработанные всеобщим развитием формы и превращает их в

активные формы познания - поскольку он уже вполне сознательно  пользу-

ется категориями в процессе переработки эмпирических фактов в понятия.

     Этим и  определяется различие между точкой зрения логики и точкой

зрения психологии на мышление.

     Психологов интересует процесс,  в ходе которого индивид усваивает

путем образования общественно развитые способы духовной деятельности и

превращается тем  самым в общественно определенного индивида.  Процесс

индивидуального развития и составляет поэтому непосредственный матери-

ал ее изучения.

     Логика же исследует процесс всеобщего развития, имеет своим пред-

метом общественно-исторический процесс познания,  раскрывая его всеоб-

щие законы, выявляя те всеобщие формы, в которых он реально протекает.

     Логика есть "итог, сумма, вывод истории познания" мира обществен-

ным человеком,  то  есть человечеством в его развитии.  В длительном и

трудном процессе познания, длящемся тысячелетия, постепенно образуется

способность  мыслить,  постепенно откристаллизовываются всеобщие формы

 

                                - 2 -

 

этой способности,  прорисовываются законы,  которым подчинена духовная

деятельность  общественного человека.  Эти законы и формы и составляют

действительный предмет Логики.

     Психологическая сторона процесса Логику  интересовать  непосредс-

твенно не  может.  Психологический оттенок всех категорий,  выражающих

процесс мышления, должен быть в ней строго отставлен в сторону.

     Категории и  законы Логики выражают лишь всеобщие формы познания,

объективного знания о мире. По своему реальному содержанию это - формы

и законы знания о мире, о природе и обществе, всеобщие объективные за-

коны и формы самого содержания знания.

     "Форму" и "содержание" знания можно вообще отделить друг от друга

только в абстракции.  Реально же "формы знания"  -  это  формы  самого

предметного материала,  всеобщие  контуры познанной объективной реаль-

ности, превращенные затем в активные формы теоретической деятельности.

     Именно поэтому  "логика" и совпадает с диалектикой как с наукой о

всеобщих формах и законах существования объективной, предметной реаль-

ности.

     Поэтому все без исключения категории логики - это вовсе не  опре-

деления "субъективной  деятельности",  не пустые формы,  принадлежащие

субъекту априори,  а прежде всего объективные всеобщие определения ве-

щей, постигаемые  человечеством в процессе долгого и трудного исследо-

вания окружающего мира.

     Будучи познаны и подытожены философией,  это всеобщие формы бытия

вещей превращаются,  однако, в активные формы мысли, в активные орудия

обработки нового чувственно-данного материала, в формы переработки со-

зерцания  и  представления в понятия,  в активные формы теоретического

освоения окружающего мира.

     В этой двоякой природе категорий мышления и заключены  все  труд-

ности, стоящие перед Логикой. Одностороннее подчеркивание активной ро-

ли категорий в процессе мыслящего рассмотрения эмпирических фактов не-

избежно ведет  к идеалистической трактовке Логики.  Но и одностороннее

подчеркивание их объективного происхождения и содержания,  при котором

забывается как нечто "несущественное" их активная роль в процессе поз-

нания  - их методологическая функция,  - столь же неизбежно превращает

Логику в "сумму примеров".  Логика при этом  перестает  быть  активным

орудием  познания  фактов,  а  ее изучение превращается в самоцель и в

конце концов в чисто схоластическое занятие.

     Действительная диалектико-материалистическая Логика,  совпадающая

 

                                - 3 -

 

с диалектикой,  должна в определении каждой из своих категорий иметь в

виду как объективное, предметное содержание категории, так и ее актив-

ную методологическую  роль  в  процессе движения познания,  в процессе

постижения объективной конкретной истины.

     Природу категорий  прекрасно  определил Ленин в своих заметках по

поводу гегелевской логики:

     "Категории логики суть сокращения..."бесконечной массы" "частнос-

тей внешнего существования и деятельности". В свою очередь эти катего-

рии служат людям на практике ("В духовном обороте живого содержания, в

создании и обмене".)

     Касается все это, разумеется, и категорий "абстрактного" и "конк-

ретного". Эти категории - так же как "сущность" и "явление",  "необхо-

димость", "причинность" - одновременно и формы объективной реальности,

активные формы теоретической деятельности человека,  формы мышления  в

понятиях.

     В связи с этим мы должны будем выяснить вопрос о том,  что  такое

понятие с  точки зрения диалектики,  как должно определяться понятие в

свете диалектического отношения "формы" и "содержания" мышления.

     Старая гносеология и логика,  как правило,  определяли  "понятие"

или "абстракцию"  по  преимуществу  - как "смысл" всякого абстрактного

имени,  термина, названия. Абстракция, "абстрактное" с этой точки зре-

ния противополагалось непосредственно чувственному образу вещи, данной

в созерцании.

     Натрудно заметить, что с этой точки зрения вообще невозможно про-

вести объективно  констатируемую грань между процессом выработки слова

и процессом образования понятия, между мышлением в строгом смысле сло-

ва и простым пересказыванием чувственно воспринимаемых фактов.

     Отождествление научных характеристик "понятия", как клеточки мыш-

ления, с характеристиками слова, термина, характерное в своей отчетли-

вой  форме  для крайних представителей эмпиризма,  оказалось в истории

философии весьма живучей традицией.  Реальным  основанием  для  такого

абстрактного  отождествления  является  тот факт,  что мышление всегда

протекает в форме речи (внешней или внутренней), а понятие всегда осу-

ществляется через слово, термин, наименование.

     Поэтому для  научного определения понятия и недостаточно сказать,

что понятие - это зафиксированное в слове отражение "общего", неоднок-

ратно повторяющегося в ряде явлений "признака".  Такое понимание ровно

ничем не отличалось бы от чисто номиналистического взгляда на понятие.

 

                                - 4 -

 

Теоретические определения  "понятия" при этом целиком совпали бы с оп-

ределением "смысла слова".  Ведь слово тоже выражает  только  "общее".

Ничего специфического  для  понятия  в таком определении указано бы не

было.

     Поэтому не случайно во всех книгах по логике,  написанных с пози-

ций материализма,  в определение "понятия" вводится одна важная допол-

нительная характеристика.

     Понятие, согласно определению, ставшему почти традиционным, отли-

чается от представления тем, что оно отражает не всякое, не любое "об-

щее",  а только "существенно общее", только такое "общее", которое от-

ражает предмет с его существенной стороны, в его существенной характе-

ристике.

                                 ***

     (ПК! Так как "понятие" есть понятие "формы движения", то истинное

ПОНЯТИЕ выражается инвариантами таблицы LT. Вот как может быть выраже-

но СУЩЕСТВЕННОЕ. ПК!)

                                 ***

     Легко заметить,  что  "существенность"  (или  "несущественность")

признака -  это уже вовсе не "чисто формальная" характеристика,  а ха-

рактеристика знания по его реальному предметному  содержанию.  Сущест-

венное или  несущественное общее отражено в данном понятии - это может

показать лишь его анализ по содержанию.

     Но в  таком  случае  (если  к тому же оставаться на почве логики)

следует сказать,  что термин,  выражающий "несущественное  общее",  не

есть и  понятие,  как предмет изучения логики.  Иными словами,  только

анализ абстракции по ее реальному объективному содержанию может  пока-

зать - с понятием ли вообще мы имеем дело?

     Но этот анализ по содержанию должен, естественно исходить из чет-

ко продуманного  и  философски выверенного понимания проблемы "сущест-

венного".

     А "существенное"  - имеющее отношение к "сущности" вещи - это уже

категория диалектики, содержательная характеристика знания.

     Это показывает, что точка зрения материализма в логике необходимо

приводит к отказу от чисто формального подхода к исследованию мышления

и к переходу в область категорий, как подлинных активных форм мысли.

     Именно категории оказываются формами,  в которых реально осущест-

вляется действительное понятие. Поскольку же логика избегает разговора

о категориях,  - постольку она закрывает себе всякий путь к исследова-

 

                                - 5 -

 

нию проблемы  и соскальзывает опять на рельсы чисто номиналистического

взгляда.

     В этом случае исчезает всякий критерий для различения понятия - и

термина. Любой термин начинает казаться "понятием",  а  любое  понятие

определяется просто как общий термин.  И такая позиция абсолютно неиз-

бежна, если остаться на позиции понимания "Логики" как науки, исследу-

ющей только внешние формы мысли, безразличные ко всякому "конкретному"

содержанию. Ведь только в конкретном содержании знания и в его анализе

можно различить понятие от общего термина и получить определение поня-

тия, отличающее его от общего термина.

     Поскольку логика  остается  только формальной,  чисто формальной,

поскольку она принципиально избегает анализа знания по его конкретному

содержанию, - постольку она неизбежно превращается из науки о мышлении

- в науку о законах оперирования терминами в процессе мышления.

     Ибо именно речь,  наименование,  слово,  теория,  язык - и есть в

действительности та самая - внешняя "форма",  в которой  реально  осу-

ществляется всякое мышление.

     И поскольку философ в исследовании процесса мышления  ограничива-

ется рассмотрением только "чисто формы", которая совершенно равнодушна

к конкретному содержанию,  постольку он неизбежно  увидит  в  реальном

процессе мышления только внешние всеобщие грамматические структуры ре-

чи. Реальная Логика мышления останется вне поля его зрения, ибо реаль-

ная логика - это логика движения живого содержания.

     На этом пути представители современного логического позитивизма и

сводят проблему мышления к проблеме всеобщих форм языка,  всеобщих се-

мантических  структур.  Ничего  иного и нельзя получить с точки зрения

чисто формального анализа. Семантическая логика и есть поэтому раскры-

тая тайна чисто формальной логики,  до конца и принципиально проведен-

ный принцип чисто формального анализа явлений мышления.

     Но это  является  только  лишним доказательством того факта,  что

чисто формальная "логика" - это вообще  вещь  невозможная,  что  чисто

формальная логика - это уже больше и не Логика, не наука о мышлении, а

наука о грамматической структуре речи,  языка  (безразлично,  идет  ли

речь о живом разговорном языке или о так называемом "языке науки").

     И, наоборот,  если  мы  имеем дело с Логикой в собственном смысле

слова, то она не может быть чисто формальной.  Речь может итти лишь  о

более или менее глубоком проникновении в законы и формы реального  со-

держания  знания,  в  законы и формы диалектики предметного содержания

 

                                - 6 -

 

знания, превращенные в активные формы и законы мышления.

     Этот вывод, вывод о неизбежности совпадения проблематики Логики с

проблематикой науки  о  всеобщих  формах и законах существования вещей

вне головы есть естественное и неизбежное следствие критического прео-

доления гегелевской Логики с позиций материализма.

     Небезынтересно отметить, что к этому же выводу пришел в ходе сво-

ей критики гегелевской концепции и Л.Фейербах.

     "Так называемые ЛОГИЧЕСКИЕ формы суждения и умозаключения не  яв-

ляются поэтому АКТИВНЫМИ мыслительными формами,  или ut ita dicam (так

сказать -Ред.)  ПРИЧИННЫМИ  условиями  разума"  - подытоживает философ

свой анализ гегелевского учения о мышлении.

     "Только метафизические отношения суть логические отношения, толь-

ко метафизика,  как наука о категориях является истинной ЭЗОТЕРИЧЕСКОЙ

ЛОГИКОЙ. Такова глубокая мысль Гегеля. Так называемые логические формы

суть только АБСТРАКТНЫЕ ЭЛЕМЕНТАРНЫЕ ФОРМЫ РЕЧИ; но речь - это не мыш-

ление, иначе величайшие болтуны должны были бы быть величайшими мысли-

телями".

     Этот вывод Фейербаха подтверждается как развитием Логики в трудах

Маркса-Энгельса и Ленина, так и эволюцией самой "формальной логики".

                                 ***

     (ПК! Эвальд не знает, что идеальный мир неизменных математических

объектов уже полностью освоил все средства формальной логики и  уперся

в диалектику АКСИОМ - диалектика АКСИОМ,  или, другими словами, ТЕЗИСА

и АНТИТЕЗИСА, ПОЛОЖЕНИЯ и ПРОТИВОПОЛОЖЕНИЯ - уже требует понимания ди-

алектики для анализа и ПОНИМАНИЯ математических конструкций.ПК!)

                                 ***

     Поскольку Логика после Гегеля развивается как действительная нау-

ка о законах и формах мышления, постольку она развивается по пути сов-

падения с диалектикой,  с учением о "законах развития "всех материаль-

ных, природных и духовных вещей", то есть развития всякого конкретного

содержания мира и познания его" (Ленин).

     Поскольку же логика продолжает исследовать "внешние формы  мышле-

ния", она  неизбежно  и  закономерно  превращается в учение о всеобщих

грамматических структурах языка. Во втором случае мы имеем дело, прав-

да, уже не с Логикой в собственнном смысле, а с отпочковавшейся от Ло-

гики особой научной дисциплиной,  которую тоже,  по-видимому,  следует

развивать с позиций материализма и нельзя отдавать на откуп представи-

телям семантического идеализма.

 

                                - 7 -

 

     Но крайне  нелепо  отбрасывать как пустые и ненужные выводы и ре-

зультаты, добытые так называемой "формальной" логикой.  Она  со  своей

точки зрения  вполне  права,  когда  приравнивает проблему понятия - к

проблеме термина, проблему теоретического суждения о вещах - к пробле-

ме "высказывания".

     Каждое понятие реализуется  через  термин,  каждое  теоретическое

суждение - через высказывание. Поэтому все выводы, полученные при исс-

ледовании "термина" и "высказывания",  следует помнить и тогда,  когда

речь идет о понятии и о теоретическом суждении о вещах.

     Но не всякий термин заключает в себе "понятие", не вякое высказы-

вание реализует собой теоретическое суждение, акт мышления в понятиях.

Поэтому исследование проблемы понятия и мышление в понятиях и не  пок-

рывается исследованием вопроса о термине и о высказывании. Более того,

все выводы, получнные в исследовании вопросов об общем термине, о свя-

зи общих  терминов в высказывании,  о связи высказываний в силлогисти-

ческой фигуре и т.д. не только не "исчерпывают" проблем понятия и мыш-

лениях в понятиях, но даже совершенно не касаются ее.

     Мы уже отметили,  что,  поскольку  элементарная  логика  касается

проблемы понятия,  поскольку  она  отличает понятие от общего термина,

она сразу же указывает различие между тем и другим в том,  что понятие

выражает собой  не  всякое и не любое "общее",  а только "существенное

общее".

     И если в "существенности" указан единственный признак, отличающий

понятие от общего термина,  то, естественно, все дальнейшее исследова-

ние природы  понятия должно состоять в дальнейшем углублении категории

"существенного".

     Идя по  этому пути - по пути исследования категорий как подлинных

форм понятия, - мы будем исследовать именно понятие, его специфические

черты, отличающие понятие от общего термина.

     В противном случае мы будем на самом деле исследовать не понятие,

а общий  термин,  и откроем в понятии лишь те его "признаки",  которые

ему свойственны в силу того,  что оно реализуется через термин,  через

слово, через речь.  Иными словами,  мы неизбежно увидим в понятии лишь

те его определения,  которые ему общи с любым общим термином, и примем

за логическую форму,  за форму мышления, - лишь форму выражения мышле-

ния в речи.

     Способность выражать свои чувственные впечатления в речи,  в сло-

вах, в высказываниях,  в совокупности высказываний - это, как нетрудно

 

                                - 8 -

 

понять, способность  более элементарная и ранее возникающая,  чем спо-

собность мыслить, чем способность отражать действительность в понятиях.

     Первая представляет  собой необходимую предпосылку и условие воз-

никновения второй.  Но вторая никак не может быть  сведена  к  первой.

Иначе и в самом деле величайшие болтуны были бы автоматически величай-

шими мыслителями.

     Мышление, как  высшая  познавательная способность,  действительно

возникает лишь там, где человек не просто пересказывает то, что он ви-

дит, слышит, осязает или обоняет, не там, следовательно, где он просто

придает чувственно воспринимаемым явлениям абстрактное выражение.

     Способность мыслить, способность отражать явления в понятиях воз-

никает только там, где человек начинает отделять от предмета все внеш-

нее и несущественное и,  пользуясь выражением Гегеля, "выдвигает пред-

мет в его сущности". Там, следовательно, где сам процесс абстрагирова-

ния начинает руководиться хотя бы такими категориями,  как "существен-

ное" и "несущественное".

     Элементарная логика поэтому вполне справедливо определяет понятие

как отражение "существенно-общего".  Это действительно первый специфи-

ческий признак понятия и мышления в понятиях.

     И элементарной эту логику делает то обстоятельство,  что  она  не

идет достаточно глубоко в исследовании категории "существенного" - так

же, впрочем, как и в исследовании всех других категорий.

     Поскольку она их касается - она является Логикой,  а не "формаль-

ным" (то есть семантическим) анализом.  Поскольку она их исследует не-

достаточно глубоко и всесторонне, - постольку она есть лишь элементар-

ная логика.

     Постольку и понятие,  как "клеточка" мышления,  определяется этой

логикой хотя и верно,  но очень поверхностно и приблизительно, так как

сам единственный специфический признак понятия ("существенное  общее")

раскрыт недостаточно конкретно и полно.

     Итак, процесс  образования абстракции вообще,  совпадающий с про-

цессом образования общего термина,  слова,  наименования, - составляет

собой хотя и необходимую предпосылку процесса возникновения и развития

понятия, но все же только предпосылку. И нельзя принимать историческую

предпосылку возникновения явления - каковой в данном случае оказывает-

ся общий термин - за первую специфическую форму понятия.

     Абстракция, закрепленная в слове,  в термине, - это лишь "додилю-

виальная" (как сказал бы Маркс) предпосылка возникновения понятия, ис-

 

                                - 9 -

 

торические условия его становления,  но ни в коем случае  не  действи-

тельное условия его реального бытия.

     Поэтому все законы образования абстракции, законы образования об-

щего термина и нельзя принимать за законы образования понятия. Поэтому

и требования, вытекающие из анализа законов образования общих терминов

и нельзя выставлять как требования, обеспечивающие выработку понятия.

     Они, эти законы и вырастающие из них требования,  просто недоста-

точны для того,  чтобы руководствуясь ими,  можно было  бы  выработать

действительное понятие. Но если эти требования применяются дальше гра-

ниц  их реальной применимости,  то они перестают быть просто "недоста-

точными", а становятся прямо неверными.

     Ниже мы покажем это на конкретном материале истории научного поз-

нания. Но прежде чем перейти к этой задаче,  следует рассмотреть неко-

торые вопросы,  связанные с диалектикой  отношений  между  чувственной

ступенью познания и ступенью рациональной обработки эмпирически данных

фактов.

     Настоящая серьезная  философия (исключая лишь представителей пос-

ледовательного эмпиризма) в логике, то есть номиналистической, концеп-

туалистской логики всегда проводила или старалась провести грань между

понятием и абстракцией как таковой,  абстракцией,  заключенной в любом

слове.

     Это различие, как мы видели, резко подчеркивали до Маркса и идеа-

лист Гегель ,  и материалист Фейербах.  Это различие есть просто факт,

независимый от той или иной его философской трактовки. Но только в фи-

лософской теории Маркса и Энгельса этот факт был действительно понят и

объяснен с точки зрения материализма, с точки зрения отражения.

     Поскольку понятие  с точки зрения материалистической теории отра-

жения есть продукт особого рода переработки эмпирических данных,  фак-

тов, данных человеку в созерцании и представлении, постольку необходи-

мо разъяснить и уточнить диалектико-материалистическое понимание кате-

горий "созерцание"  и  "представление",  -  причем сделать это с точки

зрения Логики,  теории познания и диалектики - и ни в коем случае не с

точки зрения психологии.

 

 

               2. ОБ ОТНОШЕНИИ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ К ПОНЯТИЮ.

     Старая, недиалектическая логика и теория познания,  не  будучи  в

состоянии понять  диалектику  отношения чувственной ступени познания к

 

                                - 10 -

 

 

рациональной,  никогда не  могла  понять  и  теоретико-познавательного

смысла "созерцания" и "представления".

     Она не  смогла даже дать сколько-нибудь удовлетворительного опре-

деления этим категориям и,  как правило,  рабски заимствовала  его  из

психологии. "Созерцание" для нее совпадает с тем образом вещи, который

индивид непосредственно воспринимает с  помощью  своих,  индивидуально

присущих ему органов чувств - с помощью своих двух глаз,  пяти пальцев

да собственного носа. "Представление" же толкуется как образ "созерца-

ния", но только удержанный в индивидуальной чувственной памяти.

     Нетрудно заметить,  что такое толкование опять-таки не  сходит  с

точки зрения абстрактного гносеологического "робинзона",  с точки зре-

ния антропологического толкования субъекта познания.  Уже здесь, таким

образом,  по существу отрицается общественный  характер  человеческого

созерцания и представления, в частности игнорируется тот факт (который

в наши дни установлен даже естественно-научно физиологией высшей нерв-

ной деятельности), что человеческое созерцание, не говоря уже о "памя-

ти", неразрывно связано с речью, опосредствовано словом.

     Забывается и то обстоятельство, что человеческий индивид большую,

если не  подавляющую,  часть эмпирических сведений о вещах приобретает

не с помощью лишь своих двух глаз и десяти пальцев, а (благодаря речи)

через органы чувств всех взаимодействующих с ним индивидов.

     Далее. Если  под  "понятием"  разумеют любой общий термин,  любое

слово, - лишь бы оно выражало нечто "общее", - то эта точка зрения уже

с  неизбежностью  дополняется  мнением,  согласно которому чувственное

познание (созерцание и представление) имеет дело только с "единичным".

Но последовательно удержаться на этой точке зрения не может самый мах-

ровый эмпирик:  ведь она равносильна отказу от положения "нет ничего в

интеллекте,  чего не было бы в чувствах". Значит приходится делать вы-

вод, что созерцание и представление тоже отражает "общее", а дело мыш-

ления сводится к тому,  чтобы отличить и обособить это "общее",  выра-

зить его отдельно. Получается, что мышление отличается от чувственнос-

ти только тем, что оно дает более бедный образ вещей, нежели чувствен-

ность.  Чувственность-де отражает и единичное,  и общее,  а мышление -

только общее.  Становится непонятным,  зачем оно в таком случае вообще

нужно, если речь идет о познании конкретных вещей.

     Но особенно путает все карты такой позиции наличие так называемых

"общих представлений".  Они,  как  таковые,  представляют собой просто

 

                                - 11 -

 

факт, который не может ставить под сомнение ни  одна  гносеологическая

или логическая концепция. Примером таких общих абстрактных представле-

ний могут служить хотя бы все известные геометрические  фигуры.  Треу-

гольник, который школьник вычерчивает на доске или на бумаге, а начер-

тив, созерцает, - это крайне обобщенный образ действительности, крайне

абстрактное ее  отражение и вместе с тем - нечто чувственно,  наглядно

воспринимаемое, созерцаемое.

     Куда отнести  такие  образы?  К  "чувственной" или "рациональной"

ступени отражения? Представление это или понятие?

     Кроме того,  каждый прекрасно знает, что память удерживает в соз-

нании далеко не всю полноту фактов,  которые когда-то побывали в  поле

зрения индивида.  Она  удерживает  и сохраняет эти факты всегда лишь в

общих чертах:  детали и подробности (то есть то,  что эмпирик  именует

"конкретностью") все больше и больше размываются потоком времени, пока

от факта не остается в сознании лишь самый общий контур,  - тем  более

"общий", чем дальше в прошлом осталось припоминаемое событие.

     Каждый знает,  как трудно бывает определить - то ли ты  сам  ког-

да-то видел  факт,  то  ли тебе о нем кто-то рассказывал,  - особенно,

когда речь идет о фактах, случившихся очень давно.

     Память, как известно, всегда опирается на слово, на речь. Без ре-

чи нет вообще того,  что мы называем человеческой памятью. И только те

черты события, факта, о которых я упоминаю при рассказывании о нем, те

черты, которые я воспроизвожу словесно, в конце концов и сохраняются в

сознании. Все остальное постепенно стирается в памяти, и, по-видимому,

не случайно: если я о чем-то не считаю нужным упоминать, значит я счи-

таю это "несущественным", не заслуживающим упоминания...

     Так что отсеивание  "несущественного",  не  стоящего  упоминания,

происходит уже при построении образов памяти,  и происходит совершенно

непреднамеренно. Никаких сознательных усилий "логической  способности"

в этом  случае  не  совершается.  В  итоге в образе памяти оказываются

стертыми все детали,  все подробности,  а сам образ становится  крайне

абстрактным и обобщенным.

     Уже простая память, таким образом, создает то, что называют обыч-

но "общим представлением" и даже выделяет "существенное".

     Но очень часто (к сожалению,  слишком часто) память удерживает не

то, что  по  зрелом размышлении,  спустя некоторое время,  хотелось бы

вспомнить, и,  наоборот,  начисто утрачивает те черты фактов,  которые

"на самом  деле",  а не по мнению свидетеля,  были как раз самыми "су-

 

                                - 12 -

 

щественными" для объективной характеристики события. Судебные следова-

тели, практика  которых  хорошо  знакома каждому по уголовным романам,

эту особенность человеческой памяти прекрасно знают и строжайшим обра-

зом учитывают.  Часто те детали и подробности события, на которые сви-

детель  не  обратил  никакого внимания,  как раз и оказываются с точки

зрения объективной оценки события самыми важными и "существенными".

     Историки слишком хорошо знают, что даже "письменная" память чело-

вечества не сохраняет того, что было как раз самым важным и существен-

ным. Средневековые хроники чрезвычайно тщательно описывают слова и де-

яния королей и придворных дам и не дают почти никаких сведений о мате-

риальных условиях и "причинах" событий...  Объективно важные события и

факты описываются в них настолько общо,  что вызывают досаду современ-

ного ученого.

     Все это говорит за то, что "представление" - даже если его толко-

вать как просто удержанный в памяти образ вещи, факта, явления или со-

бытия, когда-то  побывавшего  в  поле  созерцания людей,  есть в итоге

крайне "обобщенное" и уж во всяком случае крайне "абстрактное" отобра-

жение реальности, - хотя бы потому, что человеческая память неразрывно

связана со словом.

     Представление в итоге оказывается чем-то таким,  что носит в себе

одновременно и черты "чувственного" познания, и черты "мышления", и не

подводится в итоге ни под ту, ни под другую рубрику.

     "Представление" в итоге приходится толковать как некоторый гносе-

ологический гибрид, как продукт смешения созерцания с мышлением, восп-

риятия - с понятием. Но в таком случае следовало бы оставить его вооб-

ще в покое до тех пор,  пока не исследованы порознь чувственное созна-

ние с одной стороны и понятие - с другой.  В таком случае не следовало

бы вообще считать "представление" - наряду с ощущением -  "чувственной

ступенью" отражения.  "Представление" в таком случае не может рассмат-

риваться как более простая, чем "понятие", форма отражения. Оно оказы-

вается  чем-то более сложным и предполагает "понятие" как свой состав-

ной элемент...

     Вся эта путаннца, из которой невозможно найти выхода, основывает-

ся прежде  всего  на непонимании общественного характера "чувственного

познания" человека.  С общественной же точки зрения вопрос разрешается

легко и рационально.

     Благодаря речи индивид "видит" мир не только и не столько  своими

глазами, сколько миллионами глаз. Поэтому под "представлением" Маркс и

 

                                - 13 -

 

Энгельс всегда разумеют вовсе не удержанный  в  индивидуальной  памяти

чувственный образ вещи. Такое толкование, может быть уместное в психо-

логии, оказывается совершенно неверным в  качестве  теоретико-познава-

тельного содержания  этой категории.  "Представление" для гносеологии,

исходящей из общественного индивида,  - это реальность опять-таки  об-

щественная. В  состав  "представления" входит то,  что удержано в "об-

щественной" памяти, в формах общественной памяти. А такой формой явля-

ется прежде всего речь,  язык. И если индивид приобрел представление о

вещи от других непосредственно созерцающих ее индивиов, то он приобрел

только такую  форму сознания о ней,  какую бы он получил в том случае,

если бы сам,  собственными глазами,  созерцал  этот  факт,  эту  вещь.

Представление и   есть  общественно  осознанное  созерцание.  Обладать

"представлением" - это значит обладать  общественно  осознанным  (т.е.

выраженным или могущим быть выраженным в речи) созерцанием.

     Если я "созерцаю" вещь глазами другого индивида,  сообщающего мне

свои непосредственные впечатления о ней,  то я приобретаю  представле-

ние.  И наоборот,  если я выражаю в речи созерцаемый мною факт, то это

значит,  что осознаю его для другого,  а тем самым для самого себя как

общественно созерцающего индивида.

     От того,  что я - посредством речи - "созерцаю" вещь глазами дру-

гого индивида или другой индивид "созерцает" вещь моими глазами,  - от

этого ни я,ни другой индивид не приобретает еще "понятия" об этой  ве-

щи. Мы взаимно обмениваемся представлениями.  Представление по гносео-

логии Маркса-Энгельса и есть общественно (то есть словесно) выраженное

созерцание, "словесное бытие" созерцания, как иногда выражается Маркс.

     Созерцание и представление тем самым выступают в качестве катего-

рий, выражающих общественную природу эмпирического сознания, а не пси-

хологические состояния  индивида.  "Представление" - в отличие от "со-

зерцания" - всегда опосредствовано речью, как общественной реальностью

сознания. В состав представления всегда входит только то, что я в моем

индивидуальном созерцании воспринимаю общественным  образом,  то  есть

могу через речь сделать достоянием общественного сознания,  достоянием

другого индивида, а тем самым и для самого себя как общественно-созер-

цающего индивида.

