Как всегда в эпоху реакции, на первый план выдвигается задача те-

оретического осмысления уроков поражения,  задача развития теоретичес-

ких основ борьбы, научного понимания ее условий и перспектив.

 

 

       МОСКОВСКИЙ ОРДЕНА ЛЕНИНА ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

                       имени М.В.ЛОМОНОСОВА

                       Философский факультет

                           Э.В.ИЛЬЕНКОВ

          НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ ДИАЛЕКТИКИ

                         В РАБОТЕ К.МАРКСА

                 "К КРИТИКЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ"

             (Диссертация на соискание ученой степени

                    кандидата философских наук)

                                    Научный руководитель -

                                    доктор философских наук

                                    профессор Т.И.Ойзерман.

 

                          Москва - 1953.

 

 

                         ОГЛАВЛЕНИЕ

 

                                                 Стр.

Введение                                        1 - 4 (evald1)

 

Глава 1.   Исторические условия появления

           труда Маркса "К критике полити-

           ческой экономии".                   5 - З9 (evald1)

 

Глава 2.   Решение Марксом проблемы                   (evald2)

           абстрактного и конкретного        4О - 167 (evald3)

        1/ Взгляды Маркса на задачи и

           сущность теоретического познания,

           науки                              4О - 56 (evald2)

        2/ Маркс о внутренних, специфических

           законах логического научного мыш-

           ления. Критика основ гегелевского

           понимания предмета                 57 - 71 (evald2)

        З/ Решение Марксом проблемы отношения

           абстрактного и конкретного        72 - 167 (evald3)

 

Глава З.   Решение Марксом проблемы

           логического и исторического      168 - 281 (еvald4 168-21О)

                                                      (evald5 211-281)

 

Заключение                                  282 - 28З (evald6)

 

Библиография                                284 - 285 (evald7)

 

 

 

 

 

 

    Работа К.Маркса  "К критике политической экономии" является важным

этапом развития не только экономической теории марксизма, но и филосо-

фии диалектического материализма.

     Особый интерес в этом отношении представляет собой  "Введение"  к

этой работе,  в котором Маркс специально рассматривает проблемы метода

научного познания.  Гениальный основоположник научной идеологии проле-

тариата обосновывает здесь свое понимание диалектики как логики и тео-

рии познания. Эта проблема, как известно, занимает центральное место в

философии марксизма.  Между тем в нашей философской литературе она все

еще остается мало освещенной.  Более того, в решении вопроса о диалек-

тике  как  логике и теории познания до сих пор нет еще единства взгля-

дов,  хотя этот вопрос фактически давно решен основоположниками  марк-

сизма.

     При выборе темы диссертант руководился прежде всего тем соображе-

нием, что вопросы, поставленные и решенные Марксом в работе "К критике

политической экономии", и главным образом во "Введении" к этой работе,

представляют живейший интерес и в наши дни. Здесь основоположник фило-

 

                                - 2 -

 

софии диалектического материализма ставит вопросы, вновь и вновь вста-

ющие перед теоретическим мышлением, перед науками. Проблема метода те-

оретического осмысливания эмпирического материала, логической обработ-

ки чувственных,  фактических,  экспериментальных данных, проблема роли

абстракции в познании конкретного,  вопрос о логической последователь-

ности  процесса  теоретического  осмысливания предмета,  вопрос о т.н.

"исходном понятии науки" и т.д.  - все это  вопросы,  решение  которых

представляет  собой самый животрепещущий интерес для любой теоретичес-

кой науки - и для физики,  и для эстетики, и для психологии. И как раз

на эти вопросы наша философская литература проливает меньше всего све-

та.

     Нет нужды объяснять,  что решение этих вопросов Марксом, изложен-

ное им в тексте "Введения", должно служить отправным пунктом при даль-

нейшей  разработке  всех вопросов,  связанных с исследованием процесса

теоретического познания,  являющегося предметом диалектики как логики,

как теории познания. Если учесть при этом, что "Введение к критике по-

литической экономии" принадлежит к числу тех работ Маркса, которые на-

писаны  им  непосредственно не для печати,  а для уяснения дела самому

себе,  и вследствие этого представляет собой одну из самых трудных для

понимания работ Маркса, то актуальность избранной темы не может остав-

лять сомнения.

     О "Введении" в нашей философской литературе до сих пор нет сколь-

ко-нибудь обстоятельной монографии, которая могла бы облегчить читате-

лю понимание тех мыслей,  которые изложены Марксом в чрезвычайно крат-

кой, афористичной, иногда - в конспективной форме, предполагающей зна-

комство с теми гносеологическими концепциями, против которых Маркс бо-

рется, зачастую используя их терминологию, способы выражения; это пос-

леднее обстоятельство легко может сбить с толку читателя, не прошедше-

го серьезной историко-философской подготовки. В силу этого диссертация

в  значительной  своей части превращается в развернутый историко-фило-

софский комментарий к работе Маркса.

     Особенности работы,  ее языка, формы изложения не раз служили для

врагов марксизма поводом для фальсификации содержания развитых  в  ней

идей.

     После того,  как Каутский опубликовал в 19О8  году  на  страницах

"Neue Zeit" найденный им текст рукописи, снабдив его чрезвычайно общим

и ничего не говорящим "Редакторским предисловием",  в том же "Neue Ze-

it" и в "Kampf" (теоретический орган т.н. "австромарксистов") появился

 

                                - 3 -

 

целый ряд работ, авторы которых всячески старались затушевать материа-

листический  характер теоретико-познавательных положений,  сформулиро-

ванных Марксом во "Введении".  В изображении Отто Бауэра,  Г.Экштейна,

Г.Кунова,  Р.Гильфердинга и других псевдомарксистов "Введение к крити-

ке" путем более или менее грубой фальсификации сближается с  гносеоло-

гическими концепциями немецкого идеализма, идеализма Канта-Гегеля, хо-

тя работа Маркса в действительности направлена именно против этих кон-

цепций. Никакого отпора со стороны "ортодоксов" типа Каутского эти по-

пытки использовать отдельные выражения Маркса для борьбы против  мате-

риализма в философии не встретили.

     Это также делает  насущной  задачу  выяснения  подлинного  смысла

текста "Введения".

     Но, разумеется,  особенно важны идеи Маркса для дальнейшей разра-

ботки марксистской диалектики как логики и теории познания.  Выяснению

самых общих принципиальных идей Маркса в этой области,  развитых им во

"Введении к критике политической экономии",  и посвящена главным обра-

зом диссертация.

     Диссертант стремился  максимально  использовать те работы Маркса,

которые до сих пор остаются непереведенными на русский язык  и  прежде

всего  материалы  рукописи "Основные черты критики политической эконо-

мии" [1], в которую, как известно, и входит фрагмент, получивший впос-

ледствии  название  "Введения" к работе "К критике политической эконо-

мии". Цитаты из этой рукописи даются в собственном переводе.

     [1]  K.Marx.  Qpundpisse der Kritik der politischen Okonomie.

Kohentwurf. Moscau. 1939.Anhang. Moscau. 1941.

 

                           Г Л А В А  1.

            ИСТОРИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ ПОЯВЛЕНИЯ ТРУДА МАРКСА

                  "К КРИТИКЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ"

 

     Исторические итоги 1848 года оказались чрезвычайно своеобразными.