     И суметь выразить чувственно созерцаемые факты в речи - это  зна-

чит суметь перевести индивидуально созерцаемое мной в план представле-

ния как общественного сознания.  Уметь выражать факты, непосредственно

созерцаемые мной, в речи - это и значит уметь переходить от созерцания

 

                                - 14 -

 

фактов в план общественно значимого представления.

     Но это еще никак не совпадает с умением,  со способностью выраба-

тывать понятие,  с умением совершать логическую переработку созерцания

и представления в понятии.  Это еще не означает умения перейти от пер-

вой, чувственной ступени познания к ступени логического усвоения.

     Когда речь  идет  о  процессе  логической теоретической обработки

чувственых данных,  то Маркс в качестве этих данных имеет в виду,  ко-

нечно, не только и не столько то,  что индивид,  совершающий эту логи-

ческую обработку,  непосредственно "видел" своими  двумя  глазами  или

ощупывал своими десятью пальцами.  Маркс всегда имеет в виду всю сово-

купность фактических,  эмпирических сведений,  общественно совершаемое

созерцание. Перед теоретиком,  перед субъектом логической деятельности

в качестве материала этой специфической деятельности, в качестве чувс-

твенных фактических  данных лежит не только то,  что он,  как индивид,

непосредственно созерцал,  сколько все то,  что он знает о предмете от

всех других людей. От других же людей он может знать это только благо-

даря речи,  благодаря тому,  что миллионы созерцаемых фактов уже нашли

свое выражение  в  общественном  представлении,  то есть в высказанном

чувственно воспринятом материале - в представлении.

     Но от того, что факты, данные в созерцании, - высказаны - они еще

переведены в план представления, а не в план понятия.

     Этим сразу  устанавливается  другой  разрез  в понимании процесса

познания, нежели тот разрез, который возможно установить с позиции но-

миналистического понимания мышления и его отношения к чувственности  -

созерцание и  представление  для Маркса составляет лишь первую,  чувс-

твенную ступень познания.  И это резко отличается от толкования "чувс-

твенной  ступени"  познания,  характерного  для последователей Локка и

Гельвеция.  Последние неизбежно - в силу логики их позиции,  исходящей

из  абстрактно-антропологического  представления о субъекте познания -

относят эту форму сознания, которую Маркс именует "представлением" - к

"рациональной",  к "логической" ступени отражения. И единственным фор-

мальным основанием для этого оказывается тот факт,  что  представление

на самом деле всегда опосредствовано речью.

     Впервые четко,  и  притом с точки зрения Логики (чего не мог сде-

лать никто до него) установил различие между понятием и  представлени-

ем, выраженном в слове, диалектик Гегель. И сделал он это именно пото-

му, что его исходной точкой зрения является не  абстрактный  (изолиро-

ванный) индивид,  а общественно-исторический субъект, индивид, познаю-

 

                                - 15 -

 

щий вещи в формах, развитых общественным процессом.

     "То, что  иногда называют понятиями и даже определенными понятия-

ми, например человек,  дом, животное и т.д. суть простые определения и

абстрактные представления,  - суть абстракции, заимствующие от понятия

лишь момент всеобщности и опускающие особенность и  единичность;  они,

таким образом, не получают развития в этом направлении и, следователь-

но, абстрагируются как раз от понятия..." [Гегель,т.1,стр.271].

     Дело не в том, что Гегелю свойственно более возвышенное представ-

ление о "понятии",  чем его предшественникам в области философии и ло-

гики. Могут сказать, что оно даже чрезмерно возвышенное и не соответс-

твует действительной природе и роли понятия.  Дело в том, что это раз-

личение тесно связано у него с пониманием диалектики "рассудка" и "ра-

зума".

     Отнеся к сфере "представления" все "рассудочные" определения, Ге-

гель исходит  из того,  что только "разум" диалектичен,  и как таковой

есть тот действительный способ духовной деятельности,  с помощью кото-

рого образуются все подлинные понятия, - то есть такие абстракции, ко-

торые может производить лишь человек.

     Изолированные определения "рассудка" (например, человек, дом, жи-

вотное и т.д.) и на самом деле не более,  как названия некоторого сло-

жившегося и устойчивого представления.  Но мышление, как известно, ни-

когда не  останавливается  на  представлении и его названии,  а всегда

идет дальше.

     "Суть в том, что мышление должно охватить все представление в его

движении, а ДЛЯ ЭТОГО мышление должно  быть  диалектическим...  [Ленин

"Философские тетради", стр.] И лишь в этом случае - в том случае, если

человек не ограничивается отысканием и  фиксированием  "общего",  абс-

трактно-общего, а  производит некоторые более содержательные операции,

- он и мыслит, и достигает более глубокого сознания о вещи, нежели то,

которое достигается в простом представлении.

     Если мышление не диалектично, если человек ограничивается "рассу-

дочными" действиями,  то он и неспособен "охватить все представление в

его движении", а остается при том же самом представлении. Он лишь сво-

дит его к простому определению,  к простому абстрактному выражению, то

есть в конце концов не добывает ничего, кроме названия...

     "Предмет, каков  он  без  мышления и без понятия,  есть некоторое

представление или также некоторое название; определения мышления и по-

нятия суть то,  в чем он есть то, что он есть", - выражает это обстоя-

 

                                - 16 -

 

тельство Гегель, а Ленин по этому поводу делает замечание:

  "ЭТО ВЕРНО! Представление и мысль, развитие обоих, ничего другого".

     Представление, как таковое,  есть на самом деле обобщенный  образ

действительности, - в этом оно ничем не отличается от понятия. И когда

единственное различие  между  тем  и другим указывают лишь в том,  что

представление еще сохраняет в себе определенные черты  чувственно-наг-

лядного облика вещи, а в понятии эти черты утрачиваются, то ведь этим,

хотят того или не хотят,  низводят "понятие" до  степени  ухудшенного,

ущербного "представления".

     "Понятие" при этом рассматривается как общее представление, толь-

ко лишенное  одной из его характеристик - остатков "наглядности",  - и

остается совершенно непонятным,  почему же с помощью  понятия  человек

достигает  более глубокого и верного сознания вещей,  нежели с помощью

простого представления...

     Гегель это убогое метафизическое представление о понятии,  сводя-

щее природу понятия к "абстрактно-всеобщему", высмеивает не раз и тре-

бует более содержательного и более  соответствующего  действительности

понимания.

     "Когда говорят о понятии, то обыкновенно нашему умственному взору

преподносится лишь абстрактная всеобщность, и тогда понятие определяют

как общее представление" []

     Ниже мы  подробно  разберем  гегелевскоое различение "абстрактной

всеобщности", которую он считает особенностью представления,  и  конк-

ретной всеобщности  понятия.  Но сказанного пока вполне достаточно для

того, чтобы показать, что в гегелевском словоупотреблении, в гегелевс-

кой терминологии,  гораздо больше смысла,  чем в терминологии школьной

логики, которая под "понятием" разумеет любой общий термин, любое наз-

вание, любое слово - лишь бы в нем содержалось нечто "общее".

     Крайнюю недостаточность того представления о  "понятии",  которую

высмеивает Гегель, можно легко показать на фактах, касающихся психоло-

гии развития умственных способностей ребенка.

     Эти факты показывают,  что такое понимание не выдерживает сравне-

ния даже с элементарной умственной деятельностью,  даже  с  умственной

деятельностью, оперирующей простейшими математическими понятиями.

     Современная советская психология (мы имеем в виду ряд эксперимен-

тальных работ,  проделанных  сотрудниками МГУ в течение ряда последних

лет) достоверно показала,  что процесс усвоения  ребенком  способности

оперировать понятиями,  способность отражать чувственно-данные факты в

 

                                - 17 -

 

понятии, никак не сводится к процессу усвоения способности оперировать

словами и заключенными в них абстракциями.

                                 ***

     (ПК! К  этому  месту  полезно  добавить А.Лебега по вопросу,  что

"можно складывать" и что "нельзя складывать" и Васин вопрос к Колмого-

рову :"Андрей  Николаевич! А как объяснить ребенку,  что такое "сложе-

ние"?)

                                 ***

     Ребенок довольно рано,  например,  учится  сосчитывать  чувствен-

но-данные ему предметы, производить простейший пересчет.

     Три спички  или  три  конфеты он одинаково называет словом "три".

Более того,  он очень быстро научается и операции "сложения": взяв три

спички  и три пуговицы и сложив их в кучу,  он может пересчитать их и,

пересчитав, назвать чувственно-предлежающую перед ним кучу разнородных

предметов словом "шесть".

     Это значит, что он уже научился совершать довольно сложную опера-

цию абстрагирования,  производить абстракцию, отвлекающую от чувствен-

но-данных ему предметов только их количественную определенность,  нау-

чился вырабатывать общественно значимую абстракцию и фиксировать ее  в

слове.

     Согласно логике эмпиризма, он уже владеет "понятием": в самом де-

ле, весь состав номиналистического представления о понятии можно обна-

ружить в его умственных действиях.  Он отвлекает "общее", называет его

словом,  и притом такое "общее",  которое единственно важно и "сущест-

венно" с точки зрения тех задач, которые ему предлагается решить.

     Но математическими  понятиями он на этой стадии отнюдь еще не ов-

ладел. Это показывает самый элементарный эксперимент.  Показателем от-

сутствия на этой стадии оперировать понятием ЧИСЛА,  заключенным и вы-

раженным в словах "три", "шесть" и т.д., является полная неспособность

совершить простейшую операцию сложения "в уме".  Он по-прежнему вынуж-

ден производить чувственно практический пересчет предметов,  сложенных

в одну  кучу,  начиная снова от "единицы",  - хотя он прекрасно знает,

что в эту кучу он сам сложил "три" и "три".

     На этой  стадии слова "один,  два,  три...шесть" для него сами по

себе, не привязанные намертво к чувственно данному, не имеют абсолютно

никакого значения и смысла. Единственное значение этих слов - это зна-

чение внешне привязываемого знака,  не более.  Ребенок производит счет

предметов чувственно практически, а слова лишь параллельно сопровожда-

 

                                - 18 -

 

ют его чувственно практические действия. Простейшим математическим по-

нятием "трех" он ни в малейшей степени еще не владеет. Но он уже прек-

расно  владеет  словом  "три" и способностью отвлекать соответствующую

этом слову абстракцию. Он легко называет словом "три" и три конфеты, и

три карандаша,  и три игрушки. Он даже умеет - когда ему говорят слово

"три" - вызывать в своем чувственном воображении образ трех предметов,

безразлично каких,  - и даже умеет в плане чувственно воображаемой ре-

альности сосчитывать эти предметы вновь. То есть он умеет, опираясь на

слово, вызывающее в его сознании чувственно-воображаемый образ, произ-

водить пересчет чувственно представляемых им  предметов.  Опираясь  на

слово,  он активно вызывает в своем воображении чувственный облик трех

предметов, и в плане чувственного представления сосчитывает их один за

другим.

     Но здесь-то как раз и заключен роковой пункт для педагога,  исхо-

дящего из локковского представления о понятии.  Ребенок как будто  уже

научился "считать  в уме" - он поднимает глаза к потолку и - шепча про

себя, "складывает" три и три, получая шесть. Значит ли это, что он уже

овладел понятием  "трех"?  Оперирует  ли он понятием как высшей формой

духовной обработки чувственно данных фактов? Для педагогики и педагога

это отнюдь  не  праздный вопрос,  не только и не столько теоретическая

"тонкость". От ответа на него зависит план  дальнейших  педагогических

воздействий на фомирующееся сознание.

                                 ***

     (ПК! Эвальд хочет показать,  что пересчет - это ПОРЯДКОВОЕ число,

а обсуждаемое  понятие  "три"  - это НЕ-ПОРЯДКОВОЕ ЧИСЛО - ЧИСЛО КОЛИ-

ЧЕСТВО. Количественное число,  как "НЕ-ПОРЯДКОВОЕ" число как раз мате-

матически и определяется,  как ПОСЛЕДНЕЕ ПОРЯДКОВОЕ ЧИСЛО,  которое НЕ

ЗАВИСИТ ОТ ПОРЯДКА ПЕРЕСЧЕТА. Я говорю, что порядковые числа - это ПО-

РЯДКОВЫЕ ИМЕНА.  Номера трамваев, троллейбусов, автобусов, домов - ил-

люстрация "именной"  функции  порядковых  чисел.  "Складывать"  номера

троллейбусов с номерами домов - верх бессмыслицы.  Это и требует ПОНЯ-

ТИЯ о том,  что можно складывать, а что нельзя. Этот мой комментарий -

комментарий, как математика.  А Эвальд обсуждает проблему Логики, хотя

обсуждает переход от категории КАЧЕСТВО ("имя") к категории КОЛИЧЕСТВА

("СКОЛЬКО")

                                 ***

     Экспериментальная проверка  достоверно  показывает,  что понятием

ребенок на этой стадии не владеет. Те операции, которые педагогу, опи-

 

                                - 19 -

 

рающемуся на локковское представление о мышлении, кажутся уже действи-

ями с понятиям,  на самом деле есть  всего-навсего  действие  в  плане

чувственного  представления,  опирающегося  на слово.  Слово выступает

здесь как знак,  как сигнал, вызывающий в живом воображении чувственно

конкретный образ вещи. С этим образом воображения, вызванным словом, -

а вовсе не с понятием, - ребенок и производит операцию пересчета.

     Этот факт обнаруживается уже самой простой проверкой. Стоит пред-

ложить этому  ребенку "сложить вместе" не три и три - это сравнительно

нетрудно "представить" себе в живом воображении,  - а  большие  числа,

скажем, сто и восемь,  как действие в плане представления сразу подво-

дит. Ребенок по-прежнему старается чувственно представить и  сосчитать

начиная от единицы,  кучу предметов... А это - задача, при попытке ре-

шить которую обязательно откажет голова и не детская.  Это значит, что

слово, обозначающее  чувственно данную совокупность,  "кучу" предметов

(чувственно созерцаемых  или  чувственно представляемых) еще не играет

для ребенка роли понятия. Оно не несет в себе той особой высшей духов-

ной реальности,  с помощью которой чувственные данные перерабатываются

человеком в плане логической деятельности.  Оно не сокращает ни на миг

познавательных действий, не служит ребенку в качестве реально обобщен-

ного образа действительности,  с которым он мог бы действовать  вместо

непосредственно осязаемой реальности.  Оно, слово (и абстракция, в нем

заключенная) здесь просто обозначает чувственно данный  образ  или  же

вызывает его в воображении.

                                 ***

     (ПК! Это и есть то,  что я называю "именем", роль которого выпол-

няет ПОРЯДКОВОЕ ЧИСЛО.  Эвальд хочет показать ОТРИЦАНИЕ этой "порядко-

вости", которое превращает КАЧЕСТВО (фиксируемое "именем") в КОЛИЧЕСТ-

ВО, которое и характеризует ПОНЯТИЕ "числа".)

                                 ***

     Действует же  ребенок не с понятием,  а по-прежнему с чувственным

представлением. Слова, которые ребенок шепчет при этом про себя, нахо-

дя в них опору чувственным образом, лишь пассивно и параллельно сопро-

вождают его действия в плане воображения, обозначают эти действия и ту

чувственную реальность, с которой он действует. Но это еще не все. Да-

лее  ребенок  научается  вообще  забывать  про чувственно воображаемые

предметы. Он сосчитывает уже не спички, не конфеты, хотя бы только во-

ображаемые, а ведет чисто словесный счет. Но здесь само слово, его фо-

нетическое звучание,  выступает как простая механическая замена  чувс-

 

                                - 20 -

 

твенно воображаемого предмета.  Звуки "один",  "два", "три" - для него

при этом играют ту же самую роль,  какую до  этого  играли  чувственно

осязаемые образы. И с этими словами-предметами он обращается точно так

же, как с конфетами и спичками. Он по-прежнему не может сразу, "в уме"

сложить вместе три и два.  Он прошептывает "про себя" все заданное ему

КОЛИЧЕСТВО, начиная каждый раз с единицы. Он неспособен сразу осознать

три как три. Он должен снова - прежде чем "прибавлять" к нему что-то -

чувственно воспроизвести это "три" в своем воображении.  Он снова шеп-

чет:"один,  два,  три..."  и уже лишь затем,  как к снова сосчитанному

прибавляет - "...четыре, пять!"

     Последнее слово он произносит уже вслух,  громко, как слово, сов-

падающее с остановкой в пересчете.  Слова "четыре" и "пять" для него и

тут чувственно воспринимаемые слова-предметы. Сделав после слова "три"

еще два ШАГА в пересчете,  два шага, которые он для себя отмечает про-

шептыванием, он останавливается и громко произносит слово"пять".

                                 ***

     (ПК! Здесь и можно помочь считать ШАГИ на координатной сетке, как

"сдвиг" начала координат,  что и соответствует переносу "начала" коор-

динатной системы.  Методологически освоение счета через "сдвиг" на оп-

ределенно число ШАГОВ-КЛЕТОК вероятно оправдан.)

                                 ***

     Механизм такого  пересчета  очень  сложный  и стоит ребенку массы

усилий, большого напряжения - тем большего,  чем больше  сосчитываемое

КОЛИЧЕСТВО. После слова "три" он вынужден совершать следующее: он зна-

ет, что  ему  надо сделать еще два шага - первый из которых называется

"четыре",  а второй - "пять".  Прошептывая "четыре" он должен про себя

отметить, что  это  не только "четыре",  но и "первый" после трех шаг.

Каждый шаг в пересчете приобретает  вдруг  разное  числовое  обозначе-

ние:"четыре  (то  есть  один  после трех)",  "пять - то есть два после

трех", "шесть, то есть три после трех" и т.д.

     "Сложение", производимое столь непроизводительным способом,  дос-

тавит и взрослому немало труда и напряжения. Каждая из чувственно-сос-

читываемых "единиц" приобретает два разных названия, которые он однов-

ременно должен иметь в виду,  связывать их, нелегко "считать" подобным

образом, когда числа большие.

     "Семнадцать, то есть двадцать три, восемнадцать, то есть двадцать

четыре, девятнадцать, то есть двадцать пять" - вот какая сложная и му-

чительно-искусственная операция совершается в его голове.  При этом он

 

                                - 21 -

 

должен еще постоянно помнить, на каком по порядку шаге "после трех" он

должен сделать остановку,  и должен помнить, что вслух произнести надо

не тот порядковый номер, которые соответствует первому ряду пересчиты-

ваемых единиц,  а другой номер,  другое слово, связанное с первым лишь

случайным,  каждый  раз различным,  образом.  В одном случае он должен

иметь в виду,  что "два" на самом деле (во втором ряду) есть не "два",

а семнадцать,  - а в другом случае, в сложении других чисел, он вынуж-

ден шептать "два,  то есть восемь",  или "два, то есть сорок четыре" и

т.д. и т.п.

     Это употребление  двух  различных  названий  для одного и того же

умственного действия и составляет на этой ступени механику пересчета в

сложении. Появляются  два  совершенно  не связанных между собой ничем,

кроме единичных условий задачи, параллельно-сосчитываемых ряда, каждый

из которых начинается с "единицы". Нетрудно понять, почему ребенок так

часто "срывается" в сложении.  Возникает так  называемая  "конфликтная

ситуация" в сознании, требующая максимального напряжения внимания, па-

мяти, воли, сосредоточения. Разумеется все привычные для ребенка кано-

ны "умственных  действий"  -  он  должен называть ОДНО И ТО ЖЕ - ДВУМЯ

РАЗНЫМИ названиями и именно в этом видеть "СМЫСЛ".

     И все эти коллизии происходят от того,  что он реально не владеет

понятием, а лишь словом,  абстрактно обозначающем чувственно восприни-

маемую или чувственно воображаемую ральность. Он вынужден решать ЛОГИ-

ЧЕСКУЮ по существу задачу с помошью нелогических средств -  с  помощью

слова, обозначающего абстрактно-общее чувственное представление...

     В этом случае, на этой ступени умственного развития он имеет дело

с чистейшей количественной абстракцией,  зафиксированной соответствую-

щим словесным обозначением, именем. Из слова "три" ("пять", "восемь" и

т.д.) испарились   уже  последние  остатки  чувственно  воспринимаемых

свойств вещей. Но зато само слово, его фонетическое звучание преврати-

лось для него в особый чувственно воспринимаемый предмет, с которым он

действует точно так же,  как он раньше действовал со спичкой, с конфе-

той. Он  действует  с чистейшей воды абстракцией,  выраженной в слове.

Само слово становится для него особой  реальностью,  с  которой  можно

действовать теми же способами,  как с реальными конфетами.  Тем более,

что за успешные действия взрослые награждают его именно конфетами.

     Но владея словом и заключенном в нем абстраакцией,  владеет ли он

ПОНЯТИЕМ?

     Отнюдь нет. Скорее "понятие" владеет им. Взрослый, реально владе-

 

                                - 22 -

 

ющий понятием, ставит его в искусственно созданные условия, внутри ко-

торых ребенок вынужден действовать,  все время поправляет его, руково-

дит каждым его умственным шагом.

     При этом  часто и взрослый хорошенько не осознает,  какие сложные

процессы происходят в голове ребенка,  по каким ступеням совершается в

голове ребенка процесс овладения понятием.

     Ясно, что процесс овладения понятием реально осуществляется толь-

ко в ходе решения задач,  условия которых задаются взрослым и задаются

ребенку в виде чувственно практических условий, внутри которых он дол-

жен действовать.

     В ходе разрешения этих задач ребенок и овладевает способами  иде-

ального действия,  которые соответствуют сложной природе понятия.  Тем

самым он в конце концов овладевает и понятием.

                                 ***

     (ПК! Этот пример Эвальда надо довести до конца,  так как здесь  и

должно на глазах читателя родиться ПОНЯТИЕ!  Здесь совершается,  но не

закончено рождение КОЛИЧЕСТВА из  последовательности  ИМЕН  (КАЧЕСТВА)

еще не  ставших ЧИСЛАМИ порядковых номеров.  Геометрически это следует

закрепить в  переносе начала системы координат.  Здесь важно,  что при

"пересчете" можно менять МЕСТАМИ - первый и последний;  хотя мы  имеем

дело с ПОРЯДКОВЫМИ числами, но понятие "число" - есть НЕЗАВИСИМОСТЬ ОТ

ПОРЯДКА!)

                                 ***

     Но ясно,  что до поры до времени он никаких логических (в  полном

смысле слова) действий совершать не в состоянии. До поры до времени он

действует в плане представления, опираясь при этом на слово, не более.

Понятием, как  особым  "предметом",  который позволяет проделывать над

собой логические действия, он здесь еще не владеет.

     И именно  поэтому  никаких - даже самых элементарных - логических

действий он совершить с абстракцией, выраженной в слове, и не в состо-

янии.

     Словом "три" он владеет уже прекрасно и уверенно:  он уже не оши-

бается, не назовет этим словом восемь спичек или пять конфет. Столь же

уверенно он отберет именно три (причем любых!) предмета,  если его  об

этом  попросят.  Абстракцию  он производит совершенно точно,  и так же

точно проделывает обратную операцию - изготавливает  чувственно-данную

реальность,  соответствующую  этой абстракции (отбирает и кладет перед

собой именно заданное КОЛИЧЕСТВО).

 

                                - 23 -

 

                                 ***

     (ПК! Ребенок знает "единичные" количества,  но он получит ПОНЯТИЕ

тогда и  только  тогда,  когда сложение и вычитание не будут требовать

"пересчета с единицы". Без этого ПОНИМАНИЯ нет математика - именно это

и пытался объяснить А.Лебег).

                                 ***

     Но действовать с ним как с понятием он не может,  не может решить

"в уме"  самой  простенькой  задачи  на  сложение  или  вычитание.  Он

по-прежнему должен, опираясь на слово, вызвать в воображении всю чувс-

твенно осязаемую совокупность "единиц",  обнимаемых названием "три", и

действовать именно с этой совокупностью.

     Реально обобщенным,  реально сокращенным выражением реальности, с

которым он мог бы действовать вместо чувственно-данной реальности, она

ему не служит.  Не служит она ему и в качестве орудия, с помощью кото-

рого он мог бы активно обрабатывать чувственные данные СОКРАЩЕННЫМ ОБ-

РАЗОМ, не повторяя вновь и вновь бесплодного ПОРЯДКОВОГО СЧЕТА, не на-

чиная каждый раз с единицы, с самого начала.

     Он не осознает того,  что в числе "три" пересчет уже  произведен,

что число  три  есть выражение УЖЕ ПРОИЗВЕДЕННОГО ПЕРЕСЧЕТА,  есть ре-

зультат в котором этот пересчет уже содержится.

     Все это показывает,  что понятие есть нечто большее, чем выражен-

ное в слове (в термине, в наименовании) абстрактно общее, неоднократно

повторяющееся чувственно воспринимаемое СХОДСТВО.

                                 ***

     (ПК! Здесь весьма важный пункт - Эвальд говорит о СХОДСТВЕ, не не

рассматривает проблему:  сходство ЧЕГО и С ЧЕМ? А ведь речь идет о РО-

ДЕ, к  которому  в КОЛИЧЕСТВЕ принадлежат пересчитываемые предметы.  А

если еще учесть,  что эти предметы должны быть НЕИЗМЕННЫМИ,  то  здесь

еще много чего можно сказать о "СЛОЖЕНИИ": что с чем МОЖНО складывать,

а где складывать НЕЛЬЗЯ!)

                                 ***

     Все это показывает, что педагогика не может обходиться тем крайне

поверхностым номиналистическим представлением о "понятии", которое до-

жило до наших дней со времен Локка...

 

     Это можно показать и еще проще.

     Ребенок в процессе овладения речью очень часто спрашивает, указы-

вая на незнакомый ему предмет:"Что это такое?". Но подлинный смысл его

 

                                - 24 -

 

вопроса, насчет которого взрослый никогда не обманывается,  - заключа-

ется в другом.  Ребенок на самом деле ждет ответа на  вопрос:"Как  это

называется?" - и удовлетворяется тотчас же, как услышит название.

     Или, наоборот,  услышав незнакомое слово, ребенок опять спрашива-

ет:"Что это такое?", - и вновь удовлетворяется, как только ему покажут

предмет, который этим словом называется.

                                 ***

     (ПК! Здесь опять "точка ветвления" - за  этими  вопросами  всегда

спрятано нечто  ПРОСТРАНСТВЕННО-ПРОТЯЖЕННОЕ,  на  что  можно  показать

пальцем. Привыкнув к ТЕЛАМ не так легко перейти  в  МИР  ДВИЖЕНИЙ.  На

ДВИЖЕНИЯ невозможно  указывать пальцем - их можно ПОНЯТЬ!  Вот к этому

миру движений и принадлежит ДИАЛЕКТИЧЕСКОЕ ПОНЯТИЕ.  А всякое движение

есть ПРОТИВОРЕЧИЕ!).

                                 ***

     Большего он не только не хочет, но и не может усвоить. Он интере-

суется исключительно СООТВЕТСТВИЕМ наименования  -  и  той  чувственно

воспринимаемой  ВЕЩЬЮ,  к которой это название приложимо.  О "понятии"

здесь и речи нет и быть не может.

     Лишь гораздо  позже он начнет спрашивать "что это?" с целью услы-

шать от взрослого нечто большее,  чем просто имя,  или указание на  ту

вещь, к которой это имя относят взрослые.

     Но здесь возникает совсем иная  ФОРМУЛА  вопроса.  Ребенок  тогда

спрашивает не  "что это?",  а "для чего это?",  "зачем это?",  "почему

это?" и т.д.

                                 ***

     (ПК! Это я выделил слово ФОРМУЛА,  так как здесь за  этим  словом

стоит РОД ВОПРОСА.  Когда Витя Беляков сказал, что одна система управ-

ления отличается от другой ВИДАМИ ВОПРОСОВ, с которыми к ней можно об-

ращаться, и  степенью детальности (КОНКРЕТНОСТИ!),  С КОТОРОЙ ОНА ДАЕТ

ОТВЕТ, то стала ясно:  "Скалар" типичная диалектика ВОПРОСОВ,  а  само

понятие "вопрос"  и  отличает диалектику от формальной логики.  Логика

вопросов у Лобачевского - это "эротетическая логика"!)

                                 ***

     Ясно, что здесь его интересует уже не слово.  Его непосредственно

интересует уже РОЛЬ,  назначение вещи в какой-то,  более или менее об-

ширной системе условий, связь ее с другими вещами и т.д. Он уже не от-

вяжется, как прежде, услышав название. Его занимает уже не название.

                                 ***

 

                                - 25 -

 

     (ПК! Именно здесь и находится классификатор материалов, техничес-

ких средств и профессий: это ответ на вопрос - "что оно делает?")

                                 ***

     В данном  случае  действительно происходит процесс усвоения поня-

тий, процесс усвоения способности мыслить.  И первым показателем этого

факта является наличие в его речи сознательно  применяемых  логических

КАТЕГОРИЙ  - чаще всего КАТЕГОРИИ ПРИЧИНЫ ("почему?") или же КАТЕГОРИИ

ЦЕЛИ("зачем?", "для чего?")

     Отметим, что  категория "цели" и в развитии индивида есть первая,

"детская", форма мышления, в которой человек задается вопросом о взаи-

модействии ВЕЩЕЙ и ЯВЛЕНИЙ.  Точно то же происходит в истории мышления

- сравни "энтелехию", "целевую причину".

     Эти элементарные факты,  разумеется,  могут лишь оттенить правоту

взглядов Маркса,  который о "понятии" придерживается вслед за  Гегелем

более высокого и утонченного понимания, нежели материалистическая гно-

сеология XVII-XVIII вв.

     То, что  указанные факты показывают на материале детской психоло-

гии и педагогики,  философия давно установила на  основе  исследования

процесса развития  мышления в целом,  а Маркс истолковал материалисти-

чески в ходе критики гегелевской логики.

     Исходя из более глубокого понимания о целях и задачах теоретичес-

кого мышления,  нежели  то,  которое  было  свойственно   материализму

XVII-XVIII вв., Маркс даже терминологически противопоставляет свою по-

зицию в Логике позиции старого материализма.

     Согласно терминологии Маркса, чувственно созерцаемые факты, буду-

чи просто пересказанными, выраженными в речи, образуют сферу представ-

ления.  Выражая чувственно созерцаемые мной факты в речи,  я довожу их

до сознания другого - а лишь тем самым и для себя  самого,  до  своего

собственного общественного сознания. Но я при этом, разумеется, обеими

ногами остаюсь еще в пределах первой, чувственной ступени познания, на

ступени созерцания и представления.

                                 ***

     (ПК! Это  "доведение  до ступени ПРЕДСТАВЛЕНИЯ",  то есть до "об-

щественного осознания" и есть прием-рекомендация Декарта  "писать  для

себя так, как будто это ты пишешь для научной публикации".

                                 ***

     И факты созерцания и факты представления (то есть созерцания гла-

зами другого  индивида,  совершающегося мной благодаря речи и посредс-

 

                                - 26 -

 

твом речи) - одинаково составляют в своей совокупности лишь тот  эмпи-

рический материал,  который  мышлению  в понятиях еще только предстоит

обработать, переработать.

     Поэтому-то первой задачей Логики,  исследующей именно процесс ло-

гической переработки  чувственно  данных  в созерцании и представлении

фактов,  вещей,  явлений, - и является задача С ОБЪЕКТИВНОЙ СТРОГОСТЬЮ

различать ПОНЯТИЕ от простого выраженного в слове,  в речи ПРЕДСТАВЛЕ-

НИЯ,  от общего, словесно выраженного (а потому и абстрактного) ПРЕДС-

ТАВЛЕНИЯ.

     Формальная логика  к такому различению даже не подходит,  если не

считать ссылки на "существенность"  общего,  фиксируемого  в  понятии,

ссылки, про которую авторы сразу же предпочитают забыть,  ибо она обя-

зывает ко многому.

     Для Маркса  это различение вовсе не есть чисто теоретическая тон-

кость. Оно предполагает более глубокий взгляд на задачи мышления вооб-

ще и на задачу Логики как теории,  в частности. Маркс исходит при этом

не из спекулятивно надуманных соображений,  а из тех реальных требова-

ний, которые научное познание выдвигает перед теорией Логики.  Вопрос,

который задает Логике реально мыслящий человек,  вовсе не  сводится  к

тому, как  производить абстракцию как таковую,  к тому,  как научиться

отвлекать абстрактно общее в чувственно данных фактах. Для того, чтобы

суметь сделать  это,  вовсе не нужно просить помощи и совета у Логики.

Для этого вполне достаточно владеть родным языком и способностью  сос-

редотачивать внимание на сходствах и различиях, чувственно воспринима-

емых и без помощи Логики.

     Вопрос, с которым мыслящий человек обращается к Логике и на кото-

рый она обязана дать ответ, касается более сложной задачи: как вырабо-

тать такую абстракцию,  которая выражала бы ОБЪЕКТИВНОЕ существо вещи,

факта, явления, ЗАКОН ЕГО СУЩЕСТВОВАНИЯ?

                                 ***

     (ПК! Объективное существо вещи - это есть ЗАКОН ЕЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ!

Это, конечно, верно, но еще недостаточно. Диалектика разумеет под сло-

вом "вещь" - ПРОЦЕСС,  т.е. ту или иную ФОРМУ ДВИЖЕНИЯ. А формы движе-

ния имеют всегда в качестве ЗАКОНА (ИНВАРИАНТА), именно то, что в этом

конкретном  ТИПЕ  движения - остается без изменения!  Речь идет о том,

что в заданном классе ИЗМЕНЕНИЙ - НЕ-ИЗМЕНЯЕТСЯ!)

                                 ***

     Выработать же  абстракцию просто и зафиксировать ее в слове легко

 

                                - 27 -

 

и без логики. Природа этого акта, акта выработки общего представления,

вообще лежит за пределами предмета логической теории.  Не как отвлека-

ется абстрактно общее чувственно воспринимаемое сходство или различие,

эмпирически повторяющийся факт,  - а как вырабатывается на основе ана-

лиза массы фактов такое обобщение,  которое выражает объективную конк-

ретность исследуемого предмета,  - вот та реальная  проблема,  решение

которой совпадает с решением логической проблемы о природе понятия.  И

только на пути решения этой проблемы можно получить действительно  со-

держательное  и  нужное  сегодняшней науке понимание природы понятия и

способов действования с ним в процессе познания.

     Иными словами,  центральный вопрос логики  переносится  в  совсем

иную плоскость,  неведомую чисто формальной логике: при каких условиях

человек может выработать такое теоретическое обобщение,  которое отра-

жало бы ОБЪЕКТИВНОЕ КОНКРЕТНОЕ СУЩЕСТВО данных в созерцании  и  предс-

тавлении фактов. То есть центр тяжести логики переносится на раскрытие

всей совокупности условий,  обеспечивающих  конкретное  содержательное

обобщение,  а не просто абстракцию, которая может быть с равным правом

и пустой и чисто субъективной.  Это и значит,  что Логика совпадает по

объему своих проблем с теорией познания, а по реальному объему - с ди-

алектикой,  ибо "субъективные" условия, при соблюдении которых добыва-

ется содержательное конкретное обобщение (понятие) суть КАТЕГОРИИ, вы-

ражающие всеобщие ФОРМЫ ДВИЖЕНИЯ И РАЗВИТИЯ объективной предметной ре-

альности.

     К анализу  категорий,  которые являются "субъективными" условиями

мышления, "причинными условиями разума",  его "регулятивными принципа-

ми" именно потому, что сами по себе отражают всеобщие формы предметной

реальности, и сводится задача Логики.

     Только в этом понимании Логика и может совпадать по своей пробле-

матике с "теорией познания", а по содержанию - с диалектикой, как нау-

кой о всеобщих формах и законах развития природной и  общественной  (а

вследствие этого - также и духовной) реальности.

     Основная беда  старой,  недиалектической  логики  залючалась не в

том, что она будто-бы совершенно не касалась категорий  как  подлинных

форм мышления,  а в том, что эти категории исследовались ей крайне не-

достаточно и притом - понимались недиалектически.  В связи с этим про-

цес образования абстракций понятия толковался ею с точки зрения  мета-

физически понимаемой категории "тождества". Толкование понятия как вы-

ражения (или отражения) абстрактно общего есть просто другое словесное

 

                                - 28 -

 

выражение  этого взгляда на закон образования понятия.

     Выделение абстрактно общего, то есть "тождественного" целому ряду

предметов "признака", чувственно воспринимаемого сходства и фиксирова-

ние этого  абстрактно общего в виде общепринятого термина ничего,  ко-

нечно, не может объяснить в процессе образования действительных  поня-

тий, - хотя эту черту в нем всегда и можно обнаружить. И понимание это

отнюдь не перестает быть крайне метафизическим от того,  что категорию

абстрактного тождества механически сочетают с категорией "существенно-

го", ибо в этом случае по-прежнему стараются  отыскать  "существенное"

определение предмета в ряду абстрактных определений,  в ряду представ-

лений, выработанных согласно принципу "абстрактного тождества".

     Образование абстрактных  представлений  (или "поверхностных поня-

тий", как их иногда предпочитают называть) действительно и по  времени

и по  существу предшествует образованию понятий,  действительной логи-

ческой переработке созерцания и представлений в понятие.  Это то,  что

иногда называют "аналитической" стадией познания. Но как предпосылка и

условие  логической  деятельности  эта  "стадия" и есть не более,  как

предпосылка. Результат, который с ее помощью достигается, - это просто

всестороннее эмпирическое ознакомление с вещью. На этой стадии индивид

делает для себя известным то,  что  известно  всем  другим  индивидам.

Речь, термины, наименования здесь просто фиксируют в общественном соз-

нании эмпирическую картину фактов,  позволяет создать  всестороннее  и

расчлененное (упорядоченное) представление о них.

     Представления (или "поверхностное понятия") при этом на самом де-

ле  образуются по принципу абстрактного тождества.  Поэтому совокупное

представление,  с их помощью и в их форме выражаемое,  и есть не более

чем совокупность эмпирических,  чисто аналитических абстракций. Каждая

из таких абстракций  отражает  неоднократно  повторившийся,  постоянно

повторяющийся факт. Но этим дело и ограничивается.

     По представлению  философов типа Локка или Гельвеция этим,  собс-

твенно, и исчерпывается "логическая переработка"  чувственных  данных.

По Марксу, однако, она, как таковая, еще и не начиналась.

     Если принцип абстрактного тождества можно оправдать  как  принцип

выработки общего представления, то в качестве принципа образования по-

нятия он оказывается не просто и не только "недостаточным", но и прямо

ложным.

     История науки и философии нагляднейшим образом демонстрирует  тот

факт, что  все действительные понятия всегда вырабатывались (сознавали

 

                                - 29 -

 

ли то теоретики или нет) согласно законам и принципам,  не имеющим ни-

чего общего с принципом "абстрактного тождества". И наоборот, посколь-

ку тот или иной теоретик во что бы то ни стало хотел выработать "поня-

тие" согласно этому принципу, постольку он в итоге оказывался во влас-

ти ходячих эмпирических представлений своего времени и не делал ни ша-

гу вперед по пути действительного научного понимания.

 

       (О.М.Юнь: "Животное, которое УСОВЕРЕШЕНСТВУЕТ ОРУДИЯ".)

 

          3. ИСТОРИЯ ПОНЯТИЯ "ЧЕЛОВЕК" И УРОКИ ЭТОЙ ИСТОРИИ.

 

     О "человеке"  каждый имеет более или менее отчетливое представле-

ние. Человеческое существо резко отличается от всякого другого,  и от-

личить его от всех других не так уж сложно.

     Но не так легко образовать понятие,  которое  выражало  бы  самую

суть его специфической природы.

     Согласно логике эмпиризма,  опирающейся на  принцип  абстрактного

тождества, "признаки"  этого  понятия  следовало  бы  выделить на пути

сравнения всех единичных представителей человеческого рода -  на  пути

отвлечения того "общего",  которым обладает каждый из них,  взятый по-

рознь.  Притом "специфического" общего, - прибавит представитель эмпи-

рической логики,  - то есть такого "общего", которым ни одно существо,

кроме человеческого, не обладает.

     Но уже древние греки показали всю беспомощность подобного  рецеп-

та: это  определению в точности удовлетворяет определение человека как

"существа двуногого и лишенного перьев..." В этом понятии уж "сущность

человека", оказывается, однако, приравненной к "сущности"... ощипанно-

го цыпленка. Мягкая мочка уха, мимоходом шутил Гегель, есть тоже имен-

но "общий" и притом "специфический" признак человеческого существа.  И

действительно, к рецепту, согласно которому якобы вырабатываются поня-

тия по мнению логики эмпиризма, трудно относиться иначе, как юмористи-

чески.  Ясно  без дальнейших пояснений,  что этот рецепт не спасает от

глупых курьезов и,  кроме того, не стоит ни в каком отношении к основ-

ной задаче мышления в понятиях - к задаче раскрытия "сущности" предме-

та, его "существенных" признаков...

     Уже первая попытка выработать теоретически продуманное  определе-

ние понятия "человек" (мы имеем в виду определение гениального Аристо-

теля, согласно которому человек есть "животное политическое") абсолют-

 

                                - 30 -

 

но необъяснима  с  помощью пресловутого абстрактного тождества.  Более

того, принцип этот здесь самым явным образом нарушается и  игнорирует-

ся. Элементарный анализ аристотелевского определения  показывает,  что

сама  операция  "отвлечения общего" предполагает какое-то иное,  более

глубоко запрятанное соображение,  на основании которого Аристотель во-

обще  принимает  во внимание лишь нетрудящегося гражданина города-рес-

публики. Для Аристотеля лишь этот гражданин есть "человек". Только его

способ существования расценивается как "человеческий".

     Иными словами,  сама  операция  "отвлечения общего" предполагает,

что предварительно, на каком-то ином ОСНОВАНИИ, очерчен круг единичных

явлений, от  которых затем отвлекается "общее".  Современному читателю

не нужно объяснять,  что это за основание. Важно лишь, что это основа-

ние выработано вовсе не согласно закону абстрактного  тождества,  а  в

его нарушение, и зависит от гораздо более сложных мотивов, носящих от-

нюдь не формальный характер...

     И если посчитать,  что Аристотель в данном случае  внес  в  науку

"антинаучные" соображения, нарушив в угоду "классовых интересов" инте-

ресы "чистой науки", выражаемой якобы принципом абстрактного тождества

всех людей друг другу, то пришлось бы посчитать за более "объективных"

теоретиков идеологов раннего христианства. Эти и раба считали "челове-

ком" и пытались выработать понятие о человеке,  обнимающее всех  людей

без изъятия.  В их определении принцип абстрактного тождества был соб-

люден,  но от этого их "обобщение" отнюдь не  представляло  собой  шаг

вперед по сравнению с определением Аристотеля.  Скорее наоборот. И уж,

конечно,  их  абстракция "человека" не перестала зависеть от "вненауч-

ных" мотивов. И здесь поэтому вовсе не принцип "тождества", а какой-то

совсем  иной принцип обусловил тот факт,  что в "понятии" были указаны

именно такие, а не иные "признаки".

     Этого вполне достаточно,  чтобы показать, что процесс образования

понятия на самом деле всегда определяется вовсе не приципом  абстракт-

ного тождества, а совсем иными законами, которые формальная логика во-

обще не желает считать законами развития логического познания, закона-

ми ПРОЦЕССА ОБРАЗОВАНИЯ понятия, его изменения, его эволюции в истории

мысли.

     Но как раз те всеобщие законы,  которым на самом деле подчиняется

процесс "рационального" познания, - сознает их или не осознает отдель-

ный теоретик,  считает он их "логическими" или не считает, - есть под-

линные законы образования понятий.

 

                                - 31 -

 

     Это и есть законы диалектического развития познания, которые осу-

ществляются во всеобщем ходе познания независимо от того,  признают их

законами "логики" или не признают.  Это обстоятельство установил впер-

вые диалектик Гегель,  определив их как законы "разума", как подлинные

законы, по которым протекает рождение и развитие понятий.

     А эти законы и "принципы" зависят  не  от  сознания  человека,  а

прежде всего от всеобщего развития практики человечества.  Поэтому по-

нятие всегда образуется по законам "разума",  - разница может состоять

лишь в том,  сознательно ими пользуются или нет, образуется ли понятие

сознательно  или под воздействием стихийно осуществляющихся требований

процесса познания в целом.

     Итак, ясно, что процесс образования понятия регулируется законами

"разума" даже в том случае, если теоретик и полагает, что он действует

в точности по канонам "рассудка" - и его основному принципу,  принципу

"абстрактного тождества" в частности.  Ясно, что принцип "абстрактного

тождества" невозможно объяснить буквально ни из одного из понятий, ко-

гда-либо возникавших в истории познания. Но столь же ясно, что понятие

можно искусственно "свести" к процессу образования общего  представле-

ния, - так как на самом деле понятие всегда возникает на основе такого

представления и кажется просто более развитым и  более  точным  "общим

представлением"...

     Факты, которые  мы  привели,  показывают пока лишь,  что принципа

абстрактного тождества попросту недостаточно,  чтобы в соответствии  с

ним объяснить или образовать "понятие".

     Перейдем теперь к фактам из той же области,  которые столь же от-

четливо показывают,  что этот принцип не только "недостаточен",  но  и

прямо ложен,  когда  речь заходит о путях образования абстракции поня-

тия, конкретной абстракции, конкретного "всеобщего", - а потому скорее

способен дезориентировать мышление, чем направить его по верному пути,

по пути, ведущему к объективной истине.

     Сравним - для большей наглядности - то понятие,  которое выражает

"сущность человека" в системе взглядов диалектика Маркса, с тем "поня-

тием" о  ней,  которые можно обнаружить в системах метафизических мыс-

ливших теоретиков.

     Как бы не различались между собой многократные попытки выработать

"всеобщее понятие" относительно "сущности человека",  как бы не разли-

чались методы,  с помощью которых это понятие старались выработать,  и

результаты,  полученные с их помощью, все они отягощены одним предрас-

 

                                - 32 -

 

судком метафизического мышления. И этот предрассудок, без сознательно-

го преодоления которого было невозможно придти к действительному поня-

тию "сущности человека", заключался в том представлении, что преслову-

тая  "сущность"  может  и должна быть обнаружена в ряду тех абстрактно

общих черт, которыми обладает КАЖДЫЙ представитель человеческого рода,

взятый ПОРОЗНЬ.  И Локк, и Гельвеций, и Кант, и Фейербах одинаково по-

лагали,  что задача в конце концов сводится  к  тому,  чтобы  выделить

"абстракт, присущий каждому индивиду", чтобы в ряду этих общих каждому

единичному человеку "признаков" обнаружить такой из них, который выра-

жает "сущность" каждого человека.

                                 ***

     (ПК! Но это МОЖНО СДЕЛАТЬ, когда известна сущность понятия "чело-

век". Я не хочу спорить с Марксом,  но Эвальд выбрал не лучшее опреде-

ление,  которое есть у Маркса. Я использую Маркса-Юня, определяя чело-

века через АКТ ТВОРЧЕСТВА  В  СОВЕРШЕНСТВОВАНИИ  ОРУДИЙ.  Теперь  этот

"творческий компонент" уже можно обнаруживать и в КАЖДОМ отдельном ин-

дивиде, но я нашел этот "всеобщий" признак, лишь найдя "сущность" все-

го человеческого рода!)

                                 ***

     Лишь Маркс и Энгельс впервые поняли,  что ложна как раз эта мето-

дологическая установка  и  что  "сущность  человека" бесполезно искать

среди абстрактно общих каждому индивиду определений  по  той  причине,

что она вовсе НЕ ТАМ находится...

     В известном положении Маркса:"...сущность человека не  есть  абс-

тракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть

совокупность всех общественных отношений" (Соч.  т.3, с.2) - заключена

не только социологическая истина,  но и глубокая логическая установка,

одно из важнейших основоположений диалектической логики - логики, сов-

падающей с диалектикой.

                                 ***

     (ПК! Это же еще самый ранний Маркс,  а вокруг этой  цитаты  вырос

целый лес фальсификаций. Не лучший выбор Эвушки).

                                 ***

     Эта логическая установка заключается в следующем:  понятие, выра-

жающее конкретную  "сущность" каждого единичного представителя челове-

ческого РОДА, не может быть получено на пути абстрагирования того "об-

щего", которым обладает каждый индивид. Такое понятие может быть обра-

зовано только путем  исследования  системы  всеобщего  взаимодействия,

 

                                - 33 -

 

внутри которой  осуществляется  жизнедеятельность человеческих индиви-

дов, - то есть на пути рассмотрения системы общественных отношений че-

ловека к человеку и человека к природе.

     Нетрудно заметить,  что такая логическая установка переворачивает

на голову  все  традиционные представления об отношении абстрактного к

конкретному и предполагает диалектический характер отношения  "общего"

к "единичному".

     Эти две проблемы  (абстрактное-конкретное  и  общее-единичное)  в

данном пункте  переплетаются  между собой органически.  Рассмотрим это

обстоятельство повнимательнее.

 

                 "СОВА МИНЕРВЫ"  - вот она какая!  (23 января)- но кто

                 сейчас слышит крик "галльского петуха",  возвещающего

                 смерть системы денежного обращения?

 

            4. КОНКРЕТНОЕ И ДИАЛЕКТИКА ОБЩЕГО-ЕДИНИЧНОГО.

 

     Поиск "сущности человека" на пути "идеального уравнивания людей в

роде", в ряду тех общих черт, которыми обладает каждый индивид, взятый

порознь, предполагает крайне метафизическое понимание отношения "обще-

го" к "единичному".

     Для Локка,  Гельвеция и Фейербаха "конкретно" только  "единичное"

(единичная чувственно воспринимаемая вещь,  предмет, явление или отде-

льный человеческий индивид).  "Абстрактное" для них -  это  умственное

отвлечение, которому  в  реальности соответствует сходство многих (или

всех) единичных вещей, явлений, людей и т.д.

     Любой материалист-метафизик  прекрасно  понимает,  что в действи-

тельности "общее" существует только через "единичное", в качестве сто-

роны, в качестве одной из сторон "единичного" и что конкретная полнота

"единичного" не исчерпывается "общим". Но в этом понимании нет ни мил-

лиграмма диалектики. Точнее говоря, это и есть законченно метафизичес-

кое понимание вопроса.

     Согласно этой позиции "общее" как таковое,  отдельно от единично-

го, осуществляется только в сознании, только в голове человека, только

в виде слова.

     На первый взгляд эта позиция кажется единственно материалистичес-

кой. Но только на первый взгляд. Дело в том, что эта позиция полностью

игнорирует диалектику общего и единичного в самих вещах.

 

                                - 34 -

 

     Если под  "общим"  понимается  только сходство,  только тождество

единичных вещей в каком-либо отношении,  то с этой позицией спорить не

приходится. Утверждать  обратное может только сторонник средневекового

"реализма".

     Но зато и представление,  согласно которому "общее" отражает лишь

сходство единичных вещей и ничего больше,  есть столь  же  антикварное

представление, достойное  средневековья.  По своему теоретическому со-

держанию они ничуть не богаче, чем фантазии представителей средневеко-

вого реализма.

     Когда Гегель поставил вопрос об объективной реальности  "всеобще-

го", то в этой постановке вопроса заключался не только идеализм,  но и

диалектика, которой совершенно не понял Фейербах. Тезис Гегеля как раз

обратен тезису метафизического материализма: согласно Гегелю "абстакт-

но" именно единичное, а достоинство "конкретности" принадлежит "всеоб-

щему".

     И с точки зрения диалектики в этом гораздо больше смысла.  Дело в

том, что  под  "всеобщим"  Гегель понимает вовсе не простое чувственно

воспринимаемое "сходство",  абстрактное тождество единичных вещей друг

другу или выражение "признака", одинакового всем единичным вещам.

     В его терминологии "всеобщее" означает нечто совсем иное - ОБЪЕК-

ТИВНЫЙ ЗАКОН,  по которому существуют единичные вещи,  ЗАКОН, согласно

которому совершается их рождение,  развитие и гибель.  ЗАКОН этот осу-

ществляется согласно  Гегелю  только  через взаимодействие бесконечной

массы единичных вещей, предметов, явлений или людей, через их реальное

взаимодействие.

     Гегель впервые  понял,  что отдельные индивиды,  составляющие об-

щество,  вступая в реальное взаимодействие друг с  другом,  производят

помимо своих намерений некоторый РЕЗУЛЬТАТ, которого они не ждали и не

планировали.  Этот результат и есть по Гегелю тот подлинно ВСОБЩИЙ ЗА-

КОН,  который управляет на самом деле,  вопреки иллюзии отдельных лиц,

совокупной общественной жизнью,  а следовательно, и жизнью каждого ин-

дивида, хотя тот его не сознает.

     "Всеобщее" согласно  Гегелю и должно выражать этот действительный

верховный ЗАКОН - ЗАКОН, который по отношению к каждому отдельному ин-

дивиду представляет собой нечто по существу первичное, главенствующее,

определяющее.

     Другое дело,  что Гегель видит этот закон в логической  структуре

человеческого мышления, в формах "логического разума". Не в решении, а

 

                                - 35 -

 

в постановке вопроса заключается диалектическая сила концепции Гегеля.

     Но как раз этой постановки вопроса не понял  Фейербах.  Когда  он

видит в гегелевском понимании только идеализм, то в этом выражается не

только его стремление к материализму,  но и полнейшая слепота по отно-

шению к диалектике.

     Представление о том, что только "единичное" конкретно, и у Локка,

и у  Гельвеция,  и  у  Фейербаха  тесно  связано с их "атомистическим"

взглядом на общественную действительность.  По их мнению,  "единичное"

человеческое существо уже от природы наделено всей полнотой человечес-

ких качеств, а общественная реальность есть нечто производное от инди-

видуальной полноты личности. Сама по себе личность богата и всесторон-

ня, а общественные связи людей  -  это  всего-навсего  "односторонние"

проявления ее природы.

     Позиция Гегеля в данном пункте оказалась гораздо более  верной  и

сильной со стороны своего теоретического содержания, потому что Гегелю

(в силу обстоятельств, которые мы рассматривать не можем, не уходя да-

леко в  сторону  от  темы) была чужда ограниченно-индивидуалистическая

трактовка вопроса об отношении личности и общественного организма.

     Рассматривая общество как единый организм, как коллективный субъ-

ект, переживающий закономерное развитие,  не зависящее от  капризов  и

произвола индивидов,  Гегель впервые уловил диалектику взаимоотношения

между личностью ("единичным")  и  обществом  ("всеобщим").  Исходя  из

представления об обществе,  как развивающимся целом, Гегель резко под-

черкнул то обстоятельство, что человеческая личность, индивидуальность

есть нечто целиком и полностью производное от  процесса  общественного

("всеобщего") развития. Единичный человек лишь постольку человек, пос-

кольку его единичная жизнедеятельность  реализует  какую-либо  потреб-

ность, развитую общественным организмом.

     Гегель понял,  что  единичный человек вовсе не представляет собой

от рождения,  от природы той полноты человеческих качеств, которую ему

приписывала позиция буржуазно-индивидуалистического "атомизма". Гегель

абсолютно прав в своем утверждении, что вне общества в индивиде не мо-

жет появиться ни одной человеческой черты,  что вне общества "человек"

абсолютно равен животному.  Лишь развиваясь внутри и  посредством  об-

щества, индивид  впервые  приобретет те качества,  которые относятся к

его собственно человеческой природе,  относятся  к  его  "человеческой

сущности".

     Но тем самым оказывается,  что  единичная  человеческая  личность

 

                                - 36 -

 

вовсе и не содержит в себе конкретной полноты своей собственной  "все-

общей сущности".  Эту последнюю индивид выражает всегда лишь более или

менее односторонне,  тем более односторонне,  чем меньше  общественной

культуры он усвоил.

     Даже прямая походка есть продукт культуры, есть свойство, которое

в человеческом индивиде развивается обществом, а не природой, не гово-

ря уже о таких свойствах,  как речь, сознание, воля, разум, нравствен-

ность и т.д.

     Иными словами,  все  специфически  человеческие черты возникают и

разиваются лишь в русле всеобщего,  общественного процесса, лишь через

взаимодействие миллионов  индивидов.  Все то,  что в человеке является

человеческим, есть продукт всеобщего развития. Индивид же, разумеется,

воплощает в  себе лишь какие-то немногие "стороны" всеобщей человечес-

кой культуры,  и в этом смысле скорее "единичное" есть  "абстрактное",

есть одностороннее воплощение "всеобщего" культурного развития челове-

чества.

     Именно этот подход к проблеме отношения личности и общества, осу-

ществленный Гегелем в "Феноменологии духа",  и был тем реальным путем,

по которому Гегель подошел к диалектике и в Логике,  в понимании  диа-

лектики всеобщего-отдельного-особенного и абстрактно-конкретного.

     "Всеобщее" в логике Гегеля выступает как реальность гораздо более

прочная и устойчивая,  нежели "единичное", и рассматривается как нечто

первичное по отношению к "единичному", а "единичное" - как абстрактное

воплощение, как одностороннее проявление "всеобщего".

     Метафизик в этом видит только идеализм,  только атавизм теологии.

Он (пример тому Фейербах) не замечает, что Гегель в этой формуле ухва-

тил именно  диалектику отношения всеобщего и единичного вне головы че-

ловека.

     Чего материалист-метафизик  не  понимает в гегелевской постановке

вопроса, так это того, что каждая единичная вещь всегда и рождается, и

развивается, и  погибает внутри и посредством конкретной,  исторически

сложившейся системы взаимодействия, и своей индивидуальной судьбой од-

носторонне отражает движение и судьбы этой системы в целом.

     Материалист-метафизик не понимает того,  что эта всеобщая система

взаимодействующих вещей (явлений,  людей и пр.) всегда есть  некоторое

"органическое целое",  не сводимое к сумме своих частей,  - понимаются

ли  "составные  части"  как единичные вещи или как абстрактно общие им

всем формы.

 

                                - 37 -

 

                                 ***

     (ПК! На физическом уровне - это демонстрируют сети Крона - свойс-

тва сетей определяются не только "элементами",  но и "способом их сое-

динения". Это-то "способ соединения" и не имеет "имени". У математиков

это - ТОПОЛОГИЯ, но у них нет ТИРИНГ-ТОПОЛОГИИ, которая и есть ДИАЛЕК-

ТИКА!)