На первый взгляд революция не сделала ровно ничего. Решительная победа

контрреволюции,  вернувшая все к исходному пункту,  казалось,  сделала

тот порядок,  на который покушалась революция, еще прочнее. На полити-

ческой поверхности воцарилось спокойствие.

     И тем не менее самое поражение революции сыграло в развитии борь-

бы классов громадную революционизирующую роль.

     Давление общественных потребностей, вызвавших взрыв 1848-1849 го-

 

                                - 4 -

 

дов,  не исчезло.  Каждый из классов, потерпевших в революции неудачу,

по-прежнему  имел  все  основания быть не удовлетворенным существующим

порядком вещей.  Буржуазия, мелкая буржуазия, пролетариат, оказавшиеся

вынужденными развязать ожесточенную борьбу между собой,  прежде чем им

удалось опрокинуть своего общего смертельного врага,  были силой собы-

тий приведены к сознанию, вернее к необходимости четкого осознания ре-

альной взаимной противоположности своих целей, своих интересов в рево-

люции и средств достижения этих целей.

     Для той расплывчато-мечтательной идеологии, под лозунгами которой

объединились в начале революции все антифеодальные силы, теперь настал

конец.  Воодушевление идеями "свободы, равенства и братства" сменилось

настороженным  и трезвым взаимным недоверием.  Буржуазия теперь хорошо

усматривала своего смертельного врага не только и не столько  в  силах

"реакции", сколько в пролетариате. Пролетариат в революции воочию убе-

дился,  что огонь пушек буржуазной республики преграждает ему  путь  к

"свободе,  равенству и братству",  к осуществлению "права на труд" ни-

чуть не менее упорно, чем артиллерия Луи-Филиппа.

     Вконец потерявшая  голову мелкая буржуазия тоже видела кругом те-

перь только врагов, врагов своей мелкой "собственности" - и в пролета-

риате и в буржуазии.

     Огонь революции четко разделил все элементы общества.  И эта диф-

ференцировка  классового  самосознания  была главным и плодотворнейшим

итогом 48 года.  Каждый класс получил возможность трезво взглянуть  на

себя и своих врагов - в недалеком прошлом мнимых друзей,  оценить силу

и слабости - и свои и чужие.  Для каждого из классов революция  оказа-

лась жестоким критерием истинности тех лозунгов,  в форме которых каж-

дый из классов выражал свои жизненные требования к обществу,  и  дейс-

твенной силы тех средств,  которыми он старался эти требования обеспе-

чить.

     Буржуазия, наученная  опытом  революции,  резко изменила тактику.

Поняв,  что политическую надстройку гораздо безопаснее и вернее  можно

превратить в орган своего классового господства не силой оружия, а си-

лой денежного мешка, она обратила все усилия на развитие промышленнос-

ти, торговли, "богатства".

     Рабочее движение во всех странах Европы переживало временный упа-

док.  Лучшие,  наиболее  активные и сознательные элементы пролетариата

пострадали при подавлении революции,  естественно, больше всех. Прави-

тельства реакции жестоко преследовали "агитаторов", "социалистическая"

 

                                - 5 -

 

литература всеми средствами изымалась из обращения - вплоть  до  того,

что скупалась у букинистов и отправлялась на костры. Делалось все воз-

можное для того,  чтобы вытравить из сознания масс даже воспоминания о

"социалистических идеях".

     Промышленность, вновь вступившая в пору бурного  расцвета,  жадно

поглощала всю деятельную энергию пролетариата,  без остатка высасывала

все его физические и интеллектуальные  силы.  Буржуазия,  естественно,

изображала дело таким образом,  что именно она благодетельствует рабо-

чие массы, предоставляет им условия, обеспечивающие то самое "право на

труд", за которое они шли в бой 1848-49 года.

     На этой почве не могло не возникнуть и  не  распространиться  из-

вестное  равнодушие уставших и обескровленных масс к политическим воп-

росам.  Интерес к идеям широкого социального преобразования,  к  идеям

социализма, в широких массах пролетариата, казалось, исчез.

     О "социализме" вспоминали тем реже,  чем  пышнее  разворачивалось

послереволюционное "процветание". "Социализм", вернее та пестрая меша-

нина абстрактно-гуманистических идей с  неясно  осознанными  реальными

потребностями революционной борьбы,  которая широко распространялась в

предреволюционные годы под этим названием,  казался теперь лишь благо-

родной, но нежизнеспособной фантазией.

     Настроениям отсталых слоев пролетариата постепенно  стали  подда-

ваться и те лидеры рабочего движения,  которые в годы революции высту-

пали решительно,  революционно;  одни - люди типа Виллиха и Шаппера  -

ударились  в  авантюризм;  другие - и эта тенденция особенно явственно

выступила в английском рабочем движении - становились на путь соглаша-

тельства с буржуазией, стали направлять деятельность сохранившихся ра-

бочих организаций на обеспечение экономических "прав"  пролетариата  в

рамках капитализма. Именно в 5О-е годы и рождается тред-юнионизм в ра-

бочем движении.

     Чартистские лидеры,  никогда не обладавшие четким и строгим науч-

ным пониманием исторических перспектив пролетарской борьбы,  все более

сползают на позиции либерализма в рабочем движении.

     Колеблются и в конце концов фактически порывают  с  Марксом  даже

такие люди английского чартизма,  как Гарни, Джонс, - люди, на которых

Маркс и Энгельс возлагали большие надежды.

     Промышленный подъем  все более отделяет перспективу новой револю-

ции. Узкопрактически мыслящие вожди рабочих организаций поэтому посте-

пенно вовсе теряют эту перспективу из виду, направляя всю деятельность

 

                                - 6 -

 

на путь борьбы за частичные уступки.  Отдельные успехи, достигнутые на

этом пути, еще больше укрепляют тредюнионистские настроения.

     Рабочее движение переживало один из самых трудных периодов  своей

истории,  с каждым годом "процветания" все более утрачивая свою социа-

листическую окраску.

     Недальновидным теоретикам  буржуазии  это  явление,  естественно,

представлялось концом "социализма" вообще.

     "Говорить о нем, - написал в статье "Социализм" редактор выпущен-

ного  в  1852 году "Словаря политической экономии" Рейбо,  - почти что

произносить надгробную речь.  Силы исчерпаны,  вдохновение истощилось.

Если дух заблуждения вновь еще одержит верх, то это будет в иной форме

и с иными иллюзиями" [1].([1] Ш.Жид и  Ш.Рист.  История  экономических

учений. Изд. Свобода. Москва, 1918, стр.175.)

     На поверхности,  на  первый  взгляд,  дело обстояло действительно

именно таким образом. Идея "социализма" исчезла с политической поверх-

ности.

     Сохранившиеся рабочие клубы и организации ограничивают свою  дея-

тельность чисто экономической борьбой за мелкие подачки,  за частичные

уступки.

     Единственная форма "социализма", которая находит отклик в рабочих

массах,  - это та, которая принципиально отрицает политическую борьбу.

Это - прудонизм,  спекулирующий на настроениях,  создавшихся в  массах

после революции.  Отражая эти настроения, прудонизм провозглашает, что

политические преобразования не дают пролетарию ровно ничего,  что жиз-

ненные интересы пролетариата могут быть обеспечены лишь в сфере непос-

редственно экономических отношений,  без разрушения существующего эко-

номического строя путем революций.