                                 ***

     Поэтому-то Фейербаху  и остается абсолютно непонятной гегелевская

позиция, согласно которой "всеобщее" рассматривается как выражение ЗА-

КОНА, управляющего массой взаимодействующих "единичных". Он не улавли-

вает "рационального зерна" этой позиции, заключающегося в том, что Ге-

гель старается  увидеть объективную модель человеческих понятий в фор-

мах всеобщей взаимосвязи,  в формах всеобщего взаимодействия  вещей  и

людей, в ЗАКОНЕ, который управляет этим взаимодействием.

     Фейербах же застревает на метафизическом противопоставлении  еди-

ничного (как  чувственно  воспринимаемой  вещи) - и "общего",  которое

якобы выражает лишь абстрактное "сходство" многих или  всех  единичных

вещей...

     Фейербах не понимает того факта, что все конкретные всебщие формы

взаимодействия, внутри  которых  и посредством которых и возникает,  и

существует, и исчезает каждая конкретная вещь, не совпадают,

     во-первых, с  тем "абстрактом",  который можно усмотреть в каждой

                единичной вещи,  с тем "одинаковым",  которым обладает

                каждая единичная вещь, взятая порознь, а

     во-вторых, что любая исторически развившаяся система  взаимодейс-

                твия  выступает  по  отношению к каждой отдельной вещи

                как ОБЪЕКТИВНЫЙ ЗАКОН, предопределяющий ее судьбу.

     Так общественный организм, управляемый определенными общими зако-

номерностями, есть нечто первичное по отношению к каждому индивиду.

     Так биологический вид есть нечто большее,  нежели простое "сходс-

тво" между особями, его составляющими: это опять-таки исторически сло-

жившаяся система обмена веществ, ассимилирующая элементы внешней среды

особым, лишь ей присущим способом - таким способом,  что в  результате

производится и воспроизводиться именно такая "единичная" особь, именно

такое, а не какое-нибудь иное единичное тело...

     Эта исторически сложившаяся система биологических связей по отно-

шению  к каждой отдельной рождающейся в ее лоне единичной особи высту-

пает как нечто определяющее, как нечто "первичное", как особым образом

 

                                - 38 -

 

действующий механизм,  формирующий "единичную" особь,  детерминирующий

характер и направление ее развития.

     Как раз эта объективная реальность - исторически сложившиеся все-

общие формы взаимодействия,  а не абстрактные сходства, и представляют

собой подлинный предмет мышления в  понятиях.  Именно  этим,  конкрет-

но-всеобщим формам бытия вещей, а не их абстрактным сходствам, и долж-

ны соответствовать человеческие ПОНЯТИЯ.

                                 ***

     (ПК! Все это очень "правильно", но не конструктивно! Истина всего

сказанного не достижима на уровне "объяснения".  Однако,  если принять

во внимание весь корпус естественно-научных дисциплин,  - то  этот  же

текст означает:  "всеобщее"  - ЗАКОН,  есть инвариант описания,  а его

матричные представления - это и есть множество "единичных"  ПРОЯВЛЕНИЙ

этого же закона.  Однако, в системе ЗАКОНОВ ПРИРОДЫ, появится "ковари-

антная производная",  роль которой в экономических явлениях, построен-

ных на инварианте "стоимости",  играет "прибавочная стоимость". Она не

может исторически возникнуть без "инварианта стоимости", но после воз-

никновения "прибавочной стоимости" - уже последняя диктует НОВЫЙ ЗАКОН

исторического развития, являясь "производной" (в точном математическом

смысле) от "стоимости".  Этот новый закон - и есть закон, где ПРИБЫЛЬ,

а не стоимость,  определяет существо процесса.  И  здесь  два  способа

борьбы за  "прибыль":  либо "печатный станок" международного валютного

фонда, либо ТВОРЧЕСТВО,  в форме открытий и изобретений, реализуемых в

новых технических средствах.

     ПОНЯТИЕ - это математическое отображение (лишенное действительно-

го времени!)  в  ПАРУ  взаимоисключающих аксиом:  тезис-антитезис и их

объединение в ПОНЯТИЕ,  как син-тезис.  Не зная математики  невозможно

объяснить, что ЗАКОН (например, сохранение энергии) есть подлинно ВСЕ-

ОБЩЕЕ для многих частных-"единичных" про-ЯВЛЕНИЙ этого закона. С фило-

софскй точки  зрения  - теория тензорного анализа сетей Крона - и есть

теория ПОЗНАНИЯ,  ибо ПОНЯТИЕ Крона - ТЕНЗОР - это именно  гегелевское

ПОНЯТИЕ В ЕГО КОНСТРУКТИВНОМ, ПРИКЛАДНОМ ЗНАЧЕНИИ.)

                                 ***

     Но этого-то и не понял Фейербах в своей критике  Гегеля.  Поэтому

он и  в социологии,  и в теории познания остается на точке зрения абс-

трактного индивида, вопреки его собственным декламациям о том, что его

точкой зрения является "конкретный",  "реальный", "действительный" че-

ловек...

 

                                - 39 -

 

     "Конкретным" этот  человек  оказался  лишь в воображении,  лишь в

фантазии Фейербаха. Действительной "конкретности" человека он так и не

разглядел.

     И это,  кроме всего прочего, означает, что сами термины "конкрет-

ное" и "абстрактное" Фейербах употребляет как раз наоборот по  сравне-

нию с их подлинным философским СМЫСЛОМ:  то, что он называет "конкрет-

ным", есть на самом деле,  как это блестяще показали Маркс и  Энгельс,

крайне абстрактное и наоборот.

     Фейербах именует "конкретным" совокупность чувственно воспринима-

емых качеств, присущих каждому индивиду, или - качеств, общих всем ин-

дивидам, и из этих качеств строит свое представление о "человеке".

     С точки  же зрения диалектики,  с точки зрения Маркса и Энгельса,

это и есть самое абстрактное (гораздо более абстрактное, чем гегелевс-

кое) изображение человека...

     Гегель понимает (или старается понять) человека в  сплетении  об-

щественных связей,  в системе всеобщего взаимодействия, в формах этого

исторически развивающегося взаимодействия.  Это, согласно терминологии

Маркса, и есть шаг на пути к подлинно конкретному пониманию.

     Фейербах же изолирует индивида,  "очищает" его от всего того, чем

тот обязан  общественному организму,  - и в итоге добывает крайне абс-

трактное представление о нем,  хотя и продолжает считать, что это-то и

есть самое "конкретное"...

     Маркс и Энгельс впервые показали с точки зрения  материализма,  в

чем заключается  подлинная "конкретность" человеческого существования,

что это  за объективная реальность,  к которой философия вправе приме-

нять термин "конкретное" в полном его значении.

     Конкретная "сущность человека" была усмотрена ими не в  ряду  тех

общих каждому индивиду свойств,  не в ряду "абстрактов",  а в совокуп-

ном процессе общественной жизни и в законах ее развития.

     Вопрос о  конкретной природе человека ставится и решается ими как

вопрос о развитии системы общественных отношений человека к человеку и

человека к природе.  Всеобщая (общественно-конкретная) система взаимо-

действия  людей и вещей и выступает по отношению к отдельному индивиду

как его собственная,  вне и независимо от него сложившаяся, человечес-

кая действительность.

     Приобщаясь путем  индивидуального  образования  к  этой - к своей

собственной "конкретно-человеческой" сущности,  индивид  и  СТАНОВИТСЯ

ЧЕЛОВЕКОМ. Тем  самым  он  индивидуально воспроизводит в себе эту сущ-

 

                                - 40 -

 

ность, которой  он от рождения вовсе не обладал,  и становится ее еди-

ничным воплощением, ее реальным конкретным осуществлением.

     В какой мере, однако, он ее сможет воплотить, - зависит не от не-

го, а опять-таки от характера всеобщего взаимодействия людей в общест-

ве, от общественной формы разделения труда.

     Классово-антагонистическое разделение  труда  превращает  каждого

индивида в крайне одностороннего человека,  в  "частичного"  человека.

Оно  развивает  в нем одни человеческие способности за счет того,  что

устраняет возможность развития других.  Одна способность развивается в

одних индивидах, другая - в других, и именно эта односторонность инди-

видуального развития связывает индивидов друг с  другом  как  людей  и

оказывается единственной формой, в которой совершается всеобщее разви-

тие.

     Конкретная полнота человеческого  развития  осуществляется  здесь

именно за счет полноты личностного,  индивиуального развития,  за счет

того, что каждый индивид, взятый порознь, оказывается ущербным, однос-

торонним, абстрактным человеком.

     И если  Фейербах такого - объективно абстрактного - индивида счи-

тает "конкретным" человеком,  то в этом заключается не только логичес-

кая фальшь его позиции,  но и слепота буржуазного теоретика, идеологи-

ческая иллюзия, скрывающая подлинное положение дел.

     Чтобы составить "конкретное" представление о "сущности человека",

о  "человеке"  как  таковом,  Фейербах абстрагируется от всех реальных

различий,  общественно-развитых историей,  - он ищет то  "общее",  что

портному одинаково свойственно с живописцем,  слесарю - с конторщиком,

хлеборобу - со священослужителем, а наемному рабочему - с предпринима-

телем...  В ряду свойств, одинаково общих для индивида любого класса и

любой профессии,  он и старается обнаружить "сущность человека", "под-

линную, конкретную" природу человеческого существа...

     То есть он абстрагируется как раз от всего того,  что на  деле  и

составляет  реальную,  развивающуюся  через противоположности сущность

человечества - совокупность взаимообуславливающих способов  человечес-

кой жизнедеятельности.

     Его индивид и есть мнимо-конкретный индивид, - на деле этот инди-

вид представляет собой чистейшую абстракцию.

     Согласно логике   Маркса  и  Энгельса,  конкретное  теоретическое

представление о человеке, конкретное выражение "сущности человека" мо-

жет быть образовано совсем обратным путем - путем рассмотрения как раз

 

                                - 41 -

 

тех различий и противоположностей - классовых,  профессиональных и ин-

дивидуальных, от которых Фейербах отворачивает взор. "Сущность челове-

ка"  реальна  только как развитая и расчлененная система способностей,

как многосложная система разделения труда,  образующая соответствующим

своим потребностям индивидов - математиков, плотников, ткачей, филосо-

фов, наемных рабочих, предпринимателей, банкиров и лакеев...

     Иначе говоря,  теоретическое раскрытие "сущности человека"  может

состоять единственно в раскрытии той НЕОБХОДИМОСТИ,  которая рождает и

развивает все многоразличные проявления общественной человеческой жиз-

недеятельности, все способы этой жизнедеятельности.

     И если говорить о наиболее общей характеристике этой  системы,  о

"всеобщей дефиниции" человеческой природы, то эта характеристика долж-

на выражать реальную, объективно всеобщую основу, на которой разраста-

ется  с  необходимостью все богатство человеческой культуры.  Человек,

как известно,  обособляется от животного мира там и тогда, где и когда

он начинает трудиться с помощью им же самим созданных орудий труда.

                                 ***

     (ПК! Вот  ключевой  пункт,  где Эвушка сам "абстрактен":  понятие

ТРУД, как процесс ИЗОБРЕТЕНИЯ,  ТВОРЧЕСТВА В СОВЕРШЕНСТВОВАНИИ ОРУДИЙ,

остается за  рамками КОНКРЕТНОГО АНАЛИЗА даже понятия "человек".  Если

Б.Франклин определял человека,  как "животное,  изготовляющее орудия",

то именно здесь надо провести черту между человеком и животным.

     Соответствующие логические формы должны иметь вид:

     Человек ЕСТЬ животное;

     Животное ЕСТЬ человек;

     Человек НЕ ЕСТЬ животное;

     Животное НЕ ЕСТЬ человек.

     Связка ЕСТЬ содержит понятие СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ ОРУДИЙ,  которое у

животного  связано  с  "совершенствованием поведения",  а у человека с

"совершенствованием ОРУДИЙ",  хотя "совершенствование поведения"  (до-

бавление  к  безусловным-врожденным рефлексам,  условных - созданных в

результате взаимодействия с конкретной окружающей средой), как и у жи-

вотных,  сохраняет свое значения, образуя общий фундамент для всех ви-

дов ТВОРЧЕСТВА. Ярче всего это "совершенствование ПОВЕДЕНИЯ" мы наблю-

даем у артистов,  хотя каждый индивид "в душе" - АРТИСТ!  Ниже  Эвальд

называет человека "производящим орудия", но в этом утрачен момент РАЗ-

ВИТИЯ,  так как не назван компонент ТВОРЧЕСТВА. Этот компонент и у са-

мого Маркса  мы  найдем только в третьем томе "Капитала",  как признак

 

                                - 42 -

 

ВСЕОБЩЕГО ТРУДА.  Но если мы сперва рассматриваем "абстрактный" труд и

лишь позже вспоминаем о наличии ВСЕОБЩЕГО ТРУДА,  то мы вынуждены зад-

ним числом добавлять к "сущности человека" его подлинную сущность.)

                                 ***

     Произвдство орудий труда и есть первая ( и по существу и по  вре-

мени, и  "логически",  и исторически) форма человеческой жизнедеятель-

ности, человеческого существования.

     Так что  реально-всеобщая основа всего человеческого есть как раз

производство орудий производства.  Именно из нее, в качестве ее следс-

твий, развились все остальные многообразные качества человеческого су-

щества, - и сознание,  и воля, и речь, и мышление, и прямая походка, и

способность эстетически воспринимать окружающий мир, и т.д. и т.п.

     И если попытаться дать всеобщее определение  "человека",  то  оно

будет звучать так:

          ЧЕЛОВЕК ЕСТЬ СУЩЕСТВО, ПРОИЗВОДЯЩЕЕ ОРУДИЯ ТРУДА.

     Это и будет характерным примером конкретно-всеобщего определения,

конкретной абстракции понятия.

                                 ***

     (ПК! Мое (т.е. взятое у Юня) звучит иначе. Преднайденными орудия-

ми - палкой,  камнем и т.д. - пользуются животные. Но только человек -

СОВЕРШЕНСТВУЕТ ОРУДИЯ  ТРУДА,  а это и является ПРИЧИНОЙ происхождения

речи, как звуковых сигналов, связанных с СОЦИАЛЬНО-ОБЩЕСТВЕННОЙ ЗНАЧИ-

МОСТЬЮ СВОЙСТВА ОРУДИЯ, ПОДЛЕЖАЩЕГО СОВЕРШЕНСТВОВАНИЮ!)

                                 ***

     Рассмотрим это  конкретно-всеобщее определение с точки зрения его

чисто логического состава. Здесь мы сразу убедимся что оно основывает-

ся на совершенно иных представлениях о соотношении "всеобщего" и "осо-

бенного", "всеобщего" и "единичного", нежели определение Фейербаха.

     Прежде всего констатируем, что вышеприведенное определение фикси-

рует вовсе не абстрактно-общее каждому единичному  представителю  рода

человеческого свойство, "признак", не "абстракт", присущий каждому от-

дельному индивиду, а нечто совсем иное.

     Ведь ясно,  что,  исходя из принципа абстрактного тождества,  это

определение вообще получить невозможно. Оно получено при явном наруше-

нии этого принципа. Более того, это определение, будучи даже уже выра-

ботанным,  никакими софизмами не подводится под старые логические кри-

терии "всеобщего" понятия.  Старая логика,  если она хочет  оставаться

верной своему фундаментальному принципу, не имеет права признавать это

 

                                - 43 -

 

определение всеобщим определением человека.

     Оно, это определение,  с точки зрения старой логики чересчур, не-

дозволительно "конкретно" для того, чтобы быть всеобщим. Ведь под него

никак  не  подведешь посредством простой формальной абстракции,  с по-

мощью силлогистической фигуры,  таких несомненных представителей чело-

веческого рода, как Моцарт и Рафаэль, Пушкин или Аристотель...

                                 ***

     (ПК! Вот здесь видна роль ТВОРЧЕСТВА,  хотя названные выше предс-

тавители человеческого  рода  проявили себя актами ТВОРЧЕСТВА в совер-

шенствовании духовного мира человека.)

                                 ***

     С другой стороны,  определение человека как "существа, производя-

щего орудия труда",  будет квалифицировано старой логикой не как "все-

общее", а как сугубо "особенное" определение человека - за определение

совершенно особого вида, класса, профессии людей - рабочих машиностро-

ительных заводов или мастерских и только.

     В чем тут дело?  А дело в том, что Логика Маркса, на основе кото-

рой выработано это конкретно-всеобщее определение, основывается на со-

вершенно ином понимании о соотношении "всеобщего", "особенного" и "ин-

дивидуального" (единичного, отдельного), нежели старая, недиалектичес-

кая логика.

     Производство орудий труда, орудий производства есть, действитель-

но, реальная и потому вполне особенная форма человеческого существова-

ния. Но это не мешает ему одновременно быть столь же реальной всеобщей

основой всего остального человеческого развития, всеобщей генетической

основой всего человеческого в человеке. Более того, именно потому, что

эта форма человеческой жизнедеятельности способна осуществиться  до  и

независимо от всех других форм человеческого бытия,  как вполне особая

реальность, как единичный факт (на первых порах очень редкий), - она и

оказывается подлинно  всеобщим условием и предпосылкой появления всего

остального многообразия специфически человеческих качеств.

     Такое - конкретно-всеобщее - реально вне головы не в виде "сходс-

тва" всех единичных вещей, а в виде вполне особенной и даже единичной,

чувственно воспринимаемой действительности.

     Производство орудий труда - как первая всеобщая форма  человечес-

кой жизнедеятельности,  как объективная основа всех без исключения ос-

тальных человеческих способностей,  как простейшая элементарная  форма

человеческого бытия  человека,  -  вот что выражается в виде всеобщего

 

                                - 44 -

 

понятия "сущности человека" в системе Маркса-Энгельса.  Но будучи объ-

ективно всеобщей основой всей сложнейшей общественной реальности чело-

века,  производство  орудий труда и тысячи лет назад,  и ныне и впредь

одновременно является совершенно особой формой жизнедеятельности чело-

века, и реально совершается в виде непосредственно единичных актов де-

ятельности единичных людей,  не переставая от этого быть всеобщей фор-

мой и основой всей человеческой жизни, всего человеческого бытия, всех

остальных особенных и единичных способностей, профессий, способов жиз-

недеятельности - вплоть до деятельности в области логики.

                                 ***

     (ПК! Здесь опять все "правильно",  но неконструктивно.  Все част-

ные, одиночные виды деятельности КОНКРЕТИЗИРУЮТСЯ в форме "сетевой мо-

дели плана", научность данного представления плана - очевидна. Но ФОР-

МИРОВАНИЕ такой  сети плана будущих действий не дается "заклинаниями",

а требует действительного ВОСХОЖДЕНИЯ ОТ АБСТРАКТНОГО  К  КОНКРЕТНОМУ,

чем и  характеризуется  не провозглашаемая ДЕЙСТВЕННОСТЬ марксизма,  а

его предметное воплощение. Я не откажусь, что системы "Спутник-Скалар"

не могут быть использованы тем, кто не ВЛАДЕЕТ диалектикой. Это и есть

полет "Совы Минервы", завершающий эпоху "анархии производства" и пере-

ход к к сознательной разработке программ общественного развития).

                                 ***

     Это и  есть  характернейший  пример такого всеобщего,  которое не

отвлекается от особого и единичного,  не  представляет  собой  пустого

отвлечения, существующего  только  в  абстрагирующей голове и которому

вне головы соответствует только абстрактное сходство,  тождество  всех

без исключения случаев,  а напротив,  отражает такой единичный,  чувс-

твенно данный реальный факт,  вся особенность которого заключается как

раз в том,  и именно в том,  что он составляет всеобщее основание всей

исторически развившейся  из него сложнейшей конкретной системы других,

производных от него единичных и особенных фактов...

     Поэтому-то раскрытие теоретических определений "всеобщего"  поня-

тия и может совершаться далее на пути конкретного анализа особенностей

этого единичного, данного вне головы, чувственно реального факта. Ана-

лиз общественного акта производства орудий труда должен вскрыть  внут-

ренние противоречия этого акта, характер их развития, в результате ко-

торого рождаются такие способности человека, как РЕЧЬ, воля, мышление,

художественное чувство,  а  далее - и классовое расслоение коллектива,

возникновение права,  политики,  искусства,  философии,  государства и

 

                                - 45 -

 

т.д. и т.п.

     В данном понимании "всеобщее" не противостоит метафизически "осо-

бенному"  и "единичному" как умственное отвлечение - чувственно данной

полноте явлений,  а противостоит как реальное единство всеобщего, осо-

бенного,  единичного, как объективный, чувственно данный факт - другим

столь же объективным чувственно данным фактам внутри одной  и  той  же

конкретной исторически развивающейся реальности, - в данном случае об-

щественно-исторической реальности человека.

     В этом  случае  проблема  отношения  "всеобщего"  к  "единичному"

предстает не  только  и  не столько как проблема отношения умственного

отвлечения - к чувственно данной объективной реальности,  сколько  как

проблема отношения  чувственно  данных фактов - к чувственно же данным

фактам, как внутреннее отношение предмета к самому себе, различных его

сторон  друг  к другу,  как проблема внутреннего различения предметной

конкретности в ней самой. А уже на этой основе и вследстве этого - как

проблема  отношения между понятиями,  выражающими в своей связи объек-

тивную многократно расчлененную конкретность.  Для того, чтобы опреде-

лить,  правильно или неправильно отвлечено "абстрактно всеобщее", сле-

дует посмотреть,  подводится или не подводится под него непосредствен-

но,  путем простой формальной абстракции,  каждый без изъятия "особен-

ный" и "единичный" факт. Если не подводится, значит мы ошибочно посчи-

тали данное представление "всеобщим".

     По-иному обстоит дело с отношением конкретно всеобщего понятия  к

чувственно данному  богатству особенных и единичных фактов.  Для того,

чтобы выяснить - "всеобщее" или не "всеобщее" определение предмета нам

удалось выявить с помощью данного понятия, надо провести гораздо более

сложный и содержательный анализ. В этом случае следует задаться вопро-

сом:  представляет ли собой то особенное явление,  которое  непосредс-

твенно в нем выражено, одновременно и всеобщую генетическую основу, из

развития которой могут быть поняты в их необходимости все другие такие

же особенные явления данной конкретной системы.

     Представляет собой акт производства орудий труда такую обществен-

ную реальность,  из которой могут быть "выведены" в  их  необходимости

все остальные человеческие особенности, или не представляет? От ответа

на этот вопрос зависит "логическая" характеристика понятия как "всеоб-

щего" или как не "всеобщего".  Конкретный анализ понятия по содержанию

в данном случае дает утвердительный ответ.

     Анализ этого же понятия с точки зрения абстрактно рассудочной ло-

 

                                - 46 -

 

гики дает  ответ  отрицательный.  Под это понятие не подводится непос-

редственно подавляющее количество несомненных единичных представителей

человеческого рода. Это понятие с точки зрения чисто формальной логики

чересчур недозволительно "конкретно" для того,  чтобы быть оправданным

в качестве всеобщего.

     С точки  зрения  же  Логики  Маркса данное понятие есть подлинное

всеобщее именно потому,  что оно непосредственно отражает ту фактичес-

кую объективную основу всех остальных особенностей человека,  из кото-

рой они реально,  фактически, исторически развились, конкретную всеоб-

щую основу всего человеческого.

     Иными словами,  вопрос о всеобщности понятия переносится совсем в

другую плоскость,  в  сферу  исследования реального процесса РАЗВИТИЯ.

Точка зрения  РАЗВИТИЯ становится тем самым и точкой зрения Логики.  С

точкой зрения развития и связано положение материалистической  диалек-

тики о том,  что понятие должно отражать не абстрактно всеобщее, а та-

кое всеобщее,  которое,  согласно меткой формуле Ленина,  "заключает в

себе  богатство  особого и отдельного",  представляет собой конкретное

всеобщее.

     Указанное "богатство особого и отдельного" заключает в себе,  ра-

зумеется, не "понятие" как таковое, а та объективная реальность, кото-

рая в нем отражена,  та особая (и даже  единичная)  чувственно  данная

объективная реальность,  характеристики которой отвлекаются в виде оп-

ределений всеобщего понятия.

     Так, не  "понятие"  человека  как существа,  производящего орудия

труда, - "заключает в себе" понятия всех остальных особенностей  чело-

века, -  а  реальный факт производства орудий труда "заключает в себе"

необходимость их возникновения и развития.(ПК!развитие-совершенствова-

ние-со-творение.ПК)

     Так, не "понятие" товара, не "понятие" стоимости заключает в себе

"все богатство" остальных теоретических определений капитализма, а ре-

альная товарная форма связи между производителями и есть  зародыш,  из

которого с необходимостью развивается все это "богатство", включая ни-

щету класса наемных рабочих...

     Именно поэтому Маркс и смог обнаружить в анализе простого  товар-

ного обмена - как фактического,  находящегося перед глазами,  наглядно

созерцаемого отношения между людьми,  - все противоречия (зародыш всех

противоречий) современного общества.

     В понятии товара ничего подобного,  естественно, обнаружить нель-

 

                                - 47 -

 

зя. Маркс  сам был вынужден подчеркивать в полемике с буржуазными кри-

тиками "Капитала" то обстоятельство,  что в первых разделах его  книги

подвергается анализу вовсе не "понятие" товара, а "простейшая экономи-

ческая конкретность", именуемая товарным отношением, - реальный, чувс-

твенно созерцаемый факт, а не абстракция, существующая в голове.

     "Всеобщность" категории стоимости есть поэтому  не  только  и  не

столько характеристика   "понятия",  умственного  отвлечения,  сколько

прежде всего - той объективной роли,  которую играет товарная форма  в

процессе становления капитализма.

     А уже постольку - и "логическая" характеристика понятия, выражаю-

щего эту реальность и ее объективную роль в состве исследуемого целого.

     Только такое конкретное понимание "всеобщего" и позволило  Марксу

вскрыть действительную логику возникновения и развития капиталистичес-

кого производства,  и в частности - действительное отношение "стоимос-

ти" к  "прибавочной  стоимости"  и  другим  особенным развитым формам,

"всеобщего" определения предмета - к его "особенным" определениям.  Но

конкретное всеобщее, как мы показали, отличается от "абстрактно-всеоб-

щего" тем,  что оно не может быть выведено,  получено, отвлечено в ка-

честве "абстракта" от всех особенных и единичных явлений, ни обратно -

сведено к тому абстракту, к тому одинаковому, чем каждое из этих явле-

ний обладает,  взятое порознь.  Вся буржуазная политическая  экономия,

однако, в своем понимании "всеобщего" теоретического определения, все-

общего понятия стояла на точке зрения логики локковского типа, что бы-

ло  связано  именно  с  полным отсутствием сознательного исторического

подхода к делу.  Это привело классиков теоретической экономии к одному

весьма поучительному с точки зрения логики парадоксу,  который обнару-

жил,  что сама классическая политическая экономия - и именно в той ме-

ре,  в  какой она ухватывала в понятиях действительное положение дел -

на самом деле - вопреки своим сознательным логическим установкам выра-

ботывала понятия вовсе не по рецептам логики Локка...

                                 ***

     (ПК! Здесь ключевой момент - момент перехода "стоимости" в  "при-

бавочную стоимость".  Его Эвальду не "взять", так как конструктивно он

означает переход того же типа, как переход от "закона сохранения энер-

гии" к "закону сохранения мощности". Этот переход "очевиден" в таблице

[LT].  Конструктивно здесь используется "ковариантное  дифференцирова-

ние",  простейший случай которого можно разобрать на переходе от "пос-

тоянной скорости" (можно говорить и о простом воспроизводсте -  посто-

 

                                - 48 -

 

янной  скорости выпуска продукта) к "постоянному ускорению" (можно го-

ворить о постоянном темпе роста производительности труда -  постоянном

темпе  роста скорости выпуска продукта - "ускорение" выпуска продукта.

На математическом языке переход от "постоянной скорости" к "постоянно-

му  ускорению" есть переход от "прямолинейного" движения "представляю-

щей точки" к "криволинейному" движению "представляющей  точки",  но...

это ОСОБЕННОЕ криволинейное движение с ПОСТОЯННЫМ УСКОРЕНИЕМ.  Послед-

нее же возможно тогда и только тогда,  когда  движение  осуществляется

только по ОДНОЙ КРИВОЙ - и эта кривая есть ОКРУЖНОСТЬ! Крон обошел эту

трудность очень просто:  он рассматривает движение по ПРОЕКТИВНОЙ ПРЯ-

МОЙ, которая топологически эквивалентна окружности. Изменение скорости

можно рассматривать как изменение ЧАСТОТЫ за единицу времени.  Но сама

частота уже есть единица,  деленная на ВРЕМЯ. Ковариантная производная

в электрических сетях Крона и есть математическая запись изменения БА-

ЗОВОЙ ЧАСТОТЫ,  которая определяется через РАЗНОСТЬ СКОРОСТЕЙ! Уже это

должно показать сколь малоизвестно это необходимое математическое воо-

ружение  для  описания  метода,  которым  пользовался в своей Логике -

Маркс.)

                                 ***

     Вскрыв трудовую природу стоимости,  сформулировав закон стоимости

как закон обмена  эквивалентных  "сгустков"  общественно  необходимого

труда, классики  политической экономии упираются в весьма парадоксаль-

ное явление:  ближайшее рассмотрение показывает,  что "всеобщий закон"

стоимости фактически нарушается в каждом отдельном случае, наблюдаемом

на поверхности капиталистического производства. Если он не нарушается,

то вообще невозможной оказывается прибыль, прибавочная стоимость и все

остальные реальные явления.  Этот факт - тот факт,  что в производстве

прибыли "всеобщим  правилом"  становится  нарушение  "всеобщего закона

стоимости", как закона обмена эквивалентов, что обмен капитала на труд

превращает закон   стоимости   в  его  собственную  ПРЯМУЮ  ПРОТИВОПО-

ЛОЖНОСТЬ, что  в капиталистическом обращении происходит не обмен экви-

валентов,  а большее количество труда обменивается  на  меньшее,  если

посмотреть на вещи с точки зрения рабочего,  и,  наоборот,  меньшее на

большее, -  если взглянуть на вещи с точки зрения капиталиста,  - этот

факт содержал в себе глубокую логическую проблему.

     Всеобщий закон,  закон стоимости,  а вместе с ним и понятие стои-

мости, - вдруг оказывается несводимым к тому непосредственному общему,

одинаковому,  которое можно отвлечь от всех единичных случаев. Эмпири-

 

                                - 49 -

 

чески  общим фактом оказывается как раз обратное.  Но ведь закон стои-

мости, с другой стороны, был отвлечен как раз в качестве абстракции от

этих самых "единичных случаев"?  Ведь процесс выработки "всеобщего по-

нятия" классики себе иначе, чем по Локку, не представляли...

     Всеобщий закон, всеобщее понятие стоимости, вдруг оказался непри-

менимым к тем самым явлениям,  от которых он, по видимости, был отвле-

чен в качестве "абстракта". Что за парадокс?

     Дело в  качественной  стороне дела - его соответствии объективной

взаимообусловленности явлений, то есть именно тому, что философия диа-

лектического материализма называет "конкретностью".

     Пример с понятием  пролетариата  одновременно  показывает,  сколь

глубока и органична связь понятия с практикой,  теоретической абстрак-

ции - с чувственно-практической деятельностью,  и что практику следует

принимать в Логике всерьез,  в рассмотрении самого формального состава

понятия, при исследовании действительных отличий понятия от выраженно-

го в слове представления, от эмпирической абстракции.

     Следует отметить (подробнее мы будем говорить об  этом  ниже,  во

втором разделе книги), что действительное понятие всегда вырабатывает-

ся в реальном познании не в качестве простого абстракта  от  единичных

случаев, а гораздо более сложным путем.  Реально  любая  теоретическая

абстракция  возникает всегда в русле всеобщего движения познания,  и в

процессе ее выработки всегда участвует активнейшим образом  вся  сово-

купность ранее развитых понятий и категорий,  вплоть до высших - логи-

ческих.

     Этого обстоятельства никогда  всерьез  не  учитывала  гносеология

старого материализма,  активной роли ранее развитого знания в процессе

выработки любой,  самой элементарной теоретической абстрации. Рассмот-

рению этого реального обстоятельства,  благодаря которому ход познания

предстает как конкретизация имеющегося понимания, как движение от абс-

трактного к конкретному,  и принимает внешнюю форму дедукции,  и будет

посвящен второй раздел книги.

     В заключение  следует оговорить,  что все вышесказанное относится

непосредственно к процессу выработки теоретических абстракций в узком,

точном смысле  этого  слова.  Мы  намеренно оставляли без внимания все

проблемы, которые возникаюют, когда речь идет уже не о разработке сис-

темы категорий,  составляющих тело теории, а о применении уже готовой,

уже развернутой теории - к анализу отдельных явлений,  отдельных  фак-

тов. Когда речь заходит о применении развернутой теории к практике,  к

 

                                - 50 -

 

анализу непосредственно практически важных задач,  фактов,  с которыми

сталкивается человек  в  ходе  практики,  здесь  уже недостаточно того

представления о  конкретности,  которое развито выше.  Здесь надо дви-

нуться еще дальше по пути выяснения конкретных условий, внутри которых

осуществляется данный факт, данная вещь, данный предмет.

                                 ***

     (ПК! Эта дальнейшая конкретизация и осуществляется в форме  уста-

новления конкретного ПЛАНА БУДУЩИХ ДЕЙСТВИЙ,  который реализуетсся при

создании данной вещи,  данного предмета.  Этот-то ПЛАН и не может быть

представлен иначе, чем КОНКРЕТНАЯ СЕТЬ РАБОТ, приводящая к возникнове-

нию данного предмета,  данной вещи. Но Эвальд не знал техники сетевого

планирования,  где сеть воспринимается ВИЗУАЛЬНО, со всеми своими свя-

зями и взаимодействиями.ПК)

                                 ***

     Здесь центр тяжести переносится с внутренних взаимосвязей на  все

внешние обстоятельства,  внутри которых факт имеет место.  Но вместе с

этим и сама теория конкретизируется в применении к данному  состоянию,

к данному своеобразному стечению обстоятельств,  условий и взаимодейс-

твия. И здесь возникает целый комплекс новых проблем и задач чисто ло-

гического свойства, требующих особого разбора и исследования.

     "Конкретность" теоретического  знания  и "конкретность" того зна-

ния,  которое непосредственно служит практике, - это вещи разные, хотя

и тесно связанные,  и механически переносить все то,  что говорилось о

конкретности теоретических абстракций,  на вопрос  о  применении  этих

абстракций к практике нельзя, не вульгаризируя тотчас и то, и другое.

     Политическая экономия,  например, как общетеоретическое понимание

экономической действительности, обязана удовлетворяться одной формой и

степенью конкретности своих выводов и положений. А экономическая поли-

тика  обязана  достигать  другой,  более глубокой степени конкретности

анализа той же действительности, еще более детального, вплоть до внеш-

них и случайных "мелочей" достигающего учета всех конкретных условий и

обстоятельств.

     Педагог, развивающий в ребенке определенную  способность,  обязан

считаться при этом с массой вещей,  не имеющих прямого отношения к са-

мому механизму способности,  обязан считаться и  с  анатомо-физиологи-

ческими особенностями ребенка,  например, не сажать ребенка маленького

роста на заднюю парту и т.д.

     Иными словами, процесс применения готовой, уже развернутой теории

 

                                - 51 -

 

к непосредственной практике выступает как процесс в свою очередь твор-

ческий, требующий умения мыслить опять-таки в полной мере конкретно, с

учетом всех условий и обстоятельств,  - и именно тех,  от которых тео-

рия, как таковая, как раз и обязана отвлекаться, чтобы получить теоре-

тически конкретное знание.

     Здесь нужен учет как раз тех условий и обстоятельств,  от которых

теория абстрагируется намеренно,  - как раз внешних,  в том числе. Это

необходимо, например, ???(ПК!Испорчен текст)

     ...именно рождение понятия стоимости как  воплощение  общественно

необходимого рабочего времени.

 

     Здесь рождается именно то  самое  понятие,  которого  недоставало

Аристотелю в его анализе простого товарного обмена, обмена "ложа и до-

ма". Нетрудно уразуметь, что Аристотелю не хватало именно понятия сто-

имости. Слово,  наименование,  заключающее  в  себе простую абстракцию

"стоимости" в его время,  конечно, было, - так как был в его время ку-

пец, который  рассматривал  все вещи под абстрактным углом зрения куп-

ли-продажи.

     Итак, понятие стоимость вовсе не было рождено в качестве простого

абстракта от всех единичных случаев движения "стоимостей" (т.е.  всего

того,  что в то время именовали словом "стоимость"), не простым отвле-

чением "одинаковой формы", всех единичных и особенных случаев движения

"стоимостей", а в качестве конкретной характеристики обмена одного ви-

да труда - на продукт другого вида труда, обмена, который, как извест-

но, представляет собой внутри развитого товарно-капиталистического об-

ращения скорее редкое исключение, нежели всеобщее правило...

     А если  бы тот же Петти попытался выработать понятие стоимости по

рецептам эмпирической теории познания,  то есть попытался бы  вычитать

его определение в сфере того общего,  которым обладают все особые слу-

чаи движения стоимостей, в том числе таких, как капитал, прибыль, про-

цент, рента и т.д. и т.п., то никакого понятия стоимости он не получил

бы.

     Вычлененные им  абстракции  непосредственно характеризовали бы не

реальную сущность стоимости,  а раскрыли бы лишь представление  купца,

для которого и товар,  и капитал, и деньги, и прибыль, и все остальное

- одинаково "стоят", одинаково "стоимости"...

     Здесь ясно видно, что объяснить процесс возникновения понятия не-

возможно с точки зрения чисто формальной логики,  с  точки  зрения  ее

 

                                - 52 -

 

представления о "понятии", как об абстрактно общем, хотя бы и "сущест-

венном".

                                 ***

     (ПК! Процесс ПРОИЗВОДСТВА любого предмета в товарном производстве

и есть тот процесс,  в котором ПРОИЗВОДИТСЯ и сам предмет, и само "ПО-

НЯТИЕ" стоимости.  Современный анализ не должен сегодня вместе с Марк-

сом продолжать "теоретически" бороться в "формальной логикой", а брать

быка за рога,  показывая ПОНЯТИЕ любой формы движения.  ПОНЯТИЕ "ЭНЕР-

ГИЯ" и закон ее сохранения гораздо яснее показывают переход от ЗАКОНА,

как "всеобщего" ко всем случаям его проявления. Поскольку закон сохра-

нения энергии будет нужен для  ПОНИМАНИЯ  всей  системы  общественного

производства - его анализ и должен быть показом метода Маркса.  Но за-

кон сохранения  МОЩНОСТИ - это тоже ЗАКОН,  но уже ДРУГОЙ ЗАКОН!  Ведь

все,  что еще сможет сказать о "ПОНЯТИИ" Эвальд - все это содержится в

понятии ЗАКОНА! ПК)

                                 ***

     Понятие, поскольку это действительное понятие,  а не выраженное в

термине общее представление,  всегда бывает не абстрактно, а конкретно

всеобщее, то  есть отражает такую реальность,  которая,  будучи вполне

особенным явлением,  - "особенным" в ряду других "особенных", - однов-

ременно  является  и подлинно всеобщим,  конкретно всеобщим элементом,

"клеточкой" всех остальных особенных явлений.

     Кардинальное отличие марксовского анализа "стоимости", как всеоб-

щего основания системы экономических категорий, от анализа, до которо-

го смогла дойти классическая экономия,  заключается как раз в том, что

Маркс вполне сознательно отставил в сторону - как не относящиеся к де-

лу  при анализе стоимости - все без исключения "виды" стоимости ("при-

бавочную стоимость", "ренту" и т.д.) и образовал определение стоимости

вообще, стоимости как таковой, на основе конкретного рассмотрения пря-

мого товарного обмена, обмена товара на другой товар.

     А обмен товара прямо на товар (без денег) представляет собой, как

известно, вполне специфический,  "особенный" случай,  который в реаль-

ности осуществляется довольно редко. Но все же осуществляется, - и при

этом как реальный, а потому и как непосредственно единичный факт.

                                 ***

     (ПК! Этот "бартерный обмен", который мы наблюдаем сегодня, и есть

"кризис", а точнее "крах" мировой финансовой системы, которая пытается

удержаться на  плаву,  спасая  шайку фальшивомонетчиков международного

 

                                - 53 -

 

валютного фонда.  И этот процесс может и ДОЛЖЕН быть ПОНЯТ всеми жите-

лями планеты!  Это и есть крик галльского петуха и вылет "Совы  Минер-

вы".ПК)

                                 ***

     Вне головы,  в  объективной конкретной действительности,  "всеоб-

щее", конечно,  не может существовать "как таковое",  иначе, чем через

"единичное", через "особенное".

     Но метод Маркса обязывает найти в  самой  действительности  такой

РЕАЛЬНЫЙ (а потому - единичный и особенный) факт,  который не обладает

никаким другим содержанием, кроме "всеобщего".

     Факт, вся  особенность которого и заключается в том,  что он есть

"всеобщее". Факт,  в котором единичность,  особенность  и  всеобщность

совпадают прямо, непосредственно.

     И если такой факт выразить теоретически исчерпывающе,  то  в  ре-

зультате и получаетсяя раскрытие "конкретно-всеобщего",  такого всеоб-

щего, которое не оставляет в стороне "особенное" и "единичное", а зак-

лючает их в себе.

     Гегель в своей постановке вопроса о "конкретной всеобщности"  по-

нятия вплотную подходит к такому пониманию.  В этом плане очень поучи-

тельны его рассуждения по поводу метода мышления Аристотеля (в лекциях

по истории философии). Оценивая подход Аристотеля к известной проблеме

"трех душ" в человеке - растительной, животной и разумной - как по су-

ществу диалектической (по его терминологии, "подлинно спекулятивной"),

Гегель поясняет свое понимание разницы между "спекулятивной" (читай  -

"диалектической") абстракцией,  абстракцией "разума",  - и абстракцией

формальной, пустой, рассудочной.

                                 ***

     (ПК! Я всегда делил эти абстракции всего на ДВА  типа  "рассудоч-

ную" и "разумную". Первая - формально-логическая, а вторая - диалекти-

ческая. Первую Эвальд называл "термин" в математической  теории,  а  я

считал, что ТЕНЗОР,  в смысле Крона,  это ПОНЯТИЕ РАЗУМА.  Но это я не

смог в свое время объяснить Эвальду. ПК)

                                 ***

     Вот что говорит по этому поводу Гегель:

     "Что же касается точнее отношения между этими тремя душами, то...

Аристотель делает касательно этого  совершенно  правильное  замечание,

что мы  не должны искать души,  которая была бы тем,  что составило бы

общее всем трем душам,  и не соответствовала бы ни одной из этих  трех

 

                                - 54 -

 

душ в какой бы то ни было определенной и простой форме. Это - глубокое

замечание,  и этим отличается подлинно спекулятивное мышление от чисто

формально-логического". [Гегель, т.X, с.283-284].

     Здесь действительно решающее  отличие  диалектической  логики  от

чисто формальной выражено замечательно пластично и ясно.  Чтобы понять

"сущность" каждой из "составных частей"  рассматриваемого  предмета  и

одновременно - их внутреннюю связь между  собой,  -  нельзя  отвлекать

"абстракт",  "общее" каждой из них. Надо рассмотреть детально и "конк-

ретно" одну из "душ",  и именно - ту, которая является самой "простой"

из них и ЗАКОН СУЩЕСТВОВАНИЯ которой есть ЗАКОН, починяющий себе жизнь

других двух...

                                 ***

     (ПК! Нельзя  найти более подходящего аналога ПОНЯТИЮ "примитивной

системы" Г.Крона.  Нужен "простейший",  "примитивный" элемент, который

выражается одним  СКАЛЯРНЫМ  УРАВНЕНИЕМ,  который  и "обобщается" всей

последовательностью ПОСТУЛАТОВ ОБОБЩЕНИЯ!)

                                 ***

     Гегель далее продолжает:

     "Среди фигур  точно  так  же  только треугольник и другие фигуры,

как, например, квадрат, параллелограмм и т.д., представляют собой неч-

то  действительное,  ибо  общее в них,  всеобщая фигура ("фигура вооб-

ще"-Э.И.) есть лишь пустое создание мысли,  есть лишь абстракция. Нап-

ротив,  треугольник  есть  первая  фигура,  истинно всеобщее,  которое

встречается также и в четырехугольнике и т.д.,  как сведенная к  прос-

тейшей определенности фигура. Т.о., с одной стороны, треугольник стоит

в одном ряду с квадратом, пятиугольником и т.д., но с другой стороны -

и в этом сказывается великий ум Аристотеля,  - он есть подлинно всеоб-

щая фигура".

     Гегель исходит из того,  что только  такое  -  конкретно-всеобщее

способно служить формой движения и развития мышления:  сложив ("синте-

зировав") два треугольника, мы получим следующую, более сложную фигуру

- четырехугольник.  Последний можно при желании "свести" к треугольни-

ку, что и проделывает на каждом шагу школьная геометрия.

     Но сколько не рассуждай по поводу "фигуры вообще", - как абстрак-

ции, лишенной всякой конкретной определенности,  -  никакого  движения

вперед не получишь.  Такая операция обрекает мысль на безвыходное кру-

жение в сфере "пустых абстракций", не заполненных никаким определенным

(особенным) конкретным содержанием.

 

                                - 55 -

 

     Здесь хорошо видно, как, несмотря на идеализм, вопреки идеализму,

в гегелевской логике пробивается весьма реалистическая тенденция. Мыш-

ление должно выражать реальность, данную в созерцании и представлении,

а не высасывать дефиниции из дефиниций.

     Другое дело,  что сама реальность, данная человеку в созерцании и

представлении,  толкуется  им по существу идеалистически - как продукт

"отчуждения" объективного понятия.  Но это ничего не  изменяет  в  том

факте,  что Гегель требует от мышления, чтобы оно направлялось на фак-

ты, на предметы, данные сознанию в виде "вещей", в виде непосредствен-

но созерцаемых предметов.

                                 ***

     (ПК! Ниже  идет  замечательное положение о ЗАМЫСЛАХ ГЛАВНЫХ КОНС-

ТРУКТОРОВ: отделяя ПРОЕКТ от ПРОЖЕКТА!)

                                 ***

     Ведь по Гегелю действительное,  "объективное" понятие  "не  столь

бессильно", чтобы  быть  не в состоянии осуществиться вне человеческой

головы, в виде "предмета". Если же какое-либо понятие неспособно "осу-

ществиться" вне головы, то это и не есть "объективное понятие", а лишь

субъективная фантазия,  субъективная абстракция,  существующая лишь  в

голове.

     Субъективные (т.е.  человеческие) понятия должны выражать поэтому

только такую реальность,  которая "настолько реальна",  что существует

самостоятельно в виде предмета, в виде особого (определенного) - а по-

тому - и "единичного" предмета.

     "На деле всякое всеобщее реально как  особенное,  единичное,  как

сущее для другого" - формулирует Гегель это свое понимание. - "Аристо-

тель, таким образом, хочет сказать следующее: пустым всеобщим является

то, что само не существует или само не есть вид..."

     И Ленин делает против этого положения следующее замечание:

                  "Проговорился насчет "реализма"!"

("Реализм" Ленин в данном случае употребляет в смысле материализма,  а

не средневеково-схоластического учения, - это видно ясно из контекста,

в котором Ленин оспаривает гегелевское противопоставление "реализма" и

"идеализма").

     Конечно, лишь  идеализму  Гегеля  мы обязаны тем обстоятельством,

что примеры,  приводимые им в  разъяснение  диалектического  понимания

абстракции, принадлежат к сфере деятельности "души" и движения геомет-

рических образов,  а не к области реальной диалектики движения матери-

 

                                - 56 -

 

альных вещей.

     Но этим нимало не затрагивается верность указанного Гегелем  раз-

личия между конкретной абстракцией и "пустой, формальной абстракцией".

     Здесь, как и во многих других случаях,  Гегель сквозь  диалектику

движения идеальных  образов  глубоко  прозревает в диалектику движения

вещей и вопреки своему сознательному  намерению  формулирует  один  из

важнейших моментов реальной диалектики всеобщего, особенного и единич-

ного.

     Стоит сопоставить эти рассуждения с тем,  что делает в "Капитале"

Маркс, чтобы это стало очевидно.

                                 ***

     (ПК! Здесь будет большой кусок текста Эвальда по выяснению  соот-

ношения  между "стоимостью" и "прибавочной стоимостью".  Оно "правиль-

но",  но не конструктивно. "Стоимость" описывает "постоянную скорость"

-  "постоянное  общественно-необходимое  время на изготовление единицы

товара",  а "прибавочная стоимость" - подобно "ускорению" - "изменение

скорости",  которое  само  состоит  из двух частей:"изменение величины

скорости" (изменение "количественное") и "изменение  направления  ско-

рости" (изменение "качественное").  Эти ДВА ВИДА "прибавочной стоимос-

ти" интуитивно подразумеваются и Марксом и Эвальдом, но до Леви-Чивит-

та у ВСЕЙ МИРОВОЙ НАУКИ не было выразительного средства,  которое дано

ПОНЯТИЕМ "ковариантного дифференцирования"!)

                                 ***

     "Стоимость" у Маркса вовсе не есть абстракция,  которая  выражает

то одинаковое,  что простой товарный обмен имеет с обменом капитала на

труд, - это не есть "родовое" понятие по отношение к "прибавочной сто-

имости".

     Отношение между категорией "стоимости" и категорией  "прибавочной

стоимости" гораздо  больше  похоже  на то,  какое Гегель устанавливает

между треугольником и четырехугольником:  это прежде всего соотношение

между двумя совершенно конкретными (определенными, особенными) формами

экономических отношений, из которых одно является более "простым", яв-

ляется логически и исторически "первым".

     В определения стоимости у Маркса входят вовсе не "признаки", оди-

наковые прямому обмену товара на товар,  с одной стороны, и обмена ка-

питала на труд - с другой, а лишь определения, специфически свойствен-

ные товарному обмену.

     Теоретические определения  стоимости у Маркса непосредственно вы-

 

                                - 57 -

 

ражают собой внутреннюю структуру прямого товарного обмена, как вполне

особенного экономического отношения, - а не внешние сходства этого от-

ношения со всеми другими случаями движения стоимости.

     Исчерпывающее теоретическое  выражение внутреннего закона одного,

вполне специфического (особенного) явления,  которое, с одной стороны,

стоит наряду с другими столь же особенными явлениями,  а с другой сто-

роны, есть подлинно всеобщее отношение,  и совпадает  с  теоретическим

определением стоимости как таковой, стоимости вообще.

     Как таковая, - как "сведенная" к простейшей "определенности" эко-

номическая деятельность,  - стоимость реально, вне головы, осуществля-

ется в виде особой, отличной от всех других экономической "конкретнос-

ти", в виде прямого обмена товара на товар.

     Но с другой  стороны,  она  в  качестве  "простейшего  отношения"

встречается также и в составе прибавочной стоимости",  - как треуголь-

ник в многоугольнике,  но встречается там лишь "в снятом виде",  и ре-

ально (а  потому и в созерцании) в виде абстрактно-общего не выступает

на поверхности и не может быть непосредственно обнаружена. Показать ее

там может лишь сложный анализ, а не простая формальная "абстракция".

     Именно на таком пути в истории познания всегда и  образуются  все

действительные понятия.  Понятие стоимости,  развитое Петти,  Смитом и

Рикардо, есть, конечно, абстракция от эмпирических фактов. Но эта абс-

тракция совсем иного свойства, нежели простой абстракт от всех случаев

движения стоимостей, от различных конкретных форм стоимости.

     В качестве  "абстракта",  общего и товару,  и прибыли,  и ренте и

т.д., понятие стоимости оправдать невозможно, и получено оно было сов-

сем иначе.

                                 ***

     (ПК! Ниже  идет замечательное место:  кто прав Ньютон или Аристо-

тель? А они правы ОБА!  Кто поймет ОДНОВРЕМЕННУЮ правоту этих двух ги-

гантов, тот  очень приблизится к пониманию диалектики.  Но этот пример

Эвальда, есть "фундаментальное ВСЕОБЩЕЕ",  которое связывает И ФИЗИКУ,

И ПОЛИТИЧЕСКУЮ  ЭКОНОМИЮ!  Если бы Эвальд сам мог РАЗВИТЬ этот пример!

Только здесь можно получить случай, где ПОСТОЯННАЯ СКОРОСТЬ ЕСТЬ - ОД-

НОВРЕМЕННО - И ПОСТОЯННОЕ УСКОРЕНИЕ!  Но Аристотель тоже прав, так как

в сопротивляющейся среде,  тело,  к которому приложена ПОСТОЯННАЯ СИЛА

ДВИЖЕТСЯ С ПОСТОЯННОЙ СКОРОСТЬЮ!)

                                 ***

     Это также невозможно,  как невозможно оправдать  правоту  Ньютона

 

                                - 58 -

 

ссылкой на  "общее" в эмпирических фактах,  когда он провозглашает ЗА-

КОН, согласно которому тело,  к коему приложена постоянно  действующая

сила, движется с ускорением.  Аристотель гораздо точнее выражал  общее

положение вещей,  когда  утверждал,  что  такое тело будет двигаться с

постоянной скоростью и останавливается,  когда сила перестает действо-

вать.

     Суждение Ньютона, конечно, тоже опиралось на эмпирические данные.

Но непосредственно - не на "все", а на данные, касающиеся одного впол-

не специфического случая, - он исходил непосредственно из факта движе-

ния небесных тел...

     На основе прямого абстрактного  обобщения  "земных"  эмпирических

данных законы Ньютона,  как нетрудно понять, получить было невозможно.

Абстракция, которую можно отвлечь непосредственно как выражение "обще-

го" всем "земным" случаям движения тел, соответствует аристотелевскому

пониманию.

     И - поскольку мышление в понятиях начинается не там, где происхо-

дит простое абстрактное выражение эмпирических данных,  где речь  идет

не просто об "обобщенном выражении явлений", а там, где возникает воп-

рос  об ОСНОВАХ этих явлений,  - постольку и понятие в любом случае не

сводится к выражению "общего всем  или  многим"  явлениям  "признака",

внешнего сходства.

                                 ***

             (ПК! Следующий абзац - это вершина ПОНЯТИЯ!)

                                 ***

     Оно на деле выражает внутреннюю структуру вполне особенного,  оп-

ределенного явления, вся особенность которого заключается в том, что в

нем в максимально чистом виде осуществляется ВСЕОБЩИЙ ЗАКОН.

                                 ***

     (ПК! Лучшей иллюстрации "примитивной системе" Г.Крона вообще нев-

возможно придумать,  - это надо сделать прямым текстом  из  тензорного

анализа сетей (Цитирую Крона):

 

     "1. В работе инженера символ,  подобный А, может представлять ве-

личины различного типа. Например, он может обозначать:

     1) постоянную величину, например А=5 или А=3,14159, или А=3+4j;

     2) переменную  величину,  например  А=x,  или  функцию переменных

А=cosx, или A=x 52 0+3x+4;

     3) линейный оператор, например А=d/dt=p, A=p 52 0+p или А= 21 0 - единич-

 

                                - 59 -

 

ная функция Хевисайда и т.д.

     Во всех случаях единственный символ А обозначает  2одну 0  2и 0  2ту 0  2же фи-

 2зическую величину 0 и поэтому в технических проблемах в общем случае ис-

пользуется  2столько 0 различных  2символов 0,  2сколько 0 имеется различных ФИЗИ-

ЧЕСКИХ  2величин 0 в рассматриваемой задаче.

     Так как  для описания даже простых технических структур требуется

много различных символов и необходима умственная дисциплина для  запо-

минания роли  каждого  символа на протяжении всего анализа,  возникает

потребность в таком аналитическом аппарате, который не требует большо-

го числа различных символов и сохраняет в ходе решения технической за-

дачи абсолютный минимум символов.

       II. Перед инженером по существу стоят те же задачи, что и перед

физиком: оба они выражают физические явления с помощью  математических

символов. Вообще  говоря,  физик  старается свести природное явление к

его простейшей форме, обычно выражаемой малым числом уравнений, а чаще

всего -  одним  уравнением;  при этом он вводит столько математических

символов, сколько используется соответствующих существу дела  ФИЗИЧЕС-

КИХ ВЕЛИЧИН.

     Иначе говоря,  физик выводит уравнения прохождения  электрических

зарядов между 2 двумя  0электродами, или электромагнитной волны, распрост-

раняющейся вдоль 2 одного 0 проводника, или для электродвижущей силы, воз-

никающей в 2 одном 0 проводнике, движущемся в магнитном поле, или для про-

хождения света через 2 одну 0 линзу и т.д.

     Как только уравнение данного явления установлено,  функция физика

заканчивается.

     Затем открывается поле деятельности инженера.

     Он берет двухэлектродную лампу и добавляет несколько дополнитель-

ных электродов; для создания лучших измерительных приборов он соединя-

ет эти многоэлектродные лампы в различные сети.

     Он строит передающие сети,  покрывающие целые континенты;  или он

берет 2 множество  0движущихся проводников  и  конструирует  разнообразные

сложные вращающиеся электрические машины, или из 2 нескольких 0 линз конс-

струирует оптический прибор и т.д.

      2Таким образом,  инженер обобщает одно-, двух- и трехмерные задачи

 2физика до к-мерных.

     Именно здесь у него возникают трудности.

     Признано, что инженер в своих конструкциях  не  создает  дополни-

тельных ФИЗИЧЕСКИХ ОБЪЕКТОВ (ФИЗИЧЕСКИХ ВЕЛИЧИН),  а только вводит до-

 

                                - 60 -

 

полнительные 2 взаимосвязи 0 между различными элементами:  сложность конс-

трукции резко  возрастает с увеличением числа элементов и числа связей

между ними.

     Большинство инженерных задач НЕ ТРЕБУЕТ ОТКРЫТИЯ новых физических

законов, а изобретательности в организации взаимосвязанных  процессов,

когда физические законы для каждой составной части будущей системы уже

известны.

     Например, закон  движения 2  ОДНОГО  0проводника в магнитном поле из-

вестен, и объединение 2 МНОЖЕСТВА 0 проводников во вращающуюся электричес-

кую машину требует только организованного 2 МЕТОДА АНАЛИЗА 0,  а не откры-

тия новых физических законов.

     Закон, справедливый для одного проводника,  с необходимостью дол-

жен выполняться и для движения любой сложной сети, состоящей из любого

числа проводников. Действительная проблема состоит в том,как использо-

вать этот факт при выполнении практических расчетов.