     Но то,  что казалось буржуазии концом "социализма",  было на деле

лишь внешним проявлением совсем иного процесса.  Умирали,  не выдержав

революционно-практической проверки,  лишь "шумные,  крикливые, пестрые

формы домарксовского социализма"  (Ленин).  Пролетарское  самосознание

очищалось от иллюзий искало новых форм своего выражения, соответствую-

щих действительному положению вещей.

     Июньская бойня,  когда объединившиеся силы всех фракций буржуазии

при благожелательном нейтралитете погруженного в идиотизм  деревенской

жизни крестьянства, единодушно встретили идею социалистического преоб-

разования общества в штыки,  как только она выступила из области  абс-

трактно-гуманистических фраз в жизнь, в виде классовых требований про-

 

                                - 7 -

 

летариата,  практически доказала ту истину,  что "социализм" по своему

теоретическому содержанию не может быть не чем иным, как научным выра-

жением этих требований и постольку - объективных условий, неизбежно их

порождающих,  научным  выражением целей и средств революционной борьбы

пролетариата.

     Перед Марксом и Энгельсом, как перед единственными в то время те-

оретиками социализма, стоявшими во главе науки своего времени, как пе-

ред  единственными лидерами рабочего движения,  обладавшими пониманием

исторических перспектив борьбы,  вставала грандиозная задача - создать

прочный  теоретический  фундамент для самостоятельной классовой проле-

тарской партии,  партии,  способной воспитывать в рабочих массах и  их

практических вождях строгое сознание классовой противоположности инте-

ресов пролетариата и буржуазии.

     Как всегда в эпоху реакции, на первый план выдвигается задача те-

оретического осмысления уроков поражения,  задача развития теоретичес-

ких основ борьбы, научного понимания ее условий и перспектив.

     Идейный разброд, а затем и развал в рядах "Союза коммунистов" по-

казывали Марксу и Энгельсу, что усвоение его членами идей "Коммунисти-

ческого манифеста" было неглубоким,  поверхностным, не основывалось на

понимании того,  что идеи "Комманифеста",  политические  требования  и

программа, в нем изложенная, есть по существу своему результат научно-

го понимания экономических антагонизмов капиталистической формации,  а

не одна из многих уже отвергнутых жизнью панацей.

     Необходимость дать читателю развернутое систематическое изложение

учения,  на котором можно было бы воспитывать в пролетариате и его ли-

дерах правильное научное понимание перспектив борьбы,  ее целей, усло-

вий и средств,  необходимость развить теорию научного социализма с са-

мых азов - с понимания экономической основы всех антагонизмов буржуаз-

ного общества,  с понимания экономических основ неизбежности социалис-

тического переворота, и была основным стимулом, заставившим Маркса об-

ратиться в 1849-185О гг.  к систематической  разработке  экономической

теории.

     Разработка экономического учения марксизма, как одной из основных

"составных  частей  марксизма",  как научного обоснования политической

программы научного коммунизма,  самым естественным образом выдвигалась

на первый план.

     Необходимость этого диктовалась и задачей создания прочного  тео-

ретического фундамента партии пролетариата, задачей воспитания кадров,

 

                                - 8 -

 

людей,  которые могли бы возглавить пролетариат в грядущей революции и

уверенно вести его в бой за научно обоснованные цели, и задачей борьбы

со всеми разновидностями мелкобуржуазного социализма,  и задачей выяс-

нения исторических перспектив развития капитализма,  его антагонизмов,

как объективной основы политического переворота.

     Необходимость эта выступала тем острее,  что тот путь к  научному

пониманию действительности,  который был подытожен в "Коммунистическом

манифесте", путь, пролегавший через исследование экономических отноше-

ний капитализма, нигде в изданных к тому времени работах Марксом и Эн-

гельсом освещен не был.

     Об этом Маркс говорил в 1849 г. в своем кратком предисловии к из-

данию лекций "Наемный труд и капитал".

     "Нас упрекали  с  разных сторон,  - начинает он это предисловие,-

что мы не дали анализа экономических отношений, которые образуют осно-

ву классовой и национальной борьбы" [1].

     [1] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.V, стр. 417.

     Маркс не отводит этих упреков,  отмечая,  что он,  действительно,

касался в систематической форме этих отношений лишь тогда,  когда  они

"непосредственно  выпячивались  в  политических столкновениях".  Маркс

объясняет это тем,  что,  в первую очередь, ему приходилось следить за

политическими формами классовой борьбы.

     "Теперь, когда наши читатели видели, как развивалась в колоссаль-

ных политических формах классовая борьба 1848 года,  будет вполне сво-

евременно рассмотреть поближе те экономические отношения,  на  которых

основано как существование буржуазии и ее классовое господство,  так и

рабство рабочих" [1],  формулирует Маркс задачу и предмет своей эконо-

мической теории.

    [1] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.5, стр.417.

     Это, конечно,  никак  не  означает,  что марксизм до революции не

имел вовсе "экономического обоснования" своей программы,  а  имел  ка-

кое-то иное - "философское" или "общеисторическое".

     Если Ленин указывает,  что "неизбежность превращения капиталисти-

ческого  общества  в социалистическое Маркс выводит всецело и исключи-

тельно из экономического закона движения современного  общества"  [2],

то это относится и к тому периоду развития теории, который предшеству-

ет "Коммунистическому манифесту" 1844-47 годам.

    [2] Ленин В.И., т. 21, стр. 54.

     "Социализм" именно тогда и становится "научным",  когда его необ-

 

                                - 9 -

 

ходимость  понимается как результат развертывания экономических проти-

воречий капитализма.  А именно это понимание и достигается  впервые  -

правда,  в чрезвычайно общей форме - в 1844 году,  в ходе исследования

политической экономии,  которое Маркс,  по его собственному  указанию,

провел в Париже и Брюсселе, в ходе исследования, следы которого предс-

тавляют собою "философско-экономические манускрипты", "выписки из эко-

номистов" и "Замечания" к ним [3].

    [3] См. MEGA I-te Avt, В.III.

     "Экономическое обоснование" неизбежности социализма и  пролетарс-

кой революции,  имевшиеся ко времени создания "Комманифеста",  т.е.  к

1847 году, так и оставалось в архивах, в неоконченных и необработанных

для печати рукописях.  в виде фрагментов, в виде полемических возраже-

ний противоположным концепциям и т.д., а если и было изложено, то лишь

в  самых  общих  контурах,  и в соответствующей абстрактно-философской

форме выражения, крайне затруднявшей правильное понимание.

     Отсюда - и видимость дедуктивно-философского "обоснования" комму-

низма в эти годы,  в период,  включающий "Святое семейство".  И хотя в

этих абстрактно-философских формах мысль Маркса  схватывает,  отражает

экономическую действительность капитализма, ее антагонизмы, этот несо-

ответствующий способ выражения идей отражает незрелость самой теории.

     Уже поэтому задача систематического развертывания, изложения "для

других",  для печати,  экономической теории,  вставшая во всей остроте

перед Марксом к 1849-185О годам, и не могла быть решена путем простого

редактирования тех работ,  в которых им самим для себя было добыто на-

учное понимание неизбежности  коммунизма,  как  последнего  результата

развития экономических противоречий капитализма.

     Уже это  обязывало  Маркса к новой систематической обработке всех

проблем,  связанных с  экономической  основой  существования  основных

классов буржуазного общества и их борьбы,  ведущей в перспективе к ре-

волюционному преобразованию всей системы  общественно-производственных

отношений.

     К этой работе Маркс приступил в Лондоне, в 185О г. в 1849-5О г.г.

"Экономическое  обоснование" коммунистической программы представлялось

Марксу насколько можно судить по письмам того времени,  уже в основных

своих чертах разработанным, чем только и можно объяснить тот факт, что

Маркс предполагал "расправиться с Экономией" в такие  короткие  сроки,

как "недели". (См. переписку с Энгельсом по этому поводу, т.ХХII).

     Работа над "Экономией" представляется ему в это время как работа,

 

                                - 10 -

 

состоящая по преимуществу в подытоживании, в уточнении и систематичес-

ком изложении для печати тех выводов, которые он сделал еще до револю-

ции.

     Лишь углубленная  работа над экономическими вопросами,  к которой

он приступил вновь,  после перерыва,  вызванного революцией, показала,

что  понимание  экономических  отношений капитализма,  разработанное в

1844-47 годах,  нуждается не в частных исправлениях,  не  в  детальных

уточнениях, а в новой разработке всех проблем, начиная с самых основ.

     Работа над "Экономией",  начатая Марксом в Лондоне,  в 185О году,

совпала, вместе с тем, с появлением в развитии экономических отношений

капитализма таких новых моментов, явлений, тенденций, которые явствен-

но обнаруживали, что то "экономическое обоснование" неизбежности рево-

люционно-социалистического  переворота,  которое  было  разработано  в

1844-47 годах,  верно лишь в самых общих контурах, в самом общем виде,

но  в  весьма  существенных подробностях,  частностях оказывается абс-

трактным,  приблизительным,  неточным, и иногда даже прямо неверным, и

не  может служить прочной теоретической основой для строго выверенного

теоретического предвидения перспектив борьбы.

     Вся теоретическая работа Маркса в пятидесятые годы, завершившаяся

изданием первого выпуска "К критике политической экономии",  связана с

анализом кризисов перепроизводства, как наиболее сложной и острой фор-

мы проявления внутренних противоречий товарно-капиталистической систе-

мы.

     Эта проблема  как раз и была наименее разработанной стороной эко-

номической теории Маркса,  а вся масса вопросов,  связанных с анализом

закономерностей развития кризисов,  и оказалась главным стимулом,  по-

буждавшим его к все более детальному и конкретному исследованию  общей

объективной  основы  этого  явления  - противоречий,  заложенных уже в

простой товарной форме и ближайших производных  от  нее  категориях  -

деньгах, а также в развитых формах денег - в системе капиталистическо-

го кредита, банковских операций и т.д. Проблема закономерностей проис-

хождения,  развертывания  и  протекания экономических кризисов выявила

все свое значение вовсе не как абстрактно-теоретическая проблема.

     Кризис интересует Маркса прежде всего как  ближайшая,  непосредс-

твенная объективная экономическая основа,  предпосылка взрыва в сферах

политической надстройки,  как ближайшая предпосылка революции.  Именно

отсюда идет Маркс, именно здесь начинается его работа над всесторонней

разработкой теории прибавочной стоимости.

 

                                - 11 -

 

     По времени - это весна 185О года.

     Энгельс так оценивает значение и смысл поворота Маркса к экономи-

ческой проблематике, наступившего в это время:

     "... С весны 185О года Маркс снова нашел досуг для занятия эконо-

мическими вопросами,  и прежде всего принялся за экономическую историю

последних десяти лет.  В результате из самих фактов ему  стало  вполне

ясно то,  что до сих пор он наполовину априорно выводил из страдавшего

пробелами материала:  именно,  что мировой торговый кризис  1847  года

собственно и породил февральскую и мартовскую революции, и что промыш-

ленное процветание,  мало-помалу наступившее с середины  1848  года  и

достигшее  полного  расцвета  в  1849 и 5О годах,  было движущей силой

вновь окрепнувшей европейской реакции" [1].

     Этот вывод из изучения "Экономической истории десяти  лет",  т.е.

из непосредственного эмпирического материала развития капитализма, "из

самих фактов", подтвердил те общие выводы, которые до того еще имели в

значительной мере характер гипотезы, чисто теоретического продвижения,

были "наполовину априорными" по выражению Энгельса; этим гипотеза была

превращена в строго выверенное в фактах теоретическое положение.

     Этот ход теоретического развития взглядов Маркса объясняется тем,

что в первый,  парижско-брюссельский период экономических исследований

капиталистическая действительность,  ее противоречия,  анализировались

им главным образом лишь постольку и в той мере,  поскольку они уже по-

лучили свое теоретическое выражение внутри буржуазной науки и ее соци-

алистической критики.

     Первый период, парижско-брюссельский, 1844-47 года тем и характе-

рен, что теория складывается здесь по преимуществу в форме критическо-

го анализа тех явлений и фактов, которые приводят сами буржуазные эко-

номисты и их социалистические критики.  Здесь Маркс обнаруживает нена-

учность истолкования фактов экономистами и социалистами.  Но сам Маркс

остается в своих теоретических выводах и положениях в пределах тех  же

самых фактов,  явлений, которые он находит в трудах других теоретиков.

Это и является причиной того,  что его собственные выводы носят  здесь

лишь  "наполовину априорный" характер,  характер научных гипотез.  Ибо

сами факты он здесь вынужден был еще брать из "вторых  рук",  вынужден

был  знакомиться  с  ними  не непосредственно,  а по их теоретическому

изображению,  в контексте определенных,  притом враждебных  концепций,

которые обусловливали как отбор этих фактов,  так и односторонность их

освещения. И в этом - причина недостаточности, ограниченности того по-

 

                                - 12 -

 

нимания процесса накопления прибавочной стоимости,  которое Маркс смог

разработать в Париже-Брюсселе,  причина того, что это понимание оказы-

вается объективно верным лишь в самых общих своих контурах, но в дета-

лях,  в важнейших подробностях - часто не только неточным,  но и прямо

неверным.

     Второй, Лондонский период экономических исследований Маркса,  на-

чинающийся с весны 185О года, и характерен прежде всего тем, что здесь

Маркс основывает свои теоретические выводы на непосредственном анализе

эмпирических фактов,  берет эти факты уже не из вторых рук,  а  непос-

редственно во всей их объективной полноте, вникая в мельчайшие подроб-

ности и детали событий,  явлений,  следя за ними по ежедневной прессе,

по отчетам, непосредственным свидетельствам, часто запрашивая Энгельса

о самых мельчайших эмпирических деталях механизма и организации  капи-

талистического предприятия.

     Лондонский период и начинается с того, что Маркс штудирует перио-

дическую печать за целое десятилетие,  особенно внимательно изучая ма-

териалы лондонского журнала "Экономист",  стараясь восстановить те мо-

менты, детали, оттенки явлений развития экономического процесса, кото-

рые в теоретической экономии отражения не получили,  как "несуществен-

ные" с точки зрения предшествующей экономии и ее критиков из среды со-

циалистов-утопистов.

     На основе  этого  изучения Маркс подвергает частичному пересмотру

некоторые свои прежние общетеоретические положения и конкретные выводы

из них.

     В частности, он пересматривает свои взгляды на ближайшие экономи-

ческие  предпосылки  политической революции и отказывается от мнения о

скором наступлении "общеевропейского кризиса",  указывая, что в период

всеобщего  промышленного  подъема,  "при котором производительные силы

буржуазного общества развиваются настолько пышно, насколько это вообще

возможно при буржуазных отношениях,  о действительной революции не мо-

жет быть и речи".