     Для организации  множества  инженерных  задач в минимальное число

стандартных типов,  подобных тем, которыми оперирует физик, необходимо

ввести новые точки зрения, новые символы, новые абстрактные и физичес-

кие понятия. 2 То, что нужно для унифицированного подхода и соответству-

 2ющей точки зрения, - это не дополнительная математика, а "ОРГАНИЗАЦИЯ"

 2уже имеющейся математики. 0"

     Вот где подлинная связь между Марксом и Кроном. Крон читал Маркса

не только в молодости и он ПОДЛИННЫЙ ПРОДОЛЖАТЕЛЬ ЕГО ДЕЛА.

     Теперь я буду всегда считать себя учеником Эвальда и Крона!)

                                 ***

     Прямой товарный  обмен,  как то явление,  в рассмотрении которого

можно получить всеобщее определение стоимости, как то явление, в кото-

ром "стоимость" осуществлена в чистом виде,  осуществляется  до  того,

как ПОЯВИЛИСЬ ДЕНЬГИ, ПРИБАВОЧНАЯ СТОИМОСТЬ, и другие особенные разви-

тые формы стоимости.

     Это значит, кроме всего прочего, что та форма экономических отно-

шений, которая при капитализме становится реально,  подлинно всеобщей,

осуществлялась до этого как вполне особенное явление и даже  как  слу-

чайно-единичное явление.

     В реальности всегда происходит так, что то явление, которое впос-

ледствии становится "всеобщим",  вначале возникает как единичное,  как

частное, как особенное явление, как исключение из правила.

     Иным путем в реальности вообще ничто не может реально возникнуть.

 

                                - 61 -

 

В противном случае история приобрела бы крайне мистический вид.

     Так, всякое НОВОЕ УСОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ в процессе труда, всякий но-

вый способ деятельности в производстве,  прежде чем стать общепринятым

и общепризнанным,  возникает вначале как некоторое отступление  от  до

сих пор принятых и узаконенных норм. Лишь возникнув в качестве единич-

ного исключения из правила, в труде одного или нескольких человек, но-

вая  норма перенимается всеми другими и превращается со временем в но-

вую всеобщую норму.

     И если бы новая норма не возникала вначале именно так, она вообще

никогда бы в реальность не воплотилась,  не стала бы реально всеобщей,

а существовала бы лишь в фантазии, лишь в области благого пожелания...

     Подобно этому и ПОНЯТИЕ,  выражающее реально всеобщее, непосредс-

твенно заключает в себе понимание диалектики превращения единичного  и

особого во  всеобщее,  выражает непосредственно такое единичное и осо-

бое, которое реально,  вне головы человека,  составляет собой всеобщую

форму развития.

     Ленин в своих конспектах и заметках по поводу гегелевской  логики

все время  возвращается к центральному пункту диалектики - к пониманию

всеобщего как конкретно-всеобщего в противоположность  абстрактно-все-

общим отвлечениям рассудка.

     Отношение всеобщего к особому и отдельному с точки зрения диалек-

тики выражается "прекрасной", по выражению Ленина, формулой:

     "Не только абстрактно-всеобщее, но всеобщее такое, которое вопло-

щает в себе богатство особенного, индивидуального, отдельного..."

     "Такое общее",  которое не только отвлечено, но и включает в себя

богатство частностей".

     -"Сравни "Капитал",- замечает на полях против этой формулы Ленин.

     И "включает  в  себя все богатство частностей" конкретное понятие

вовсе не в том смысле,  что оно "обнимает" собой все различные случаи,

не в том убого метафизическом смысле,  что оно "приложимо" к ним в ка-

честве названия.

     Как раз против такого толкования и борется Гегель,  и  именно  за

это его одобряет Ленин.

     Конкретно-всеобщее понятие  заключает "в себе" богатство частнос-

тей в своих конкретных теоретических определениях, оно непосредственно

выражает особенность и индивидуальность явления - в этом все дело.

     Гегель недаром  очень  часто уподобляет конкретное понятие образу

зерна,  семени, из которого с необходимостью развиваются все остальные

 

                                - 62 -

 

особенные части растения - стебель, листья, цветы, плод и т.д.

     "Зерно", с одной стороны, есть вполне особенная форма существова-

ния растения,  а с другой - подлинно всеобщая его действительность,  в

которой все другие части растения реально содержатся в "свернутом",  в

неразвившемся виде.

     Значит, всеобщее теоретическое определение предмета реально выра-

жает внутреннее содержание той "особенной" формы его существования, из

которой все  остальные  особенные  формы развиваются с необходимостью,

заложенной как раз в его особенности.

     Выразив исчерпывающим образом "особенность" этой формы,  мы и по-

лучим тем самым "всеобщее" - конкретно- всеобщее - теоретическое опре-

деление предмета  в целом,  реально-всеобщей формы взаимодействия всех

особенных частей предмета...

     Такое всеобщее, которое непосредственно "заключает в себе все бо-

гатсво частностей" определенной конкретной реальности, и есть ПОНЯТИЕ,

с помощью которого мы можем понять все остальные "частности".

     Если же действовать в данном случае по рецепту  старой  рассудоч-

но-формальной логики,  то  нам пришлось бы совершать явно бесплодную в

познавательном отношении операцию: мы должны были бы "отвлекать общее"

между зерном,  стеблем, листьями, цветком и плодом, - такое "абстракт-

но-всеобщее", которое выражает собой лишь абстракт, но не содержит по-

нимания ни одной из особенных форм развития растения...

                                 ***

     (ПК! И этот гегелевский пример должен быть РАЗВИТ до математичес-

кого описания,  но это не мог, при всем желании, сделать Эвальд. Мате-

матически развитие  растения есть ЦИКЛ,  а его СТАДИИ - это ФАЗЫ этого

цикла. Фазы, например, в астрономими, это разные участки звездного не-

ба,  которые  закономерно  сменяют друг друга во время суточного цикла

вращения Земли.  Но если фазы в астрономии повторяются почти без изме-

нения, то результатом цикла в растении является УМНОЖЕНИЕ числа исход-

ных процессов (число зерен в колосе пшеницы).  В обычном клеточном де-

лении - это УДВОЕНИЕ числа клеток,  которое и дает ЗАКОН ОРГАНИЧЕСКОГО

РОСТА.  Во всяком случае,  такое понятие как ЦИКЛ,  образует фундамент

описания ОРГАНИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ.  Это и теория автоколебаний и  других

аналогов.  Это  же дает ФАЗЫ "капитала" - "денежный",  промышленный" и

"товарный". И снова - "денежный",  "промышленный",  "товарный"...  Для

описания таких  процессов часто используют теорию фуннкций комплексной

переменной. Она хороша, если длительность цикла или частота - ПОСТОЯН-

 

                                - 63 -

 

НА. Наличие разных частот требует аппарата мультитензоров Крона, о ко-

тором сегодня знают считанные единицы).

                                 ***

     Нашли бы мы на этом пути теоретическое выражение реально-всеобщей

связи и взаимодействия всех особенных органов растения? "Всеобщую при-

роду" растения? Нетрудно понять, что - нет.

     В лучшем случае мы обнаружили бы,  что все эти части  состоят  из

одинаковых химических веществ,  из атомов, молекул, что все они прост-

ранственно определены и т.д.  и т.п.  Но ни в одном из этих  элементов

конкретная природа растения с необходимостью вовсе не заключена.

     В "зерне" же она заключена.  Зерно поэтому и есть подлинно всеоб-

щее, конкретно-всеобщая  форма бытия всех остальных частей и форм рас-

тения.

     Подобным же   образом  производство  орудий  труда,  производство

средств производства составляет  собой  подлинно  всеобщую,  конкретно

всеобщую форму  всех остальных особенностей человеческого бытия.  Если

же мы будем в данном случае отыскивать абстрактно-всеобщую форму чело-

веческой жизнедеятельности,  то  мы  выделим в лучшем случае мышление,

волю, речь, то есть придем с неизбежностью к той или иной разновиднос-

ти понимания "всеобщей природы человека..."

     В данном случае абстрактное понимание "всеобщего" совершенно рав-

нозначно идеалистическому пониманию реальности. Идеализм здесь получа-

ется именно как следствие абстрактности мышления,  ибо реальное, конк-

ретно-всеобщее определение  здесь  принципиально нельзя получить в ка-

честве абстракта,  общего каждому единичному лицу и  каждой  особенной

профессии.

     Подлинное конкретное понятие (конкретно-всеобщее) всегда  получа-

ется не  в качестве абстрактного выражения простого тождества всех эм-

пирически данных фактов,  а в качестве конкретного тождества,  в част-

ности тождества  "всеобщего",  "особого" и "индивидуального".  И когда

теоретик в действительности,  подчиняясь общему ходу познания,  делает

именно это,  а осознает свои собственные познавательные действия с по-

мощью рассудочных категорий,  он всегда приходит к нелепому противоре-

чию, совершенно для него неожиданному и неразрешимому.

     С классиками политической экономии случилось именно это.  Вырабо-

тав всеобщее понятие стоимости на пути,  совершенно отличном от  того,

который им рекомендовала локковская логика,  они затем пытаются оправ-

дать это понятие перед судом ее канонов,  в свете  ее  метафизического

 

                                - 64 -

 

решения  вопроса  об  отношении  всеобщего к особенному и единичному в

действительности и в понятии. С ними случается нечто аналогичное тому,

как если бы всеобщее определение человека как существа,  производящего

орудия труда,  попытались бы оправдать непосредственно через  указание

на Моцарта или Врубеля.  Получилась бы нелепость: либо Моцарт не чело-

век, либо всеобщее определение неверно. Точно так же и со стоимостью.

     Всеобщее не может и не должно прямо и  непосредственно  соответс-

твовать каждому  отдельному и единичному явлению,  развившемуся на той

основе, которую непосредственно  фиксирует  это  "всеобщее".  Всеобщее

непосредственно должно соответствовать лишь той  реальности,  которая,

будучи, с одной стороны, вполне особенной фактической реальностью, су-

ществующей самостоятельно рядом, до или внутри других таких же особен-

ных реальностей,  с другой стороны представляет собой реально всеобщую

основу,  на которой или из которой все остальные особенные  реальности

развились.

     Но этот взгляд, как нетрудно убедиться, предполагает историческую

точку зрения на вещи, на предметную реальность, отражаемую в понятиях.

Именно поэтому  не только Локк с Гельвецием,  но и Гегель не смог дать

рациональное решение вопроса об отношении абстрактного к  конкретному.

Последний не смог этого сделать потому,  что идея развития, историчес-

кий подход были проведены им полно лишь по отношению к процессу самого

мышления,  - но никак не по отношению к самой объективной  реальности,

составляющей предмет мышления.  Предметная реальность у Гегеля "разви-

вается" лишь постольку, поскольку она становится внешней формой разви-

тия мышления,  духа, поскольку дух, проникая ее, оживляет ее изнутри и

заставляет двигаться и даже развиваться.  Но своего собственного имма-

нентного самодвижения предметная, чувственная реальность не имеет. По-

этому она не является в его глазах и подлинно  конкретной,  ибо  живая

диалектическая взаимосвязь и взаимообусловленность различных ее сторон

принадлежит на самом деле проникающему ее духу, а не ей самой, как та-

ковой.  Поэтому-то  у  Гегеля единственно "конкретно" именно понятие -

как идеальный принцип идеальной же взаимосвязи единичных  вещей,  -  и

только понятие.  Сами единичные вещи,  взятые независимо от мышления и

духа (сознания) вообще, абстрактны и только абстрактны.

     Но в этом выражен не только идеализм, но и глубоко диалектический

взгляд на познание,  на процесс осмысливания чувственных данных.  Если

Гегель называет единичную вещь, явление, факт "абстрактным", то в этом

словоупотреблении имеется  серьезный  резон,  если сознание восприняло

 

                                - 65 -

 

единичную вещь как таковую,  не постигая при этом всей той  конкретной

взаимосвязи, внутри которой та реально существует, то оно воприняло ее

крайне абстрактно,  несмотря на то,  что оно восприняло  ее  чувствен-

но-наглядно,  "чувственно-конкретно",  во  всей  полноте ее чувственно

осязаемого облика.

     И, наоборот,  если сознание восприняло вещь в ее конкретной взаи-

мосвязи со всеми другими такими же единичными вещами, фактами, явлени-

ями, если оно восприняло "единичное" через ее всеобщую конкретную вза-

имосвязь, то оно впервые восприняло ее конкретно, - даже в том случае,

если представление  о  ней  приобретено не с помощью непосредственного

глядения, ощупывания и обнюхивания, - а с помощью речи от других инди-

видов, и, следовательно, лишено непосредственного чувственного облика.

     Иными словами, "абстрактность" и "конкретность" у Гегеля утратили

значение непосредственных  психологических характеристик той формы,  в

которой знание о вещи существует в индивидуальной голове,  и стали ло-

гическими - содержательными характеристиками знания, содержания созна-

ния.

     Если осознание вещи как единичной вещи,  непонято через ту всеоб-

щую конкретную взаимосвязь, внутри которой она реально возникла, суще-

ествует и развивается,  через ту конкретную систему взаимосвязи, кото-

рая составляет ее подлинную природу - значит есть  только  абстрактное

знание и сознание.

     Если постигнута единичная вещь (явление,  факт, предмет, событие)

в ее объективной связи с другими такими же "единичными", составляющими

целостную взаимосвязанную систему,  - значит она постигнута, осознана,

осмыслена конкретно в самом строгом и полном значении этого слова.

     Если в глазах материалиста-метафизика  "конкретно"  только  чувс-

твенно воспринимаемое "единичное", а "всеобщее" представляется синони-

мом "абстрактного", то для материалиста-диалектика Маркса дело обстоит

совсем не так.

     "Конкретность" означает с его точки зрения как раз и прежде всего

всеобщую объективную взаимосвязь,  взаимообусловленность массы единич-

ных явлений, "единство в многообразии", единство различенного и проти-

воположного, -  а  вовсе не абстрактно отвлеченное тождество,  не абс-

трактно мертвое "единство".

     Последнее в лучшем случае лишь указывает, лишь "намекает" на воз-

можность наличия в вещах внутренней связи,  скрытого "единства"  явле-

ний, -  но  и  это  делается далеко не всегда и отнюдь не обязательно:

 

                                - 66 -

 

биллиардный шар и Сириус "тождественны" по своей геометрической форме,

у сапожной щетки есть сходство с млекопитающим,  - но реального живого

взаимодействия, конечно, здесь искать нечего.

     В другом  случае абстрактное сходство может указывать на реальную

взаимосвязь, на реальное единство явлений.  Но есть оно,  такое реаль-

ное, конкретное единство, или его нет, может показать только опять-та-

ки лишь совершенно конкретный анализ.

     Просто абстрактное единство, факт абстрактного тождества не гово-

рит ни за то,  ни за другое.  Неудивительно,  что диалектика не  может

расценивать абстрактное тождество слишком высоко.

 

       5. КОНКРЕТНОЕ ЕДИНСТВО КАК ЕДИНСТВО ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ.

 

     Итак, мы установили, что мышление в понятих имеет своим предметом

и целью не абстрактное единство, не мертвое тождество ряда единичных и

особенных вещей друг другу, а вещи в их реальном живом взаимодействии,

в реальной объективной взаимосвязи.

     Конкретное единство  и есть просто-напросто синоним реальной свя-

зи, реального взаимодействия вещей, предметов, явлений, к какой бы об-

ласти они не относились - к природе, к обществу или к самому сознанию.

     Но ближайший анализ категории взаимодействия,  взаимосвязи  сразу

же обнаруживает,  что  простая одинаковость,  простое "тождество" двух

(или более) вещей друг другу не только не составляет,  но и  принципи-

ально не может составлять действительной связи между ними.

     Абстрактное и конкретное "единство" взаимно исключают друг друга.

Между двумя совершенно одинаковыми вещами, предметами, явлениями вооб-

ще не может возникнуть отношение взаимодействия,  взаимообусловленнос-

ти.  Там,  где есть абстрактное единство, нет и не может быть единства

конкретного.

     Два одинаковых  события  никогда не вступят в реальное непосредс-

твенное взаимодействие друг с другом. Они друг к другу останутся абсо-

лютно равнодушны. Они взаимно не нужны одно другому именно потому, что

они одинаковы.

     Если они и перегрызутся между собой,  то только благодаря чему-то

третьему,  отличному от них обеих,  через это "третье", - хотя бы этим

"третьим" была брошенная кость или собака другого пола...

     Но уже две собаки разного пола "нужны" друг другу,  и вступают  в

реальную, конкретную, фактическую "взаимосвязь".

 

                                - 67 -

 

     Как раз противоположность, а не тождество, не подобие как таковое

связывает их  реально  друг с другом.  "Тождество" связывает их в одно

только в рефлексии сознания,  в общем представлении о "собаке вообще",

в абстракции, а не в реальности...

     Два абсолютно одинаковых человека, с абсолютно одинаковыми знани-

ями, вкусами,  привычками  и  настроениями попросту "неинтересны" друг

для друга - им нечем поделиться друг с другом, между ними не может ус-

тановиться никогда духовного общения и взаимодействия, внутри которого

они были бы интересны и нужны друг другу,  взаимно обогащали  бы  друг

друга...

     Два абсолютно одинаковых по своим химическим свойствам  атома  не

создают  химического соединения.  Здесь опять-таки требуется различие,

как условие взаимодействия.

                                 ***

     (ПК! Это НЕВЕРНО!  Два атома кислорода, два атома азота - образу-

ют химическое соединение - молекулы кислорода и азота!  Дальтон,  сог-

ласно теории которого,  химически одинаковые атомы ОТТАЛКИВАЮТСЯ  ДРУГ

ОТ ДРУГА, так и умер, не соглашаясь с существованием молекул! Но это и

есть фундаментальный ПРИМЕР!  Как именно ОТТАЛКИВАНИЕ вдруг (!) стано-

вится причиной ПРИТЯЖЕНИЯ?  Почему ОДИНАКОВЫЕ (пролетарии!) имеют тен-

денцию к ОБЪЕДИНЕНИЮ?  Откуда рождается ПОНИМАНИЕ  "классового  единс-

тва"?  Мне кажется,  что этим материалом в 1956 году Эвальд еще владел

весьма неуверенно.  Но он уже ПОНИМАЛ суть дела! Ведь о методе восхож-

дения  от  абстрактного  к конкретному с тех пор (а это - 40 лет!) так

ничего и не появилось!)

                                 ***

     Два портных, два лица одной и той же профессии, никогда не соста-

вят элементарного общественного взаимодействия - они не вступят  между

собой вообще ни к какое взаимодействие.

                                 ***

     (ПК! И это не верно!  Уже образование "цехов" - есть факт объеди-

нения ремесленников "по профессии".  Но эти "профессиональные" объеди-

нения средневекового типа будут разрушены капитализмом,  но снова поя-

вяться как "профессиональные союзы".  Здесь Эвальд воюет с  формальным

логиком Кондаковым, который тогда претендовал на роль главного филосо-

фа, который тогда и "вырубил" шесть печатных листов из этой  рукописи.

Эту историю хорошо знает Вася Давыдов, который и был редактором "изре-

занной" книги. ПК)

 

                                - 68 -

 

                                 ***

     Для того,  чтобы между ними установилась какая-либо связь (конку-

ренция, соревнование и т.п.),  опять требуется нечто третье - ткач или

потребитель платья... И если уж они захотят во что бы то ни стало тру-

диться совместно, они должны поделить между собою труд.

     По той же причине крестьянство не  представляет  собой  класса  в

полном смысле этого слова, а лишь сословие. Внутренней связи между его

членами никакой сколько-нибудь прочной не  образуется  именно  потому,

что каждый крестьянин делает совершенно то же самое,  что и его сосед.

Крестьянство поэтому-то во всех решающих общественных переворотах нес-

пособно к самостоятельному классовому действию - оно нуждается в извне

приходящем руководстве. Оно представляет собой совокупность разрознен-

ных "атомов",  напоминает, по выражению Маркса, "мешок картошки", а не

единое  целое,  выступающее на политической арене как обладающий своим

самосознанием КЛАСС.

     Между двумя совершенно тождественными вещами вообще  и  не  может

установиться никакой  прочной,  внутренней  связи,  а лишь связь чисто

внешняя, механическая.

     ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ, то  есть  такого отношения,  внутри которого одно

единичное предполагает другое единичное в качестве необходимого  усло-

вия самого себя, - установиться здесь не может.

     Поэтому-то "конкретность",  понимаемая как выражение  объективной

фактической взаимосвязи и взаимодействия единичных вещей, - и не может

совпадать с выражением абстрактного тождества этих вещей друг другу.

     Любой, самый элементарный случай взаимодействия в природе,  в об-

ществе и  в  сфере  сознания заключает в своем составе не просто "тож-

дество",  а обязательно и непременно  ТОЖЕСТВО  РАЗЛИЧНОГО,  ТОЖДЕСТВО

ПРОТИВОПОЛОЖНОГО.

     Взаимодействие предполагает,  что  один предмет осуществляет свою

специфическую природу только через взаимодействие с другим, а вне это-

го отношения вообще не может существовать как таковой, как этот специ-

фически определенный предмет.

     И для того, чтобы ВЫРАЗИТЬ В МЫСЛИ, для того, чтобы "ПОНЯТЬ" еди-

ничное через его связь с другим,  и самую их связь,  и  нельзя  искать

абстракта, абстракта общего для каждого из них, взятых порознь, "приз-

нака".

                                 ***

     (ПК! Ниже идет "пример", который включает в себя ВСЕ РАЗВИТИЕ от-

 

                                - 69 -

 

ношения "управляющий-управляемый", но не захватывающий другого отноше-

ния "власть-управление". Первая пара это "взаимное ВОСПИТАНИЕ" руково-

дителя и исполнителя, в котором рождается ПРАВО - ПРАВИТЬ! Это замеча-

ние можно  развить до систем "Спутник-Скалар"!  Но это и есть ОСНОВНОЕ

ПРОТИВОРЕЧИЕ ДАННОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ ЭПОХИ!)

                                 ***

     Обратимся к более сложному и одновременно более яркому примеру. В

чем заключается,  например, действительная, живая, конкретная и объек-

тивная связь,  привязывающая друг к другу два таких единичных персона-

жа, как капиталист и наемный рабочий?  Что "общее",  чем каждый из них

обладает в сравнении с другим?

                                 ***

     (ПК! Здесь "зародыш" работы с логическими формами:

     А. Два шага тождества.

     В. Два шага противоПОЛОЖЕННОСТИ.

     Их можно по этому куску построить совершенно корректно. ПК)

                                 ***

     То, что  они  оба  - люди,  оба испытывают потребность в пище,  в

одежде и прочем, оба умеют рассуждать, разговаривать, трудиться, нако-

нец. Все это несомненно в них присутствует.  Более того,  все это даже

составляет необходимую предпосылку их связи как капиталиста и наемного

рабочего. Но  ни в коем случае не составляет самого существа их взаим-

ной связи именно как капиталиста и рабочего...

     Действительная их  связь  покоится как раз на том,  что каждый из

них обладает таким экономическим "признаком",  который  отсутствует  у

другого, на том,  что их экономические определения полярно  противопо-

ложны,  как  раз на том,  что абстрактно общего между тем и другим нет

абсолютно ничего,  а есть полярно исключающее. Дело как раз в том, что

один обладает как раз такой чертой,  которая отсутствует у другого,  и

обладает именно потому, что ею не обладает другой. Каждый взаимно нуж-

дается  в другом именно в силу полярной противоположности своих эконо-

мических определений - экономическим определениям другого.

     И именно это полное,  абсолютное  отсутствие  "абстрактно-общего"

между тем  и другим и делает их необходимыми полюсами одного и того же

отношения, и связывает их реально крепче, чем любая "общность".

     Одно "единичное" является именно таким,  а не другим, как раз по-

тому, что другое "единичное" полярно противоположно по  всем  характе-

ристикам. Именно поэтому одно не может существовать  как  таковое  без

 

                                - 70 -

 

другого,  вне  связи  со своей собственной противоположностью.  И пока

капиталист остается капиталистом, а наемный рабочий - наемным рабочим,

каждый  с  необходимостью воспроизводит в другом прямо противоположную

экономическую определенность. Как наемный рабочий один из них выступа-

ет как раз потому,  что против него выступает другой - как капиталист,

то есть как такая экономическая фигура,  все без исключения "признаки"

которой полярно противоположны.

     Это значит, что сущность их связи внутри данного конкретного вза-

имоотношения покоится  как  раз  на  полном,  на абсолютном отсутствии

"абстрактного общего" и тому и другому определения.  Капиталист не мо-

жет внутри этой связи обладать хотя бы единственным признаком из числа

тех,  которыми обладает наемный рабочий, как и наоборот. А это значит,

что ни один из них не обладает таким экономическим определением, кото-

рое было бы одновременно присуще другому,  было бы "общим" тому и дру-

гому...  Как раз этого-то "общего" в составе их конкретной экономичес-

кой связи нет.

     Известно, что в "общности" экономических характеристик капиталис-

та и  рабочего  упорно  пыталась  отыскать основание их взаимной связи

пошлая апологетика,  которую нещадно бичевал  Маркс.  С  точки  зрения

Маркса, действительное  конкретное  едиинство двух (и более) едничных,

особенных вещей (явлений,  процессов, людей и т.д.), находящихся в от-

ношении взаимодействия,  всегда выступает как единство взаимоисключаю-

щих противоположностей. Между ними, между сторонами взаимодействия нет

и не может быть ничего абстрактно одинакового, абстрактно общего.

     "Общее" в них - это как раз их  взаимная  связь,  внутри  которой

каждая сторона взаимодействия предполагает другую именно потому, что в

ней, как таковой, нет тех определений, которыми обладает другая. И на-

оборот, через отношение к своей конкретной противоположности каждая из

них обретает такую определенность, которая выражает сущность их взаим-

ной связи.

     Можно задать такой вопрос: что "общего" есть между мясником с од-

ной стороны,  и бараном, которого он режет, с другой? Что общего между

читателем и книгой?

     Если мы  в  обоих  случаях  будем  искать ответ на вопрос на пути

отыскания "абстракта",  одинаково присущего каждой  из  сторон  этого,

каждый раз  совершенно конкретного,  взаимодействия,  то мы никогда не

придем к истине.

     Мы, конечно, всегда увидим, что обе взаимообуславливающих стороны

 

                                - 71 -

 

таким  - абстрактно-всеобщим - свойством обладают.  И мясник и баран -

одинаково "млекопитающие", одинаково обладают мышцами, кровью и т.д. и

т.п.  Но  ни в одном из абстрактно-общих и тому и другому "свойств" мы

не обнаружим конкретной их связи,  связи их именно как мясника и бара-

на, той самой связи, которую мы хотим разыскать.

     Сущность их данной,  конкретной связи заключается в более широкой

системе условий,  внутри которых они выступает именно в качестве конк-

ретных противоположностей - один как субъект отношения,  как "убийца",

другой - как пассивный объект его действий, как "убиваемое"...

     Точно то же и в отношении между читателем и книгой.  В чем заклю-

чается необходимость их взаимного отношения?  Конечно,  не в том,  что

они оба "трехмерны", оба состоят из атомов, молекул и т.д. и т.п. - не

в абстрактно общем тому и другому "признаке".  Как раз наоборот: чита-

тель именно потому "читатель",  что ему противостоят, в качестве усло-

вия, без которого он не может быть таковым, не может быть "читателем",

- именно "читаемое", то есть его конкретная противоположность.

     Одно существует как таковое именно потому и в силу того,  что ему

противостоит "другое", и именно - его другое, конкретное "другое", его

собственная противоположность,  - предмет,  все "определения" которого

как раз полярно противоположны,  как раз те, которых ему, как таковому

не хватает для того, чтобы быть именно "читателем"...

     И ответ  на вопрос об их взаимной связи (их конкретного единства)

решается не на пути отыскания того "абстрактно общего",  чем  обладает

каждый из  них,  взятый  порознь,  взятый вне и независимо от данного,

конкретного отношения друг к другу, а на совсем ином пути.

     Анализ в  данном случае должен быть направлен на рассмотрение той

конкретной системы условий,  внутри которой с необходимостью рождается

читатель с одной стороны,  и "читаемое" с другой, то есть два одновре-

менно и взаимоисключающие,  и взаимно предполагающие друг друга проти-

воположности. Иными словами, верный в "логическом отношении" путь ана-

лиза заключается в рассмотрении того ПРОЦЕССА, который создал два эле-

мента взаимодействия, каждый из которых не может существовать без дру-

гого именно потому,  что каждый из них обладает такой характеристикой,

которой не обладает другой, и наоборот.

     В данном случае в каждом из двух взаимодействующих предметов  бу-

дет обнаружено именно то определение, которое ему свойственно как чле-

ну именно  данного,  этого,  неповторимо-специфического,   конкретного

сппособа взаимодействия.  Лишь в этом случае будет в каждом из взаимо-

 

                                - 72 -

 

относящихся предметов обнаружена (и  выделена  путем  абстрагирования)

именно та сторона,  благодаря наличию которой он и оказывается членом,

элементом этого, конкретного - а не какого-нибудь еще "целого".

     Аристотель -  как  почти во всех своих рассуждениях - очень метко

уловил диалектику взаимодействия между "глазом" и тем,  что с  помощью

глаза делается "видным", "зримым".

     Аристотель задает вопрос:  в чем "сущность" глаза и его  деятель-

ности, в чем заключается "субстанция" зрения?  И ответ, который он да-

ет, обнаруживает глубоко диалектический подход к проблеме. "Сущность",

"субстанция" этого  явления не может заключаться в том,  что одинаково

присуще и глазу,  и предмету зрения. Не в качестве "абстракта", общего

и глазу и предмету зрения может быть обнаружена "субстанция зрения".