     Здесь же Маркс впервые и формулирует свой взгляд на всеобщий эко-

номический кризис как на ближайшую экономическую  основу,  предпосылку

политической революции:  "Новая революция возможна только вслед за но-

вым кризисом, но наступление ее так же неизбежно, как наступление пос-

леднего",  - гласит основной теоретический вывод "Третьего международ-

ного обзора", помеченного 1-м ноября 185О года [1].[1] К.Маркс и Ф.Эн-

гельс. Соч., т.VIII, стр.2З9.

 

                                - 13 -

 

     От этого вывода в его категорической форме Маркс,  правда,  впос-

ледствии отказался,  установив, что кризис хоть и является необходимым

объективным условием политического взрыва,  но не ближайшим, не исчер-

пывающим.

     Тот вывод,  что кризисы вообще неизбежны в мире товарнокапиталис-

тических отношений производства,  был сделан Марксом в качестве теоре-

тически достоверного, а не гипотетического - вывода задолго до 185О г.

Кризис уже в 1844-47 гг. был понят Марксом как крайняя, предельно ост-

рая форма выражения,  проявления того противоречия, которое неразрывно

связано с наличием частной собственности на условия труда и на продукт

труда,  с тем фактом, что обособленные друг от друга частные собствен-

ники не знают и не могут знать заранее,  в какой мере "частное" произ-

водство соответствует потребности общества в продукте их производства.

     Указывая, что буржуазный экономист,  в частности, потому не пони-

мает и не поймет причины, основы кризисов и банкротств, что исходит из

того предположения:  "будто каждый индивид (разумеется, платежеспособ-

ный) прекрасно знаете, что способствует его интересам, а следовательно

(весьма основательное "следовательно"),  и интересам общества" [1].[1]

MEGA, I-te Abm, B.III, s.511.

     Маркс и показывает, что нелепо как раз это допущение, и это "сле-

довательно".

     Основу, причину того,  что "эти мудрые индивиды разоряют и себя и

других  в  кризисах и банкротствах",  Маркс видит в отсутствии всякого

заранее установленного соответствия между общественным производством и

общественными потребностями.

     Кризис уже здесь понимается Марксом как та неизбежная форма, спо-

соб,  посредством которого это "соответствие" впервые и устанавливает-

ся, тотчас же нарушаясь вновь.

     Неизбежность кризисов  вообще при капитализме,  понимание их сущ-

ности как необходимой формы отношения  между  общественным  производс-

твом,  сохраняющим частнособственническую форму,  и общественными пот-

ребностями,  как  единственного  способа  "замкнуть  круг"  производс-

тво-потребление-производство  -  это для Маркса уже в 1844г.  является

совершенно бесспорным теоретическим выводом.

     Этот верный, но предельно общий вывод не мог, однако, дать ничего

для теоретического научного предвидения сроков наступления нового кри-

зиса.  А  как  раз это-то и было важно для Маркса,  связывающего в это

время с кризисом перспективу нового революционного подъема.

 

                                - 14 -

 

     Ведь в зависимости от того, скоро или не скоро можно ожидать пот-

рясений  в  экономике,  можно и нужно было выбирать те или иные формы,

характер и  направление  политической,  практически революционной дея-

тельности.

     И именно в этом пункте старое, разработанное до революции понима-

ние экономических отношений капитализма показало свою недостаточность.

На  его  основе оказалось совершенно невозможным научно строго предви-

деть сроки наступления нового кризиса.

     Капитализм продолжал развиваться по восходящей, и явно оказывался

более живучей и гибкой экономической организацией,  нежели Маркс и Эн-

гельс представляли себе до революции.

     В письмах этих лет Маркс не раз делает признание вроде  следующе-

го:  "Что  касается торговых дел,  то я их никак в толк не возьму.  То

кризис как будто уже у дверей, то опять все идет в гору... Я знаю, что

все это не уменьшит размеров катастрофы. Но для того, чтобы следить за

ходом дел, для этого Лондон сейчас не подходит..." [1] (Письмо Энгель-

су от 4 февраля 1852 г.)

     [1] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. ХХI, стр. 329.

     Ровно через год Маркс снова предсказывает кризис на самое ближай-

шее будущее (Письмо от января 1853 г.).

     "При теперешнем  состоянии  урожая  я убежден,  что кризис теперь

наступит.  Пока предметы массового потребления,  пищевые продукты были

более или менее обильны и дешевы,  принимая,  кроме того,  во внимание

Австралию и т.п.,  эта история (Маркс имеет в виду "процветание", нас-

тупившее  после революции.-Э.И.) могла еще затягиваться.  Теперь этому

приходит конец..." [2]

     [2] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.ХХI, стр. 457.

     Как известно,  европейский капитализм оказался в силах преодолеть

кризис перепроизводства и в 1854 г. сумел отсрочить его еще на три го-

да. Правда, в 1854 г. прогноз как будто начинает частично оправдывать-

ся. Но снова капиталистический мир находит какие-то каналы, по которым

угрожающе скопившиеся массы товаров растекаются,  рассасываются. Опять

после легкой заминки (которую Маркс называет "промежуточным кризисом")

наступает пора интенсивного накопления.  Теоретические  предсказывания

явно не оправдываются реальным ходом. И Маркс все свои силы бросает на

пересмотр теоретической основы предвидения экономических событий.

     Теоретический интерес  Маркса в эти годы явно смещается в сторону

наиболее сложных сфер капиталистического организма,  - кредитно-финан-

 

                                - 15 -

 

совой системы,  банковского дела, международных экономических связей и

т.д.

     И это не случайно.  Капитализм в 5О-е годы обнаруживал новые чер-

ты,  развивая все новые и новые сложные формы экономических отношений,

создавая новые каналы для временного рассасывания товарных масс.

     Более гибким  становится и сам механизм непосредственного выжима-

ния прибавочной стоимости.  Все большее распространение получили такие

формы оплаты наемного труда,  которые все больше маскируют природу за-

работной платы вообще - поштучная,  сдельно-прогрессивная, система оп-

латы по скользящей шкале и т.д. и т.п.

     Увеличение нормы прибавочной стоимости теперь происходит в гораз-

до большей мере за счет повышения производительности труда,  нежели за

счет удлинения рабочего дня,  которое на предшествующих стадиях разви-

тия  было основным методом высасывания прибавочной стоимости,  что еще

более осложняет понимание отношений в самом фундаменте всей системы, а

также делает еще более насущной задачу научного объяснения пролетариа-

ту сущности капиталистической эксплуатации, тех форм, в которых проис-

ходит присвоение неоплаченного труда рабочего капиталом.

     В свете  этих  фактов становилось ясным,  что механизм непосредс-

твенного присвоения прибавочной стоимости также в предшествующий пери-

од Марксом в деталях раскрыт не был.

     В ходе исследования закономерностей  развертывания  и  протекания

экономических  кризисов  перед  Марксом  вновь  во всей остроте встает

проблема сущности о роли денег в процессе циркулирования товарных масс

внутри системы капиталистического производства. Важность этой проблемы

выступает непосредственно в анализе тех сложных производственных форм,

отношений,  которые приобретают "деньги" в системе высокоразвитого ка-

питализма - кредитных операций,  банковских расчетов и т.п.  именно  в

этих сферах во время кризисов с особенной остротой выявляется внутрен-

нее противоречие денег,  этой "простой"  экономической  формы,  -  тот

факт,  что "деньги",  с одной стороны", такой же товар, как и все про-

чие,  а с другой - не такие же товары, как все другие", и что именно в

этом  отличии от остальных товаров они и выявляют в кризисе свою непо-

нятную природу.

     Именно та роль,  которую в 5О-х годах начинают играть сложные ка-

питалистические формы безналичных расчетов,  и именно тот факт,  что в

сферах кредитно-финансовой системы раньше всего обнаруживаются симпто-

мы назревающего или уже начавшегося общего кризиса,  и создает для по-

 

                                - 16 -

 

верхностного взгляда целый ряд иллюзий.

     В частности,  тот факт, что кризис обнаруживает себя прежде всего

в нарушениях и возмущениях в сферах кредитно-финансовых операций, соз-

дает для ненаучного понимания иллюзию того сорта,  что денежный кризис

есть причина кризиса торгового, а затем и промышленного.

     Эту иллюзию относительно подлинных причин кризиса  перепроизводс-

тва  Маркс  уже  в том же "Третьем международном обзоре" разоблачил на

материале "истории последних десяти лет".  То,  что на  первый  взгляд

выступает как "причина",  есть на самом деле,  как показал Маркс, все-

го-навсего следствие,  проявление как раз обратного процесса,  хотя по

времени денежный кризис и разворачивается раньше.

     Необходимость проанализировать и разоблачить эту видимость,  свя-

занную с полным непониманием истинной природы "денег",  роли золота  и

серебра  в процессе капиталистического воспроизводства,  была тем ост-

рее,  что именно эти иллюзии лежали в  основе  многочисленных  панацей

псевдосоциалистического  толка.  Характернейшим  образцом таких теорий

являлась прудонистская.  Теоретики подобного сорта мечтали  избавиться

от  бедствия капиталистического мира путем реорганизации денежного об-

ращения, путем реформ банковского дела, в неразумности организации ко-

торого  и буржуазные и социалистические реформаторы одинаково усматри-

вали "причину" всех остальных катастрофических явлений.

     Проблема "денег" также была разработана до 1848 года лишь в самых

общих контурах,  что не давало Марксу возможности окончательно распра-

виться с иллюзиями о роли денежного  обращения  в  ходе  развертывания

кризиса.

     На основе этого понимания оказывалось  невозможным,  кроме  того,

строго установить действительно безошибочные признаки, симптомы кризи-

са перепроизводства, обнаруживающиеся на поверхности процесса - в сфе-

ре  учетно-кредитных  операций,  на материалах банковских бюллетеней и

т.п.,  невозможным различить их от тех  симптомов,  которые  указывают

лишь на возможность потрясения,  но не могут служить критерием для оп-

ределения сроков его наступления.

     Например, в 185О г.  Маркс предсказывает кризис на 1852 г. на том

основании,  что дисконт английского банка уже более 2-х лет  (1848-5О)

не может подняться выше 2%.

     Правда, Маркс здесь оговаривается, что вторым необходимым услови-

ем  верности  его  прогноза должен быть такой темп роста производства,

который был бы не ниже, чем в 1843-47 годах.

 

                                - 17 -

 

     Предсказание, однако,  не оправдалось, несмотря на то, что второе

условие,  оговоренное Марксом - рост производства,  - было  налицо.  В

Англии  и  Германии рост производства был не только не менее интенсив-

ным, но и превосходил по своим темпам дореволюционный.

     Ход событий обнаруживал, что такие признаки, которые в предыдущих

циклах  смело могли быть рассмотрены как непосредственные симптомы пе-

репроизводства,  в той новой фазе, в которую вступил после 1848 г. ка-

питализм, развивший новые способы временного рассасывания перепроизве-

денных товарных масс, указывали лишь на то, что старые противоречия не

исчезли, что они продолжают действовать в глубине процесса.

     Подобные факты и показывали Марксу недостаточность понимания, ко-

торое в предыдущих циклах оправдывало себя,  вернее,  не  обнаруживало

еще  своей  недостаточности.  Здесь  же оно выступило явно и заставило

Маркса бросить всю силу своего гениального теоретического ума на выяс-

нение всех деталей механизма обнаружения элементарных противоречий то-

варно-капиталистической системы в самых сложных,  открытых  непосредс-

твенному наблюдению сферах этой системы.

     Развитие капитализма  в 5О-е г.г.  с еще большей силой показывало

универсальный,  всеобщий характер капиталистической системы производс-

тва.  На  поверхности  это обнаруживалось в колоссально возросшей роли

мирового рынка,  его влияния на экономические процессы, происходящие в

отдельных странах,  в частности и на процессы развития кризисных явле-

ний.

     Это влияние  также  выявило всю свою важность в качестве фактора,

затормаживающего развитие всеобщего кризиса; Энгельс обращает внимание

Маркса на последствия открытия новых рынков,  указывая на них,  как на

явления "непредвиденные в манифесте [1], явления создания новых рынков

"из ничего", т.е. колоссального роста поглощающей способности внутрен-

них рынков, вследствие расширения мирового рынка.

     [1] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.ХХI, стр.355.

     В тесной связи с проблемой расширения рынка стоял и процесс  под-

чинения  и капиталистического преобразования сельского хозяйства.  Эта

проблема также не могла быть решена без пересмотра той  теории  ренты,

которой Маркс придерживался до революции, теории, так же как и понима-

ние денег,  еще сохранявшей существенные следы рикардианского  взгляда

на природу ренты.

     Все эти вопросы - о закономерностях денежного обращения,  кредит-

но-финансовой системы, вопрос о ренте как специфически капиталистичес-

 

                                - 18 -

 

кой форме развития производственных отношений в деревне и другие проб-

лемы,  над которыми работает Маркс в 5О-е годы, встали перед ним вовсе

не на почве имманентно-логической критики старых теорий.

     Неправильность того понимания денег и ренты,  которого Маркс при-

держивался до революции,  обнаруживалась им вовсе не в форме раскрытия

логической несостоятельности этого понимания,  а в форме невозможности

"вывести",  предвидеть,  исходя  из него,  новые развившиеся полностью

лишь к этому времени тенденции и явления капиталистической экономики.

     Все это показывало Марксу,  что в самой основе вещей недостаточно

строго  и  полно  прослежены и выяснены заключенные в ней возможности,

раскрывающиеся с ходом развертывания  капиталистических  противоречий.

Именно поэтому Маркс в 5О-х годах все чаще и чаще возвращается от исс-

ледования конкретных,  развитых, сложных отношений капитализма к самой

"основе  вещей",  вынужден вновь и вновь "опускаться в основание" всех

товарно-капиталистических отношений,  -  простое  товарное  отношение;

предметом анализа становится стоимость и  специфическая  форма  труда,

создающего продукт как стоимость, как товар.

     Именно на этом пути Маркс и приходит к своим  важнейшим  теорети-

ческим различениям, к категориям, в которых была разработана и изложе-

на теория прибавочной стоимости,  которая  и  составила  экономическое

обоснование всей системы марксизма.

     Но основной интерес Маркса в начале работы  сосредоточивается  на

проблемах денег и денежного обращения,  а позже - ренты. Этот преобла-

дающий интерес достаточно отражается  уже  списком  тех  теоретических

трудов, которые Маркс конспектирует.

     Сентябрь-декабрь 185О года:

     "Трактат о банках" Джильберта. "История денег" Сениора. "Заметки"

Блека.

     Январь 1851 года:

     "Драгоценные металлы" Джекоба.  "Деньги" Бейли. "Кредитная систе-

ма" Бэли. В феврале - "Лекции о деньгах" Брэя.