     "Субстанцией" глаза является само "зрение", само "видение", - от-

вечает Аристотель, сам тот конкретный способ взаимодействия между гла-

зом и предметом зрения, органом которого является "глаз".

                                 ***

     (ПК! Я настаиваю, что весь Эвальд - это попытка перейти от теории

"ПРОСТРАНСТВЕННО-ПРОТЯЖЕННЫХ ТЕЛ" к совсем другому миру -  миру  явле-

ний, свойств  -  "МИРУ  ДВИЖЕНИЙ",  что  вводит  в  рассмотрение такой

странный элемент, как ВРЕМЯ, являющееся признаком ИЗМЕНЕНИЯ ВООБЩЕ, а,

выражаясь "научно" - признаком "ФОРМЫ ДВИЖЕНИЯ"!).

                                 ***

     Не в  силах  разрешить материалистически проблему происхождения и

развития органа зрения,  Аристотель отсюда приходит,  правда, к предс-

тавлению о "зрении" как о "деятельной форме", как о "цели", ради кото-

рой осуществляется "глаз". Таким образом, не в решении, а - как и вез-

де - в постановке вопроса Аристотель гениален и диалектичен. Для реше-

ния же вопроса требуется нечто большее, чем умение правильно поставить

вопрос,  - требуются фактические,  экспериментальные данные,  которыми

он,  как известно, не обладал. И если Аристотель усматривает "субстан-

цию глаза" в "зрении",  как "деятельной форме", как "цели", ради кото-

рой глаз  существует  как таковой,  как конкретный орган,  то здесь он

вплотную подходит к справедливой постановке вопроса о том,  что "глаз"

есть продукт и орган особой формы взаимодействия организма и среды.

     Ведь известно,  что с помощью категории "целевой причины",  "дея-

тельной формы",  философия вплоть до Маркса и Энгельса пыталась  выра-

зить один из реальных моментов категории взаимодействия.

     На деле любой конкретный предмет возникает и развивается внутри и

 

                                - 73 -

 

посредством определенной формы взаимодействия с другими предметами,  -

и в этом смысле рождается как "орган" данной  системы  взаимодействия.

Его специфические  качества,  принадлежащие  ему как данному предмету,

всегда могут быть на деле поняты лишь исходя из той конкретной системы

взаимодействия, внутри которой он осуществляется.  Внутри этой системы

взаимодействия каждый отдельный "предмет" и играет определенную  роль,

зависящую от всей системы взаимодействия в целом.

     В терминологии Аристотеля этот факт и выражается  таким  образом,

что предмет  осуществляется "ради некоторой цели",  а отыскание "цели"

совпадает с рассмотрением той объективной роли  предмета,  которую  он

необходимо играет внутри данной конкретной и неповторимой системы вза-

имодействия.

     Под категорией "деятельной формы", "целевой причины", "цели, ради

которой" осуществляется именно такой, а не иной предмет, и пытается он

выразить реальную диалектику взаимодействия.

     И только отсутствие естественно-научных,  эмпирических и экспери-

ментальных фактов  не дает ему возможности решить вопрос материалисти-

чески. К идеализму в решении вопроса он приходит как раз  в  силу  от-

сутствия  экспериментальных,  фактических данных.  Но ставит вопрос он

всегда по существу диалектически.

     "Сущность" каждого единичного предмета,  каждого особенного явле-

ния он всегда старается понять из его объективной роли в составе неко-

торого  конкретно-специфического  "целого",  из  его необходимой роли,

обусловленной со стороны той системы взаимодействующих  вещей,  внутри

которой он рождается и существует.

     Именно конкретная  система  взаимодействующих  единичных  явлений

всегда маячит перед ним, когда он рассуждет о "субстанции" вещей.

     "Путается и бьется" он вокруг диалектики "общего" и  "отдельного"

именно потому, что видит реальную сложность диалектики. И если метафи-

зик-материалист в данном пункте не путается и не бьется, то это только

от  того,  что  он реальной сложности проблемы не видит.  Для него все

просто: вне головы существуют только единичные вещи, а общее существу-

ет лишь в виде "сходства" между ними,  которое и отражается в голове в

виде "общего"...

     Путанницы Аристотеля  тут  нет,  но зато нет и подозрения относи-

тельно диалектики общего (как выражения конкретного взаимодействия ве-

щей) и единичного (как чувственно созерцаемой "вещи").

     Так или иначе,  но Аристотель в своей категории "субстанции" уло-

 

                                - 74 -

 

вил именно тот факт, что каждая единичная вещь является этой, неповто-

римой конкретной вещью лишь потому,  что она возникает  и  развивается

внутри и посредством реального взаимодействия с другими вещами.

     Категория "субстанции" и выражает тот факт, что все свойства еди-

ничной вещи  могут быть поняты лишь исходя из ее объективной роли,  ее

необходимой функции в составе исторически развившейся системы  взаимо-

действия, внутри некоторого конкретного "целого".

                                 ***

     (ПК! Вот  пример  рождения  элемента внутри конструкции - элемент

хорош лишь потому, что он вписывается в систему взаимодействий целост-

ной конструкции!  Любой Главный и Генеральный конструктор, который сам

СОЗИДАЕТ эти сложенейшие,  взаимодействующие ЦЕЛОСТНОСТИ,  узнает свою

собственную Логику разработки,  как диалектическую Логику. Но он, бед-

ный, и не догадывался, что он говорит "прозой"!ПК).

                                 ***

     И никогда  -  из  факта ее "сходства",  ее абстрактного тождества

другой вещи.

     Диалектика предполагает,  что каждая вещь своим "единичным" отно-

шением к другой вещи выражает ВСЕГДА ДВИЖЕНИЕ некоторой более обширной

сферы взаимодействия, некоторой сложившейся и потому устойчивой всеоб-

щей формы взаимодействия.

     Поэтому, кроме  всего  прочего,  с точки зрения диалектики должен

быть отброшшен как нелепый вопрос о том,  что "первично" - "общее" или

"единичное", -  единичная  вещь  "как таковая",  или же вещь в системе

взаимодействия с другими единичными вещами.

     Каждая "единичная"  вещь  всегда  рождается  внутри  той или иной

конкретной системы взаимодействия, и своей индивидуальной судьбй выра-

жает конкретно-всеобщую форму взаимодействия,  отражает ее в себе. Но,

конечно, система взимодействия не может существовать до, вне и незави-

симо от "единичных" вещей, входящих в ее состав. Одно не может сущест-

вовать без другого, иначе чем через другое.

     Но если так,  то "субстанция" определенного ряда вещей и не может

и  не  должна осуществляться в виде "абстрактно-общего" каждой из них,

порознь взятой, свойства.

     Отыскание "субстанции"  вещи совпадает с исследованием конкретной

формы взаимодействия этой вещи с другой вещью.  А взаимодействие вещей

всегда  предполагает не абстрактное тождество,  а тождество противопо-

ложностей,  благодаря которому две вещи взаимно предполагают одна дру-

 

                                - 75 -

 

гую именно потому,  что они одновременно взаимоисключают друг друга по

своим конкретным определениям,  по  определениям,  характеризующим  их

различную роль внутри одной и той же "субстанции",  внутри одной и той

же конкретной системы взаимодействия...

     Таким образом, ПОНЯТЬ ВЕЩЬ - значит рассмотреть в ней такие опре-

деления, которые характеризуют ее как элемент данной,  конкретно-исто-

рической системы взаимодействующих вещей,  значит увидеть в ней  такие

свойства, благодаря  которым она только и может выполнять строго опре-

деленную роль внутри данной системы взаимодействия.

     Это и  значит ПОНЯТЬ не абстрактное,  а конкретное тождество ряда

вещей, которые именно разностью,  именно противоположностью своей соз-

дают диалектически расчлененное "целое",  входят в  состав  некоторого

конкретного "единства",  выражают собой одну и ту же "субстанцию", об-

щую всем им без изъятия.

     Абстрактное тождество поэтому и составляет кредо  метафизического

способа мышления.

     Основной формулой диалектики является конкретное тождество,  тож-

дество противоположностей,  тождество различного,  конкретное единство

взаимоисключающих и тем самым взаимопредполагающих  определений.  Вещь

должна быть  понята  как  элемент,  как  единичное  выражение всеобщей

(конкретно-всеобщей) субстанции. В этом все дело.

     И с этой точки зрения, например, становятся понятными те труднос-

ти,  которые не дали возможности Аристотелю понять "сущность",  "субс-

танцию" менового  отношения,  тайну  равенства одного дома и пяти лож.

Великий диалектик древности и здесь старался отыскать  не  абстрактное

тождество, а  внутреннее "единство" двух вещей.  Первое отыскать легче

легкого, второе же - далеко не так просто.  Выяснив абстрактную одина-

ковость двух  вещей,  я объединяю их в "одно целое" лишь в собственной

голове, лишь в абстракции. Реальная, вне головы сущая, связь между ни-

ми (их внутреннее единство) останется при этом,  однако, неосознанной,

невыраженной в сознании,  ибо на самом деле она, эта живая связь, и не

заключена в голом подобии, в тождестве их друг другу.

     Выяснение объективной,  вне головы и вне сознания сущей, реальной

взаимосвязи двух  вещей,  познание  каждой  из них через взаимосвязь с

другой, вовсе не сводится к их идеальному простому приравниванию в ло-

не какого-либо "высшего рода".

     Реальная познавательная  задача  всегда  сводится к отысканию той

конкретной субстанции, внутри которой они выступают в качестве различ-

 

                                - 76 -

 

ных и противоположных друг другу.

     Аристотель, рассматривая  меновое  отношение между домом и ложем,

упирается в неразрешимую для его времени задачу вовсе не там и не  по-

тому, что не может усмотреть между тем и другим "ничего общего".  Абс-

трактно общее между домом и ложем легко обнаружит совершенно бесконеч-

ные ряды и не такой развитый ум;  в распоряжении Аристотеля было очень

много слов,  выражающих "общий" и дому и ложу "род".  И дом и  ложе  -

одинаково предметы человеческого быта,  обихода, условия жизни челове-

ка, и то и другое - чувственно осязаемые вещи, существующие во времени

и пространстве, оба обладают весом, формой, твердостью и т.п. - вплоть

до бесконечности.  Надо полагать, что Аристотель не очень удивился бы,

если бы кто-нибудь обратил его внимание на то обстоятельство,  что дом

и ложе - одинаково сделаны руками человека (или раба), что то и другое

- продукты человеческого труда...

     Для Аристотеля,  таким образом,  трудность заключалась вовсе не в

отыскании абстрактно общего между домом и ложем "признака",  не в под-

ведении того и другого под "общий род",  - а в отыскании той  реальной

субстанции, в  лоне которой они приравниваются друг к другу независимо

от произвола субъекта, от абстрагирующей головы и от чисто искусствен-

ных приемов, изобретенных человеком в целях "практического удобства".

     Аристотель отказывается от дальнейшего анализа вовсе  не  потому,

что не в состоянии заметить между ложем и домом абсолютно ничего обще-

го, а потому, что не находит такой "сущности", которая непременно тре-

бует для своего осуществления,  для своего обнаружения факта взаимного

обмена, взаимного замещения двух различных предметов.

     И в том факте, что Аристотель не может обнаружить "ничего общего"

между  двумя "столь различными вещами",  проявляется вовсе не слабость

его логических способностей,  а как раз наоборот - диалектическая сила

и глубина его духа. Он не удовлетворяется "абстрактно общим", а стара-

ется отыскать более глубокие основания факта. Его интересует не просто

"высший род",  под который при желании можно подвести и то и другое, а

реальный род,  относительно которого ему свойственно гораздо более со-

держательное представление,  нежели то, за которое его сделала ответс-

твенным школьная традиция в логике.

     Аристотель хочет найти такую реальность, которая осуществляется в

виде свойства  ложа и дома,  только благодаря меновому отношению между

ними, такое "общее", которое для своего обнаружения требует именно об-

мена. Все же те "общие признаки",  которые существуют в них  и  тогда,

 

                                - 77 -

 

когда  они абсолютно никакого отношения к обмену не обретают,  а стало

быть, специфической "сущности" обмена не составляют, не выражают.

     Аристотель, таким образом, оказывается бесконечно выше тех теоре-

тиков, которые спустя две тысячи лет  после  него  видели  сущность  и

субстанцию  "стоимостных"  качеств вещи в полезности.  Полезность вещи

вовсе не обязательно связана с обменом,  не требует непременно  обмена

для того, чтобы быть обнаруженной.

     Аристотель, иными словами,  хочет найти такую "сущность", которая

проявляется только через обмен, а вне его никак не обнаруживается, хо-

тя и  составляет "скрытую природу" вещи.  Маркс ясно показал,  в какой

пункт упирается мысль Аристотеля,  что именно не дает ему  возможности

понять сущность менового отношения: отсутствие ПОНЯТИЯ стоимости.

     У Аристотеля отсутствует возможность  обнаружить  "реальную  сущ-

ность", реальную субстанцию меновых стоимостей вещей  потому,  что  на

деле этой субстанцией является общественный труд.  Отсутствует понятие

стоимости и труда - вот в чем дело.  Заметим,  что  общее  абстрактное

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ о том и другом в его время вовсе не отсутствовало.

     "Труд кажется совершенно простой категорией.  Представление о нем

в  этой  всобщности  -  как  о труде вообще - также весьма древне" - и

Аристотелю уж,  конечно,  было небезизвестно.  "Подвести" и дом и ложе

под  абстрактное представление "продукта труда вообще" для ума Аристо-

теля уж,  конечно, не составило бы сколь-нибудь сложной, а тем более -

неразрешимой логической задачи...

     Но ПОНЯТИЕ труда в его эпоху отсутствовало.  Это лишний раз пока-

зывает, что в терминологии Маркса "ПОНЯТИЕ" есть не просто представле-

ние, а нечто иное.

     Что же именно?

     Понятие труда (в отличие и в противоположность  абстрактно-общему

представлению  о  нем)  предполагает осознание роли труда в совокупном

процессе человеческой жизни.  Труд не понимался в эпоху Аристотеля как

всеобщая  субстанция  всех  явлений общественной жизни,  как "реальная

сущность" всего человеческого, как реальный источник всех без исключе-

ния человеческих качеств.

     "Понятие" явления налицо вообще лишь там,  где это явление понято

не абстрактно (то есть не просто осознано как неоднократно повторяюще-

еся явление), а конкретно, - то есть с точки зрения его места и роли в

определенной системе взаимодействующих явлений,  в системе, составляю-

щей некоторое  связное целое.  Короче говоря,  там,  где "единичное" и

 

                                - 78 -

 

"особенное" осознается не просто как "единичное" и "особенное" -  хотя

бы и  неоднократно повторяющееся,  - а через их взаимную связь,  через

"всеобщее", понимаемое как выражение принципа этой связи.

     Вот таким-то пониманием труда Аристотель не обладал,  ибо челове-

чество его эпохи еще не выработало сколько-нибудь ясного сознания роли

и места труда в системе общественной жизни.  Более того,  труд  вообще

казался современнику Аристотеля такой формой жизнедеятельности,  кото-

рая вообще не относится к сфере собственно человеческой жизни.

     Как реальную субстанцию всех форм и способов  человеческой  жизни

он труд не понимал.  Немудрено, что он не понимал его и как субстанцию

меновых свойств вещи.

     Это -  и  только это - и значит в терминологии Маркса,  что он не

обладал понятием труда и стоимости,  а обладал всего-навсего абстракт-

ным представлением о нем.  И это абстрактное  представление  не  могло

послужить ему ключем в понимании "сущности" товарного обмена.

     Буржуазнные экономисты-классики  впервые поняли труд как реальную

субстанцию всех форм хозяйственно-экономической жизни, - и в том числе

и прежде всего - такой формы, как товарный обмен.

     Это и значит,  что они впервые образовали понятие о той реальнос-

ти, о которой Аристотель владел лишь абстрактным представлением.

     Причина этого заключается, конечно, не в том, что английские эко-

номисты оказались более сильными в логическом  отношении  мыслителями,

чем  Стагирит.  Дело  в  том,  что экономисты познавали эту реальность

внутри более развитой общественной действительности.

     Маркс ясно показал,  в чем тут дело: сам предмет исследования - в

данном случае  человеческое общество - "созрел" до такой степени,  что

сделалось возможным и необходимым его познание в понятиях,  выражающих

конкретную субстанцию всех его проявлений.

     Труд, как всеобщая субстанция,  как "деятельная форма" здесь выс-

тупил не  только в сознании,  но и реальности как тот "высший реальный

род", которого не смог рассмотреть Аристотель. "Сведение" всех явлений

к "труду вообще",  как к труду,  лишенному всех качественных различий,

здесь впервые  стало происходить не только и не столько в абстрагирую-

щей голове теоретика, сколько в самой реальности экономических отноше-

ний.

     "Стоимость" превратилась в ту "цель, ради которой" осуществляется

каждая вещь в процессе труда, в "деятельную форму", конкретно-всеобщий

закон,  управляющий судьбой каждой отдельной вещи и каждого отдельного

 

                                - 79 -

 

индивида.

     Дело в том,  что здесь "сведение к труду,  лишенному всех  разли-

чий", выступает как абстракция,  но как абстракция реальная, которая в

"общественном процессе производства совершается ежедневно".  Как гово-

рит Маркс, это абстрактное "сведение" есть абстракция не большая, но в

то же время не менее реальная, чем превращение всех органических тел в

воздух...

                                 ***

     (ПК! Ниже  мы  имеем  описание,  где  дается ПОНЯТИЕ однородного,

безличного общественного времени,  лежащего в основе миллионника.  Без

такого  описания  "бюджет  социального времени" не будет воспринят как

ПОНЯТИЕ.ПК)

                                 ***

     "Труд, который измеряется таким  образом  временем,  выступает  в

сущности не как труд различных субъектов,  а напротив того,  различные

трудящиеся индивиды выстуают как простые органы этого труда" [Маркс  К

критике политической экономии, стр.15]

     Здесь труд вообще, труд как таковой, предстает как конкретно-все-

общая субстанция,  а единичный индивид и единичный продукт его труда -

как "проявление" этой всеобщей сущности...

     Понятие труда здесь выражает нечто большее, чем просто то "одина-

ковое",  что  можно отвлечь от трудовой деятельности отдельных лиц,  -

это уже не только и не просто "одинаковое",  которое можно при желании

отвлечь от различных индивидов и их разнообразной деятельности.

     Это реально-всеобщий ЗАКОН,  который довлеет над единичным и осо-

бенным,  определяет их судьбы, управляет ими, превращает их в свои ор-

ганы, заставляет их выполнять именно такие функции, а не иные.

     Само особенное и  единичное  формируется  сообразно  требованиям,

заключенным в этом реально-всеобщем,  - и дело выглядит таким образом,

что  само единичное и его особенности реально выступает как "единичное

воплощение" реально-всеобщего.

     Сами "различия" индивидов оказываются формой проявления "всеобще-

го", - а не чем-то таким, что стоит рядом с ним и не имеет к нему ни-

какого отношения.

     Теоретическое выражение  такого  всеобщего и есть ПОНЯТИЕ.  С по-

мощью этого понятия каждое особенное и единичное осознается  именно  с

той стороны,  с какой оно принадлежит данному целому, представляет со-

бой выражение именно данной конкретной  "субстанции",  понимается  как

 

                                - 80 -

 

появляющийся и исчезающий МОМЕНТ ДВИЖЕНИЯ данной,  конкретной  системы

взаимодействия.

     Но сама  "субстанция",  сама  конкретная система взаимодействущих

явлений, понимается как исторически сложившаяся,  как исторически раз-

вившаяся система.

     Каждое же единичное и особенное явление,  вещь,  предмет, событие

понимается при этом через ее конкретное взаимодействие с другими веща-

ми, явлениями, процессами.

     Ибо в каждом единичном абстрактно выделяется та сторона, та опре-

деленность, которой оно обязано данной системе, данной "субстанции", -

такое ее  абстрактное  свойство,  которое этому единичному принадлежит

только как элементу данного целого и не может  возникнуть  в  нем  вне

данного целого.

     Поэтому понятие (в отличие от общего представления, выраженного в

слове) не просто "приравнивает" одну вещь (предмет,  явление, событие,

факт и т.д.) - другой в каком-либо "высшем роде",  гася в нем  все  ее

специфические отличия, отвлекаясь от них.

     В понятии происходит совсем иное:  единичный предмет отражается в

нем как раз со стороны его особенности,  благодаря которой он и оказы-

вается необходимым элементом некоторого целого, единичным (односторон-

ним) выражением конкретного целого. Ибо каждый отдельный элемент любо-

го  диалектически расчлененного "целого" выражает природу этого целого

именно отличием своим от других элементов,  "составных  частей",  -  а

вовсе не абстрактным сходством своим в ними.

     "Конкретно-всеобщая" природа  "единичного" поэтому совпадает не с

абстрактным тождеством всех явлений друг другу,  а с выражением объек-

тивной роли данного единичного в составе исследуемого целого,  с выра-

жением той особенности  "единичного",  благодаря  которой  оно  играет

именно такую, а не какую-либо иную роль.

     Это последнее,  -  особенность,  как  непосредственное  выражение

конкретно-всеобщей природы  единичного,  - выявляется при исследовании

не абстракцией,  а анализом. "Абстракция" в этом смысле противоположна

"анализу" по смыслу и содержанию познавательного  действия,  -  и  это

обстоятельство следует разобрать особо.

     Правда, анализ  -  поскольку  он  противополагается "абстракции",

есть конкретный анализ,  - то есть анализ, совпадающий с "синтезом", -

но об этом мы будем говорить позже. Пока разъясним указанное различие.

 

 

                                - 81 -

 

                       6. АБСТРАКЦИЯ И АНАЛИЗ.

 

     Предположим, то перед нами находится сложная, диалектически расч-

лененная система взамодействующих явлений,  предмет как единое связное

во всех проявлениях целое. Мы не знаем пока ни его "составных частей",

ни принципа их взаимодействия.

     Для наглядности преположим,  что перед нами - сложный современный

радиоприемник, -  он  может  служить  прекрасным примером диалектичес-

ки-расчлененного "целого".

                                 ***

     (ПК! Этот раздел у Эвальда может служить прологом к Крону -  сли-

чая два  текста,  мы обнаружим нить марксизма XX века.  Вероятно нужно

начать с Дирка Стройка, через Крона и Ланжевена к Эвальду. Нужно найти

место Миткевичу, Кастерину, А.и К.Тимирязевым. От биологии Э.Бауэр).

                                 ***

     Что и как мы будем делать, если хотим "познать" его? Какие позна-

вательные действия мы должны совершать для этого? Здесь сразу же и яв-

ным образом  обнаруживается вся бесплодность лозунга рассудочной логи-

ки, согласно которому для этого следует "обобщать",  - в смысле отвле-

чения того  абстрактно-общего,  которое  можно обнаружить в каждой от-

дельной и особенной "детали".

     Что же мы получим в том случае, если отвлечем абстракцию, выража-

ющую то "общее" (хотя бы и "существенное"), которым одинаково обладает

и рукоятка  переключателя  диапазона,  и анодная лампа накаливания,  и

конденсатор переменной емкости, и динамик, и т.д. и т.п.?

     Стоит задать такой вопрос,  чтобы нелепость подобного предприятия

стала совершенно очевидной.  (Тем не менее рассудочная логика советует

поступать именно так. И если она отказывается от тех действий, которые

сама же рекомендует, то это показывает, что она сама не очень серьезно

относится к ним).

     Никакой элементарно-здравомыслящий  человек  не  станет  в данном

случае познавать столь нелепым и бесплодным способом.  В том абстракт-

но-общем,  которое  можно обнаружить в каждой без исключения единичной

детали радиоаппарата,  ничего "существенного" для понимания ни в одной

из них мы не откроем.

     В данном случае,  как нетрудно понять, нужно произвести "анализ".

Но простой "анализ" - как "разборка" на составные части -  приведет  к

такому же пустому и никому не нужному результату,  как и простая "абс-

 

                                - 82 -

 

тракция".

     Такой "анализ"  может  произвести и ребенок,  - но именно поэтому

ребенка обычно и не подпускают к радиоприемнику. Такой "анализ" дает в

результате лишь груду разрозненных деталей, которые радиоприемником, к

сожалению, уже не являются...

     Я могу вертеть перед глазами эти детали, ощупывать их, рассматри-

вать в микроскоп, - но конкретного понимания ни одной из них - как де-

тали, необходимой В ПРОЦЕССЕ радиоприема, - я, разумеется, при этом не

получу.

                                 ***

     (ПК! Данный пример - пример анализа ПРОЦЕССА, что и является под-

линной сущностью ДИАЛЕКТИКИ, как метода анализа МИРА ДВИЖЕНИЙ!).

                                 ***

     Конкретное понимание каждой из них может быть получено только ис-

ходя из ее роли в составе того целого, которое называется "радиоприем-

ником", и из той ФУНКЦИИ, которую она выполняет в конкретном сочетании

с другими деталями.

     Иными словами,  этот пример красноречиво подтверждает то,  что мы

говорили в предыдущем параграфе.

     Задачей познания,  - против этого уже никто, по-видимому, не ста-

нет спорить, - является не выявление "абстрактно-общего" всем без иск-

лючения деталям, элементам "свойства", "признака" и т.д., а конкретное

понимание каждой "детали",  понимание,  исходящее из их всеобщей связи

между собой, из их взаимодействия, внутри которого каждая деталь имен-

но такова с необходимостью, зависящей от особого характера внутреннего

взаимдействия.

     Иными словами, каждая деталь должна быть понята в ее особенности,

выражающей как раз совокупную, всеобщую связь всех деталей, - как сво-

еобразный "орган" целого,  построенного, развитого на основе какого-то

одного всеобщего принципа.

     И очень может статься,  что этот "всеобщий  принцип"  может  быть

осуществлен при  меньшем количестве "деталей",  что часть этих деталей

может оказаться попросту лишней.

     Так или иначе,  но все детали в совокупности составляют некоторую

цепь опосредствующих звеньев, через которую осуществляется взаимодейс-

твие, - цепь,  через которую только и может осуществляться принцип ра-

боты радиоприемника.

     Если цепь где-то разорвана, - приемник перестает быть приемником,

 

                                - 83 -

 

- всеобщий принцип его работы не осуществляется.

     Значит конкретное  ПОНИМАНИЕ работы приемника,  если угодно "сущ-

ности" его как предмета - совпадает с осознанием связи всех его  дета-

лей между собой.

     Первоначальное эмпирическое ознакомление с радиоприемником -  ко-

торым обладает,  естественно,  каждый владелец - заключается в  крайне

абстрактном  представлении  о связи его деталей и их взаимной обуслов-

ленности.

     Каждый хозяин  радиоприемника во всяком случае должен знать,  что

поворот определенного переключателя вызывает появление звука в динами-

ке, - что, стало быть, переключатель "связан" с динамиком.

     Это и есть ярчайший пример абстрактного представления о предмете.

Абстракция здесь устанавливает прямую и  непосредственную  связь  там,

где ее на самом деле нет,  а есть связь, опосредованная через десятки,

сотни, а может быть, и через тысячи промежуточных звеньев.

     И это  крайне  абстрактное  представление о вещи может быть самым

что ни на есть чувственно-наглядным представлением, - да, впрочем, оно

всегда является именно таковым.

     Чувственно-наглядное сознание фиксирует всегда  прямую  и  непос-

редственную связь там,  где ее на самом деле нет,  а есть связь, слож-

нейшим образом опосредствованная.

     Приемник это доказывает тогда,  когда портится. В этом случае по-

ворот выключателя убедительно доказывает,  что прямой и непосредствен-

ной связи между ним и динамиком нет...

     Совершенно аналогичную абстракцию (которая к тому же кичится сво-

им точным  соответствием  с  эмпирически данными фактами) представляет

собой известная "триединая формула" вульгарной политической  экономии,

согласно которой владение землей "связано" с получением ренты, капитал

производит процент, а труд приносит заработную плату...

     Абстракция непосредственно выражающая связь двух эмпирически оче-

видных явлений в том виде, в каком она дана непосредственному восприя-

тию на поверхности сложного развитого целого, и представляет собой на-

иболее бедное и наиболее общее ПРЕДСТАВЛЕНИЕ.

     Стоит словесно выразить то, что дано непосредственному эмпиричес-

кому созерцанию,  или то,  что отложилось в сознании в виде общего ус-

тойчивого ("ходячего") ПРЕДСТАВЛЕНИЯ,  - как получается такая абстрак-

ция. В данном случае абстракция вовсе не является продуктом "анализа",

- напротив,  в таком виде она есть продукт совершенно противоположного

 

                                - 84 -

 

познавательного действия.  Правда,  можно сказать, что в данном случае

мы имеем дело с "анализом" - с абстрактным выделением какого-то одного

"отношения" между фактами.  Но при этом мы превращаем и самый "анализ"

в совершенно пустое и бессодержательное словечко.

     Анализ в том его виде,  в каком он реально осуществлятся в позна-

нии сложных явлений,  всегда направляется на детальное расчленение та-

ких явлений ("отношений" и т.д.), которые непосредственному эмпиричес-

кому созерцанию и представлению кажутся "простыми" и нерасчлененными.

     Анализ в этом  смысле  всегда  ведет  от  общего  нерасчлененного

представления - к выявлению его элементов, к "частному", к массе част-

ностей, - и в этом смысле от абстрактного - к конкретному.  Таков  он,

по крайней мере,  по намерению,  по цели,  которой с его помощью хотят

достигнуть. Но хорошо известно, что между намерением и его осуществле-

нием лежит дело.