     В марте вновь - "Металлические деньги" Бозанкета,  "Принципы  де-

нежного  обращения"  Тука,  "Закон об уставе банка 1844 года" Торенса,

"Высокая цена золотых слитков" Д.Рикардо и т.д.  и т.п. (Записные тет-

ради 185О-51 года) [1].  [1] К.Маркс.  Даты жизни и деятельности. Пар-

тиздат, 1934, стр. 93,95,1О2 и т.д.

     Преобладание интереса к проблеме денег,  кредита,  банкового дела

совершенно отчетливое.

 

                                - 19 -

 

     Впервые Маркс подводит итоги своей критики  рикардианской  теории

денег и денежного обращения, которую он сам до сих пор в общем и целом

принимал, в известном письме к Энгельсу от 3-го февраля 1851г.

     В письме, кроме того, хорошо просвечивает тот факт, что к анализу

проблемы  денег и денежного обращения Маркс приходит от проблемы зако-

номерностей развертывания общего кризиса в денежной сфере.

     Известно, что рикардианская концепция относительно сущности денег

являлась  теоретической  основой  большинства тех конкретных законода-

тельных мероприятий в области банковского регулирования денежного  об-

ращения,  которыми теоретики и практики буржуазии стремились устранить

опасность денежного кризиса.

     Исследование тех последствий,  к которым привело это,  основанное

на рикардианском представлении о деньгах законодательное вмешательство

в  ход кризиса 1847 г.  непосредственно подводило и к пересмотру самих

основ рикардовского понимания проблемы.

     Крах попыток Лондонского банка воспрепятствовать развитию кризиса

с помощью банковских актов Р.Пиля, мер, разработанных на основе теоре-

тического понимания денег Давидом  Рикардо,  на  практике  обнаруживал

ложность этого теоретического понимания.

     Основной теоретический порок теории Рикардо состоял  в  том,  что

она  сводила  все специфические особенности развитого капитализмом де-

нежного обращения к законам простого металлического обращения,  а  это

последнее  объясняло из противоречия между рыночной ценой драгоценного

металла и его "трудовой", "реальной" стоимостью.

     Отсюда и вытекало то представление, что банк может воспрепятство-

вать "естественному" падению товарных цен,  - т.е. наступлению кризис-

ного состояния торговли, - увеличивая массу обращающихся банкнот, рас-

ширением кредита,  чем якобы рассасывается затоваривание, происходящее

от того,  что при понижающихся ценах все хотят продавать,  но никто не

хочет покупать...

     Выпуск же бумаг в соответствии с тем количеством золота,  которое

притекло  в страну и вызвало соответствующее всеобщее понижение"товар-

ных цен",  ведет,  согласно этому представлению, к понижению "цены де-

нег",  а следовательно,  к всеобщему подъему товарных цен.  Цены лезут

вверх,  все хотят не только продавать,  но и покупать в расчете на то,

что впоследствии удастся продать еще дороже, товарное обращение стиму-

лируется, и одновременно обеспечивается деньгами как средством обраще-

ния товарных масс...

 

                                - 20 -

 

     "Противоречие" между "рыночной" ценой золота и денег и  его  "ре-

альной  ценой" - а следовательно,  и "товарными ценами",  - оказывает-

ся-де устраненным, и обращение товаров происходит беспрепятственно...

     На деле эти мероприятия,  конечно,  привели только  к  временному

оживлению,  и привели к тому,  что кризис наступил, если и чуть позже,

но зато соответственно и острее.

     Это понимание  со стороны самых его основ Маркс и подвергает ана-

лизу в вышеупомянутом письме.

     Маркс указывает,  что  если уж пытаться дать практические рецепты

банку насчет принципов его деятельности в ходе  назревающего  кризиса,

то нужно бы советовать нечто прямо противоположное,  т.е. "увеличивать

учетные операции,  когда наличный металлический запас  сокращается,  и

предоставить  их  естественному  ходу вещей,  когда bullion возрастает

[1].[1]  К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.ХХI, стр. 1З7.

     Маркс исходит из того,  что банк принципиально бессилен  воздейс-

твовать  на  процессы,  происходящие в сферах,  ему не подвластных - в

сфере производства, в первую очередь.

     Советуя банку  расширять учетные операции при уплывании золота из

страны,  т.е.  при всеобщем повышении "товарных цен",  Маркс советует,

иными словами,  не препятствовать,  а напротив,  помогать взвинчиванию

цен путем обесценения денег. Ибо попытки снизить товарные цены за счет

повышения  процента  (т.е."рыночной цены денег") не могу привести ни к

чему иному,  как к еще большим  масштабам  затоваривания  в  грядущем.

Ведь,  способствуя искусственному развертыванию торговали,  а вслед за

ней - и через нее - и промышленности,  банк,  таким образом, своей фи-

нансовой  политикой  маскирует от производителей тот факт,  что произ-

водство уже превышает способность рынка поглотить продукт, факт, обна-

руживающий  себя  для производителей через всеобщие колебания товарных

цен.  Маркс советует банку не пытаться "исправить" этот факт, а наобо-

рот, помочь ему выявиться как можно скорее и как можно явственнее. Это

- единственное,  что вообще способен сделать банк,  пока  производство

остается капиталистическим.

     К тому  же самому сводится и другой совет Маркса - не вмешиваться

в процесс всеобщего обесценения товаров, т.е. в уже начавшийся кризис,

ибо ни к чему хорошему это не приведет, а только несколько оттянет ка-

тастрофу, чем сделает ее еще более страшной...

     Разумеется, для банка - и для  буржуазного  теоретика  -  принять

этот  совет - значит признать принципиальную невозможность регулирова-

 

                                - 21 -

 

ния стихии  товарно-капиталистического  производства  посредством  ка-

ких-либо мероприятий кредитно-финансовой политики.

     Это понимание возможно только на основе взгляда на капитализм как

на  систему,  с которой кризисные катаклизмы связаны неразрывно в силу

частнособственнического характера присвоения произведенного продукта.

     В этом же письме Маркс уже подвергает  сомнению  и  самую  основу

анализируемого им понимания денег и денежного обращения, указывая, что

"и при чисто металлическом обращении количество  металлических  денег,

его увеличение и сокращение,  не связано с отливом или притоком благо-

родных металлов, с благоприятным вексельным курсом" [1]. [1] К.Маркс и

Ф.Энгельс. Соч., т.ХХI, стр. 1З7.

     Здесь Маркс  подходит  к выяснению механизма проявления факта пе-

репроизводства в кредитно-финансовой сфере отношений, к выяснению спе-

цифической  сущности кредита как весьма сложной,  высокоразвитой формы

"денег", а также к выводу о необходимости строжайшего различения между

отдельными функциями денег, в частности - тех их функций, свойств, ко-

торые они проявляют в качестве средства обращения - от тех, которые им

свойственны  как  средствам платежа,  простых "функций",  свойственных

деньгам как таковым, их простой форме, не содержащей в себе еще ничего

специфически капиталистического - от таких их свойств,  которые разви-

ваются в процессе обращения уже не товаров, а капиталов и т.д.

     На протяжении всего исследования проблемы денег, ренты и др. раз-

витых категорий капитализма Маркс,  как мы уже отмечали, вновь и вновь

возвращается к  анализу основы основ всей системы товарно-капиталисти-

ческих отношений - к анализу простой стоимостной формы.