                                 ***

     (ПК! Здесь у Эвальда "дырка", которую я выяснил у него сам. Я ут-

верждал, что между "намерением" и "делом" находится "ПЛАН"  реализации

"намерения", где  и  описывается,  еще не состоявшаяся,  но намеченная

система "действий",  каждое из которых и есть  элемент  "дела".  Здесь

осуществляется переход от ВОЗМОЖНОГО к ДЕЙСТВИТЕЛЬНОМУ! У Эвальда тог-

да еще не было сведений о том, что я делал в ИМБП. Это заметка для бу-

дущего развития темы.)

                                 ***

     Анализ анализу  рознь.  Очень часто может случаться,  что предмет

окажется расчлененным  на  такие  "составные части",  которые не имеют

ровно никакого отношения к исследуемому целому.  Химик,  шутил Гегель,

разложив "мясо" на его "составляющие", на химические элементы, думает,

что он исследует мясо,  - но на самом деле то, что он исследует, вовсе

и не есть уже мясо, а нечто совершенно иное.

     "Анализ" только в том случае достигает цели,  которую с  его  по-

мощью хотели достигнуть, если он выделяет не просто "составные части",

- но специифические элементы  данного  целого,  конкретные  "составные

части", а не абстрактно-общее данному предмету со многими другими.

     Живого кролика можно при желании "аналитически разложить" на сос-

тавные  части,  абстрактно общие ему с роялем,  с планетой Сатурн и со

свиной тушенкой.  И в данном случае "анализ"  не  даст  ничего,  кроме

опять-таки груды не связанных между собою абстракций. Здесь получиться

та же абстракция,  как итог познавательных усилий, - то есть результат

 

                                - 85 -

 

как раз обратный тому, который хотели получить...

     Иное дело - конкретный анализ.  Результат,  который с его помощью

получается, - конкретный элемент данного целого, - конкретно-всеобщий.

Что это значит?

     Если вернуться к примеру с радиоприемником,  то разница  выступит

очень ясно.

                                 ***

     (ПК! Разница  КОНСТРУКТИВНО может быть записана только как ТЕНЗОР

СОЕДИНЕНИЯ сети,  который получается  с  помощью  матрицы  Якоби.  Это

Эвальд не  знает,  но  будет  обязан дать философское определение этих

объектов.ПК).

                                 ***

     "Конкретно-всеобщий" элемент этого  сложного  "целого"  выступает

как выражение того ПРОСТЕЙШЕГО случая, в котором осуществляется реаль-

но радиоприем. "Конкретно-всеобщим" элементом в данном случае является

ПРОСТЕЙШЕЕ  устройство,  обеспечивающее  тот же самый эффект,  который

достигается и в самом  сложном  современном  радиоаппарате,  -  эффект

превращения электромагнитных колебаний - в электрические.

     Как таковой, этот конкретно-всеобщий элемент радиоприемника может

и должен  быть осуществлен отдельно от всех других элементов и деталей

радиоприемника. Он, как известно, и был осуществлен в эксперимнтах ос-

новоположника  радиотехники Попова с помощью очень несложного устройс-

тва - с помощью трубки с опилками, замыкающей электрическую цепь...

     В этом случае  "аналитически  выделен"  действительно  ПРОСТЕЙШИЙ

элемент сложного целого, в котором реально осуществляется радиоэффект.

С этого ПРОСТЕЙШЕГО случая радиоприема и начинает, как известно, любой

учебник радиотехники,  любое руководство, имеющее целью раскрыть перед

читателем тайну самого сложного радиоприемника.

     Любая же отдельная деталь приемника объясняется как звено в цепи,

помогающее выявиться этому ПРОСТЕЙШЕМУ эффекту, усиливающему его.

     Ясно, что такой конкретно-всеобщий элемент радиоприема  не  может

быть отыскан на пути отвлечения того общего, что имеют между собой все

без исключения детали сложного,  совершенного и современного радиопри-

емника, на пути "абстракции".

                                 ***

     (ПК! Я не могу удержаться и не дать еще одну довольно длинную ци-

тату из Крона,  чтобы МАРКСИСТСКИЙ ПОДХОД - Ильенкова и  Крона  -  был

очевиден. Приношу извинения,  но эти два текста - я имею в виду и Иль-

 

                                - 86 -

 

енкова, и Крона - образуют ЦЕЛОСТНОСТЬ!

 

                               Г.КРОН.

           ПРИМЕНЕНИЕ ТЕНЗОРНОГО АНАЛИЗА В ЭЛЕКТРОТЕХНИКЕ.

 

                         ИЗ ВВЕДЕНИЯ АВТОРА.

     Одно из назначений этой и других книг автора состоит в том, чтобы

показать, как можно ОРГАНИЗОВАТЬ составление, преобразование и решение

уравнений сложных технических систем и как использовать эту  ОРГАНИЗА-

ЦИЮ для  получения  новых  сведений о системах.  В дальнейшем подробно

изучается только СОСТАВЛЕНИЕ уравнений и рассматривается  только  одно

из многих преобразований - ИСКЛЮЧЕНИЕ ПЕРЕМЕННЫХ.

                                 ***

     {П.К! Исключение ПЕРЕМЕННЫХ из НЕЛИНЕЙНЫХ УРАВНЕНИЙ - один из ре-

зультатов, который  был  получен  мною  и Сережей Пшеничниковым лишь в

1983 году - его еще у Крона нет,  но он становится СУПЕР-КРОНОМ  после

этого "довеска". П.К!}

                                 ***

     Последовательное решение  систем  дифференциальных  уравнений  не

проводится, так как практически все полученные дифференциальные  урав-

нения, если они вообще имеют решения, могут быть решены общеизвестными

методами. Обильный материал по решению систем дифференциальных уравне-

ний читатель найдет в руководствах по теории матриц.

     Ниже коротко излагается  СУЩНОСТЬ  предлагаемого  метода  РЕШЕНИЯ

технических задач как электрического, так и механического характера.

     Пусть требуется определить поведение некоторой системы, например,

регулятора турбины  или электрического привода переменной скорости,  в

установившемся и переходном режимах.

     Последовательность действий должна быть такова:

     1) Не анализируйте непосредственно ДАННУЮ систему,  так  как  она

очень сложна.  Вместо  этого составьте сперва уравнения ДРУГОЙ,  РОДС-

ТВЕННОЙ системы, которую гораздо легче анализировать или уравнения ко-

торой уже были получены в другом случае.

                                 ***

     {П.К! У Ильенкова - "простейшая система" - это элемент преобразо-

вания электромагнитных колебаний - в электрические.  У Крона - единич-

ный "отклик"  элементарной электрической сети на воздействие приложен-

ного напряжения. Но Крон не смог составить ТАБЛИЦУ ИСХОДНЫХ "ПРИМИТИВ-

 

                                - 87 -

 

НЫХ" СИСТЕМ, а у нас эта таблица ТЕПЕРЬ ЕСТЬ. П.К!}

                                 ***

     2) Затем перейдите от  уравнений  ПРОСТОЙ  системы  к  уравнениям

сложной системы путем РУТИННЫХ, СТАНДАРТНЫХ преобразований.

     Правила преобразования уравнений простой или известной системы  в

уравнения ДАННОЙ системы дает ТЕНЗОРНЫЙ АНАЛИЗ.

     Немедленно возникает вопрос: как выбираются более простые системы?

                                 ***

     {П.К! Ответ  на этот вопрос СОДЕРЖИТСЯ В ЭТОЙ КНИГЕ,  но здесь не

назван - это то, что Крон назвал ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫМ ПОСТУЛАТОМ. Этот пос-

тулат ПРЕДПОЛАГАЕТ, что тензорное обобщение возможно лишь тогда, когда

исходная система ПОЛУЧЕНА ИЗ ИЗМЕРЕНИЙ (ИЗ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫХ  ДАННЫХ).

Для "фантомов воображения",  ласкающих слух и взгляд математиков, ТЕН-

ЗОРЫ НЕ СУЩЕСТВУЮТ. Они - измеряемые ФИЗИЧЕСКИЕ ВЕЛИЧИНЫ. П.К!}

                                 ***

     Существуют два способа, которые могут быть применены каждый в от-

дельности или оба одновременно.

        1. РАЗБЕЙТЕ СЛОЖНУЮ СИСТЕМУ НА НЕСКОЛЬКО СОСТАВЛЯЮЩИХ

          СИСТЕМ УДАЛЕНИЕМ НЕКОТОРЫХ,  ОПРЕДЕЛЕННЫМ  ОБРАЗОМ

          ВЫБРАННЫХ  СВЯЗЕЙ  ТАК,  ЧТОБЫ КАЖДУЮ СОСТАВЛЯЮЩУЮ

          СИСТЕМУ МОЖНО БЫЛО ЛЕГКО АНАЛИЗИРОВАТЬ. ЭТО РАЗЛО-

          ЖЕНИЕ  МОЖЕТ БЫТЬ ВЫПОЛНЕНО В НЕСКОЛЬКО ПОСЛЕДОВА-

                           ТЕЛЬНЫХ ПРИЕМОВ.

     Например, в  случае  регулятора  турбины система делится на собс-

твенно регулятор, линии связи, управляющий клапан и турбину. Поведение

каждого элемента исследуется так, как будто другие элементы не сущест-

вуют. Электрический привод подразделяется на синхронный или  асинхрон-

ный двигатель и неподвижные элементы сети.

     Далее, если уравнения каждой из этих составляющих систем не  были

выведены ранее, то каждая составляющая снова подразделяется на еще бо-

лее мелкие части, уравнения которых легко могут быть получены.

     Группа составляющих систем,  получающихся в результате ПОСЛЕДНЕГО

из необходимых делений,  называется "элементарной" (или "ПРИМИТИВНОЙ")

системой.

     Если уравнение какого-либо элемента (например, регулятора) однаж-

ды составлено, нет необходимости повторять все выводы с самого начала,

когда этот элемент используется как часть иного технического  устройс-

тва. Таким  образом,  результаты всех исследований,  выполненных с по-

 

                                - 88 -

 

мощью тензоров,  могут быть заготовлены для будущего  использования  в

задачах различных  типов,  подобно тому,  как стандартизованные детали

машин заготовляются для сборки самых разнообразных конструкций.

         2. В дополнение к разложению сложной системы на нес-

          колько составляющих систем,  ПРИМИТЕ НОВЫЕ, БОЛЕЕ

          ПРОСТЫЕ,  КООРДИНАТЫ ДЛЯ ИСХОДНОЙ ИЛИ ДЛЯ СОСТАВ-

                          ЛЯЮЩИХ ЕЕ СИСТЕМ.

     Например, замените,  если это возможно,  криволинейные координаты

прямолинейными или введите, вместо щеток, сдвинутых на некоторый угол,

щетки, расположенные на оси главных полюсов, и т.д.

     Новые координаты могут быть воображаемыми, например, симметричные

составляющие, нормальные координаты, или же могут существовать в дейс-

твительности.

     Правила перехода от уравнений "элементарной" (или  "ПРИМИТИВНОЙ")

системы к  уравнению  действительной системы составляют содержание так

называемой "теории преобразования" или "преобразования координат"

     ЭТИ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ ПРЕДСТАВЛЯЮТ СОБОЮ ОСНОВУ ТЕНЗОРНОГО АНАЛИЗА.

     Большинство неподвижных сетей состоит из одних только  одномерных

"катушек". Все  вращающиеся  машины  представляют  собой  только набор

двухмерных "обмоток".  Множество  разнообразных  устройств  отличаются

друг от друга только ЧИСЛОМ и СПОСОБОМ СОЕДИНЕНИЯ этих основных "кату-

шек" и "обмоток", а различные "ТЕОРИИ" отличаются только принятой сис-

темой воображаемых координат.

     Аналитическая работа требуется только при  исследовании  основных

элементов. Соединение этих элементов в данную систему представляет со-

бой стандартный процесс.

     Хотя наш  способ рассуждений применяется только для неподвижных и

вращающихся электрических сетей,  ТОЧНО ТАКИЕ ЖЕ рассуждения применимы

для механических и других физических систем.

     ВСЕ РАССУЖДЕНИЯ И ВСЕ ИССЛЕДУЕМЫЕ ЗДЕСЬ  СИМВОЛИЧЕСКИЕ  ВЫРАЖЕНИЯ

ОТНОСЯТСЯ НЕ ТОЛЬКО К ЭЛЕКТРОТЕХНИКЕ.

     Электротехнические применения являются лишь иллюстрацией.

     Следует отметить,  что геометры, применяя аппарат тензорного ана-

лиза в дифференциальной геометрии,  делали только второй шаг, преобра-

зуя координаты данной системы.  Однако, до сего времени в геометрии не

делают первого шага - разложения системы на несколько составных частей

или, скорее, преобразования уравнений различных систем одних в другие.

     Но именно процесс построения уравнений сложных систем из  уравне-

 

                                - 89 -

 

ний их составных частей служит КЛЮЧЕМ к тензорному анализу технических

устройств. Без этого процесса изучение  всякой  отдельной  машины  или

системы машин представляет собой изолированную задачу,  подлежащую ре-

шению каждый раз с самого начала.

     Только за  последние  несколько лет геометры предприняли подобные

исследования в топологии, используя рассуждения, представления и аппа-

рат тензорного анализа,  аналогичные тем, которые использованы инжене-

рами-электриками.

     Интересно отметить,  что  основы топологии заложил Кирхгоф своими

исследованиями электрических сетей.

     В качестве  ПЕРВЫХ шагов в ОРГАНИЗАЦИИ,  вносимой тензорным мето-

дом, можно рассматривать применение матриц и ТРЕХМЕРНЫХ ВЕКТОРОВ - по-

нятий, хорошо известных инженерам.  Матрицы широко применялись матема-

тиками для функционально-теоретических  исследований  дифференциальных

уравнений. Матрицы применялись для исследования дифференциальных урав-

нений, связанных с задачами о механических  колебаниях,  а  также  при

синтезе четырехполюсников для сетей связи.

     Векторы обычного векторного анализа (а также диады,  триады и во-

обще "полиады"),  представляют  собой способ ОРГАНИЗАЦИИ,  отличный от

матриц, хотя при представлении векторов в какой-либо системе координат

всегда возникают матрицы различных измерений (n-матрицы)

        ТЕНЗОРЫ МОЖНО РАССМАТРИВАТЬ КАК ВЕКТОРЫ (ИЛИ,  СКОРЕЕ,

                  ПОЛИАДЫ) В ИХ ДАЛЬНЕЙШЕМ РАЗВИТИИ.

     В то время как векторы могут одновременно представлять ТОЛЬКО ТРИ

ПЕРЕМЕННЫЕ (П.К!  Было и такое время, но очень, очень давно!), тензоры

могут быть применены в задачах с любым числом  переменных.  Применение

обычных  векторов  ограничено  определенными  координатными системами,

построенными для определенных типов пространств.  Эти  ограничения  не

накладываются на тензоры.

                                 ***

   Здесь отсутствует очень важная часть введения Крона! Восстановить!

                                 ***

     Поскольку инженеры имеют дело с более сложными физическими систе-

мами, с гораздо большим числом взаимных связей, чем физики и геометры,

тензорный анализ является по преимуществу средством инженерного расче-

та.

     Он был бы предложен и развит инженерами,  если бы  на  протяжении

прошедших десятилетий (П.К!  и даже СТОЛЕТИЙ!) техника не была бы све-

 

                                - 90 -

 

дена к чистой эмпирике.  По мере признания аналитических методов и ус-

ложнения технических  задач  НЕОБХОДИМОСТЬ ПРАКТИЧЕСКОГО использования

организующих возможностей ТЕНЗОРНОГО МЕТОДА БУДЕТ СТАНОВИТЬСЯ ВСЕ  БО-

ЛЕЕ НАСТОЯТЕЛЬНОЙ.

     Примерами такой настоятельной необходимости являются  эквивалент-

ные схемы  вращающиихся  машин.  Расчеты  режимов  современных сложных

электроэнергетических систем настолько длинны и трудоемки,  что прихо-

дится обращаться к помощи вычислительных устройств,  таких как расчет-

ные столы переменного тока.  Для составления эквивалентных схем, кото-

рые можно собирать на расчетном столе, требуется именно такая последо-

вательность действий и именно такие физические представления,  которые

АВТОМАТИЧЕСКИ ВЫТЕКАЮТ  ИЗ  ТЕНЗОРНОГО  МЕТОДА РАСЧЕТА,  ИЗЛОЖЕННОГО В

ЭТОЙ КНИГЕ.

     Другими примерами  является  изучение УСТОЙЧИВОСТИ и КАЧАНИЙ раз-

личных устройств,  - вопросы,  которые находятся в центре  внимания  в

связи с  возросшим  применением аппаратуры автоматического регулирова-

ния. Хорошо известно, что применение уравнений Лагранжа к изучению ма-

лых колебаний в том виде,  как это делается в руководствах по динамике

или в курсах электрических машин,  НЕ ПРИВОДИТ К ТЕНЗОРНЫМ (ИНВАРИАНТ-

НЫМ) УРАВНЕНИЯМ.  Вследствие этого получающиеся уравнения не дают,  за

исключением отдельных случаев,  ПОЛНОЙ ФИЗИЧЕСКОЙ КАРТИНЫ того,  что в

действительности происходит в системе при малых колебаниях, хотя урав-

нения и позволяют получить правильный числовой ответ.  Этот недостаток

появляется при всякой попытке наглядно представить явления качаний или

при попытках построить физические модели.

     Для получения  уравнений качаний В ТЕНЗОРНОЙ (ИНВАРИАНТНОЙ) ФОРМЕ

и, следовательно, для выражения малых колебаний через посредство ФИЗИ-

ЧЕСКИХ ВЕЛИЧИН,  которые могли бы быть наглядно представлены и ИЗМЕРЕ-

НЫ, необходимо применить такое сложное ПОНЯТИЕ ТЕНЗОРНОГО АНАЛИЗА, как

ТЕНЗОР  КРИВИЗНЫ  РИМАНА-КРИСТОФФЕЛЯ  (предложен впервые Риманом около

ста лет тому назад).

     Непосредственной задачей настоящей книги является ВВЕДЕНИЕ В ТЕХ-

НИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ только таких ПОНЯТИЙ,  которые РАЗРАБОТАНЫ ФИЗИ-

КАМИ для изучения простейшего элемента системы.

     Предлагаемые формулы и методы решения основаны на УБЕЖДЕНИИ,  что

ТЕХНИЧЕСКИЕ НАУКИ отличаются от ФИЗИЧЕСКИХ НАУК только следующим:

     1) применением большего числа переменных;

     2) большим разнообразием координатных систем;

 

                                - 91 -

 

     3) построением более сложных пространств.

     Основные ПОНЯТИЯ (и обозначающие их СИМВОЛЫ), применяемые в обеих

науках, ИДЕНТИЧНЫ.  Они и ДОЛЖНЫ БЫТЬ ИДЕНТИЧНЫ  В  СИЛУ  ИДЕНТИЧНОСТИ

РАССМАТРИВАЕМЫХ ЯВЛЕНИЙ.

 

     1942 год.                                        Г.Крон.

                 ПК! Конец очень длинной вставки.ПК)

                                 ***

     Анализ в  данном случае выделяет такую ПРОСТЕЙШУЮ составную часть

"целого", в которой не исчезает специфика исследуемого предмета.  Пре-

дел аналитического  расчленения в данном случае указывает "природа це-

лого".

     И на этом пути открывается ПРОСТЕЙШЕЕ, неразложимое далее, всеоб-

щее выражение предмета в целом. В этом звене, в этом элементе "природа

целого"  не угасла,  не уничтожена - она лишь сведена к ее ПРОСТЕЙШЕМУ

выражению.

     Такой анализ - и только такой - противостоит "абстракции".

     Результат, который с его помощью достигается,  есть всегда  ПРОС-

ТЕЙШЕЕ выражение конкретной природы исследуемого ЦЕЛОГО, есть конкрет-

ное, сведенное к ПРОСТЕЙШЕМУ ВЫРАЖЕНИЮ.

                                 ***

     (ПК! Эвальд не знает,  что ПРОСТЕЙШЕЕ математическое выражение  -

есть ПРОСТЕЙШЕЕ скалярное выражение.  Только оно может быть развернуто

до тензоров, компаунд- и мультитензоров. ПК!)

                                 ***

     Иными словами,  действительный  анализ  выясняет всегда не просто

"составные части",  равнодушные друг к другу,  а ПРОСТЕЙШИЙ случай  их

взаимодействия. Действительный анализ поэтому-то с самого начала орга-

нически совпадает с "синтезом", с выяснением взаимной обусловленности,

характерной для данного конкретного "целого".

     Наоборот, односторонний  анализ  дает  в качестве своего продукта

лишь абстракции,  в которых конкретная природа "целого" никак не выра-

жена, никак не "светится".

     И если такой - абсолютно чистый "анализ" где-нибудь и  совершает-

ся, то не в процессе мышления,  не в процессе образования понятий, - а

в процессе образования терминов,  наименований,  в  процессе  простого

словесного выражения чувственно данных фактов.

     Поскольку же мы имеем дело не с процессом образования слов,  а  с

 

                                - 92 -

 

процессом образования ПОНЯТИЙ,  с логическим процессом, постольку под-

линным законом этого процесса является совпадения "анализа" с  "синте-

зом", - совпадение, которое осуществляется даже в том случае, если ду-

мают, что производят "чистый анализ"...

     Там, где  на самом деле (а не в иллюзии теоретика) осуществляется

"чистый анализ",  - там не происходит процесса образования понятия,  а

происходит процесс образования лишь слова, там не происходит мышления,

а происходит лишь выражение чувственно воспринимаемых фактов.

     Ибо мышление,  как специфическая деятельность, как раз и заключа-

ется в особого рода переработке чувственно данных фактов, в переработ-

ке, смысл и цель которой с самого начала состоит в постижении "эмпири-

ческого в его синтезе".

     Там, где  нет  поцесса  выявления  внутренней и необходимой связи

между двумя (и более) чувственно-данными  эмпирическими  явлениями,  а

есть лишь  процесс  абстрактно-словесного выражения этих фактов или их

внешней связи,  - там, конечно, есть лишь анализ, но нет "синтеза", но

именно потому нет и мышления.

     "Чистый анализ", таким образом, вовсе и не есть закон мышления, а

лишь рассудочная абстракция от него,  абстракция,  существующая лишь в

голове логиков-метафизиков,  логиков, на деле приравнивающих понятие к

слову.

     Наоборот, конкретный анализ - анализ,  органически совпадающий  с

синтезом, - есть действительный закон мышления, всеобщая форма процес-

са образования понятия. Мышление поэтому и осуществляется на самом де-

ле как процесс конкретного анализа эмпирических фактов,  совпадающий с

процессом выявления их внутренне-необходимой связи.

     А это - занятие не есть простое,  как отвлечение чисто эмпиричес-

кой, чисто аналитической абстракции, или "связывание" двух аналитичес-

ких абстракций в высказывании.

     "Эмпирический" анализ и "эмпирический синтез" плохи вовсе не тем,

что они выражают вообще "эмпирические", фактически наблюдаемое положе-

ние дел,  связь между фактами и т.д.  - в этом отношении они ничем  не

отличаются от самого глубокого научно-теоретического анализа и синтеза.

     Эмпирические абстракции и способы ее получения плохи тем, что они

не выражают  "эмпирического" в его подлинном "синтезе",  - но лишь от-

дельный фрагмент, лишь абстрактно вырванный кусочек "эмпирического".

     Понятие (и мышление в понятиях) совпадает с "эмпирическим",  лишь

постигнутым во всем его объеме, в его развитии, - с "синтезом", с сум-

 

                                - 93 -

 

мой, сводкой эмпирии (Ленин).

     Но именно поэтому понятие (теоретическая абстракция) и  не  может

совпадать с  каждой отдельной эмпирической абстракцией,  - более того,

одна противоречит другой в большинстве случаев. И в этом факте выража-

ется диалектика отношения "сущности" и "явления". Обычно там, где "эм-

пирическое" сознание устанавливает  прямую  и  непосредственную  связь

между вещами,  мышление  отрицает ее наличие,  показывая "эмпирическую

абстракцию" как ложную,  и, наоборот, обнаруживает глубокую внутреннюю

связь там, где эмпирическое сознание и представление вообще не отмеча-

ет никакой связи...

     Но теоретическая абстракция,  как правило, не совпадает не только

с каждой отдельной эмпирической абстракцией,  но и с их простой "ариф-

метической" суммой: "сущность" вещи не равна простой механической сум-

ме ее "явлений".

     "Синтез эмпирического"  - с которым только и может совпадать "по-

нятие", - сам должен быть совершен диалектически.

     То обстоятельство,  что понятие (теоретическая абстракция) совпа-

дает лишь с эмпирическим, постигнутом в его диалектически-противоречи-

вом единстве,  в его "разумном синтезе", и не может совпадать с каждым

отдельным фрагментом  "эмпирии",  - это всеобщая предпосылка - аксиома

всякой философии (исключая, конечно, агностицизм и вульгарный "позити-

визм").

     "Совпадение понятия с синтезом, "суммой", сводкой эмпирии, ощуще-

ний, чувств несомненно для философов всех направлений",  - отмечал Ле-

нин.

     Проблема, решаемая философией,  заключается не в том, есть ли та-

кое совпадение или нет его, а в том, - "откуда это совпадение"?

     Вся трудность возникает из того обстоятельства, что "эмпирический

опыт" всегда неполон,  не закончен,  что "эмпирическое" в его реальном

"синтезе" никогда  не  было  и  не  будет дано человеку в созерцании и

представлении. Мышление всегда стоит перед задачей  образования  таких

абстракций, которые совпадают с "полным" объемом,  с "полным" синтезом

эмпирии, - а не только с той ее частичкой, которая до сих пор побывала

в поле зрения человека и человечества, - "со всяким возможным опытом",

как выразился Кант.

     Вся трудность  проблемы  понятия  и заключается в том,  что в нем

происходит совпадение не только с уже "протекшим" опытом (стало  быть,

не только с "частью" эмпирического), но и с будущим, то есть с эмпири-

 

                                - 94 -

 

ческим, постигнутым действительно в его полном объеме и развитии.

     Мышление, которое лишь подытоживает то, что уже было, то, что че-

ловек уже видел,  и неспособно осуществить СТРОГОЕ ОБЪЕКТИВНОЕ ПРЕДВИ-

ДЕНИЕ БУДУЩЕГО,  - это еще не подлинное мышление. Самого важного в нем

еще нет.

     Стало быть,  вся проблема мышления и заключается в том, чтобы по-

нять - как и почему оно способно на основе анализа протекшего  эмпири-

ческого опыта  (то есть на основе более или менее обширной части эмпи-

рии) образовать такие определения, которые выражали бы эмпирическое во

всем его объеме и развитии.

     Следовательно, в понятии происходит совпадение с "неизвестным", с

тем, что  созерцанию  и представлению дано не актуально,  а лишь в ка-

честве бесконечной возможности.

     И поскольку мышление всей своей историей доказывает, что оно спо-

собно делать именно это, то и возникает специальная проблема философии

- откуда это совпадение? Откуда эта способность? Где источник и крите-

рий этого совпадения?

                         ###################

     Вот на  этот-то  вопрос  и дал ответ лишь диалектический материа-

лизм, открыв источник и критерий этого совпадения в практике.

     Метафизический материализм,  исходивший из представления о мышле-

нии как о простой "обобщающей" деятельности сознания,  ответа на  воп-

рос, разумеется,  дать не мог. По отношению к метафизическому материа-

лизму аргументация Канта и по сей день остается разящей:  он принципи-

ально не  в состоянии дать рациональное обоснование тому факту,  что в

мышлении происходит совпадение не только с тем,  что уже было,  но и с

тем, что вообще может когда-либо произойти,  даже с тем,  чего человек

еще никогда не наблюдал в качестве эмпирически очевидного факта.

     Ниже мы покажем конкретно, каким образом практика - а не "общее в

созерцании" -  является критерием истинности понятия и почему "общее в

созерцании" (эмпирическая абстракция) не может ни подтвердить,  ни оп-

ровергнуть истинности понятия, истинности теоретической абстракции.

     Пока констатируем просто как факт, еще подлежащий объяснению, что

в понятии человек путем анализа (а не "абстракции")  оказывается  воз-

можным отразить такие определения вещи, которые принадлежат ей атрибу-

тивным образом,  абсолютно необходимо связаны с ее конкретной природой

и не могут исчезнуть без того, чтобы не исчезла сама вещь.

     Этого нам пока достаточно, чтобы внести новые важные штрихи в ре-

 

                                - 95 -

 

шение проблемы абстрактного и конкретного в материалистической диалек-

тике. К этому мы и перейдем.

                                 ***

     (ПК! Я  уже  который раз читаю этот текст в точки зрения Главного

конструктора - для меня "ПОНЯТИЕ" это конкретизация  замысла  будущего

изделия. Для  меня  "ИСТИНА"  -  это  соответствие ПОНЯТИЯ (замысла) -

ПРЕДМЕТУ (задуманному изделию),  а КРИТЕРИЙ ИСТИНЫ - ПРАКТИКА "ИСПЫТА-

ТЕЛЬНОГО  ПОЛЕТА".  Любой  Главный и Генеральный в любой стране мира -

узнает в логике Ильенкова-Крона - свой  собственный  "характер  мышле-

ния".)