     В том же 1851 г.,  параллельно с  анализом  сложных  явлений,  он

вновь  критически  пересматривает  "Принципы"  Рикардо,  делая  из них

пространные выписки и сопровождая их своими собственными  замечаниями,

показывающими, в каком направлении движется в это время его мысль.

     Основной целью исследования проблемы "стоимости",  как показывают

эти выписки и замечания, находящиеся в тетради N 8 1851 года, все вре-

мя  остается выяснение в самой основе вещей тех абстрактных возможнос-

тей,  которые выявляются на поверхности процесса в форме кризисов  пе-

репроизводства.

     Основное противоречие капиталистического производства, которое до

сих  пор  определялось им в самой общей форме - как противоречие между

общественным характером производительных сил и  частнособственнической

формой производственных отношений, здесь формулируется Марксом уже бо-

 

                                - 22 -

 

лее конкретным образом, вскрывается в категориях, выражающих специфич-

ность капиталистической формы этого противоречия.

     Маркс исходит  здесь  из  понимания  объективной цели буржуазного

производства,  которая состоит в увеличении стоимости в производстве и

накоплении  прибавочной стоимости,  которую он здесь именует "избыточ-

ной".

     В связи с этим и кризис, который ранее им понимался главным обра-

зом как крайне острая форма проявления противоречий,  свойственных во-

обще товарному обществу,  анархии частнособственнической стихии, здесь

понимается им уже более конкретно - как форма проявления товарно-капи-

талистического производства.

     Здесь уже исследование стоимости ставится в контекст анализа спе-

цифически капиталистической формы экономических отношений -  стоимость

вообще  рассматривается им как ближайшая основа прибавочной стоимости,

как субстанция этой последней.

     Указав, что действительное развитие производительной силы общест-

ва при капитализме выступает не как цель и самоцель  производства,  но

как  "невольный" продукт процесса увеличения стоимости,  воплощенной в

"капитале", Маркс вскрывает в качестве всеобщей основы всех конкретных

противоречий  развитого  капитализма  внутреннее противоречие процесса

накопления стоимости.

     "Не увеличение производства товаров,  а  увеличение  производства

стоимости является целью буржуазного производства. Действительное уве-

личение производительной силы и (количества)  товаров  [1]  происходит

вопреки этой цели (malgre elle), и противоречие этого увеличения стои-

мости, которое само себя снимает в ходе своего собственного движения в

форму  увеличения (количества) продуктов,  лежит в основе (liegt allen

Krisen zu Grunde) всех кризисов.  Противоречие, внутри которого безвы-

ходно вращается буржуазное производство" [2].

     [1] Здесь в смысле "продуктов",  не "товаров" в том смысле, какой

этот термин имеет в "Капитале" и др.зрелых экономических работах Марк-

са.

     [2] K.Marx,  "Yrundrisse der Kritik der politischen Okonomie, Ro-

hentwurf",  Anhang. Moscau, 1941, s.824. "Основные черты критики поли-

тической экономии". Приложение. Записные тетради 1851 года.

[1]. [1] Там же, s.829.

     Здесь же  Маркс  вновь  обращается  к  анализу проблемы отношения

"прибыли" и "заработной платы",  устанавливая вполне четко то  обстоя-

 

                                - 23 -

 

тельство,  что  "в той же самой мере,  в какой растет производительная

сила труда", необходимо падает и стоимость заработной платы"

     Этот закон  формулируется  здесь  уже на основе четкого понимания

того факта,  что новая стоимость,  прибавляемая к капиталу в  процессе

его  производительного функционирования,  стоимость,  превышающую "из-

держки производства" - как ее тут называет Маркс,  не имеет и не может

иметь никакого другого источника своего происхождения, кроме неоплачи-

ваемой части живого труда.

     Это -  уже ближайшие подходы к пониманию закона прибавочной стои-

мости как основного закона капитализма.

     "Излишек стоимости  (Surplus)  не  заключен  в этом обмене (Маркс

анализировал перед этим обмен между капиталистами), хотя и реализуется

впервые только в нем.  Он заключен в том факте, что из продукта, кото-

рый воплощает в себе 2О рабочих дней,  рабочий получает лишь 1О и т.д.

рабочих дней" [2].[2] Там же, s. 831.

     Здесь по  существу  уже имеется понимание важности различия между

"необходимым" и "прибавочным" трудом,  хотя для того,  чтобы  выразить

это  различие,  Маркс  прибегает еще к старой терминологии,  определяя

"заработную плату" как "стоимость  необходимых  средств  существования

рабочего в качестве рабочего, как "естественную цену труда" (price na-

tural),  т.е. пользуется еще рикардианской терминологией, не позволяю-

щей достаточно четко выразить суть дела.

     Маркс отмечает в связи с этим тенденцию понижения  этой  "естест-

венной цены труда", рассматривая ее как неизбежное последствие повыше-

ния производительности труда  в  отраслях  производства,  производящих

предметы потребления рабочего.

     А это прямо приводит его опять к проблеме ренты,  как  категории,

выражающей  собой  основное отношение в той самой отрасли капиталисти-

ческого производства,  которая производит основной предмет потребления

рабочего - хлеб.

     Здесь Маркс подвергает детальному критическому  пересмотру  самые

основные рикардианской теории ренты,  которая, как известно, базирова-

лась на законе "убывающего плодородия".  Логически неизбежным  выводом

из этой теории оказывалось представление о том,  что и "цена хлеба", и

обусловленная ею "заработная плата",  должны расти,  понижая тем самым

"прибыль", а одновременно и реальную покупательную способность рабоче-

го, вынужденного тратить все большую долю заработной платы на хлеб.

     Интерес Маркса к этой проблеме вырастал отнюдь не из чисто теоре-

 

                                - 24 -

 

тической задачи. В 5О-е годы вопрос о соотношении "прибыли, заработной

платы и ренты" был весьма актуальным и острым политическим вопросом, в

котором скрещивались интересы трех основных классов капиталистического

общества - пролетариев, буржуа и землевладельцев.

     Но проблема эта занимает Маркса с еще одной очень важной и теоре-

тически глубокой стороны,  с той стороны,  что в ней речь идет также о

тех законах развития сельскохозяйственного производства,  действие ко-

торых  выходит  далеко за пределы собственно капиталистического произ-

водства,  - в частности о законе соотношения между "плодородием почвы"

и количеством и качеством вложенного в нее труда, о законе, с действи-

ем которого вынуждено будет считаться общество и после ликвидации  ка-

питалистической формы отношений между городом и деревней.

     Вопрос ставится также и в плоскость выяснения тех объективных ус-

ловий,  которые сохраняются и после установления диктатуры пролетариа-

та,  тех  объективных предпосылок,  с которых должен будет начать свое

развитие социализм,  предпосылок, вызревающих внутри капиталистической

формы общественных отношений.

     Эта задача впоследствии будет четко поставлена и  решена  Марксом

как задача всестороннего выяснения объективных экономических предпосы-

лок социализма, как задача научного обоснования экономической политики

диктатуры пролетариат.

     О важности этой стороны дела Маркс писал уже в письме к  Энгельсу

от 14 августа 1861 года,  указывая, что изучение вопроса привело его к

тому выводу,  "что реформа агрикультуры и основанного на ней собствен-

нического  свинства  должна стать альфой и омегой будущего переворота.

Иначе -  окажется прав папаша Мальтус..." [1].[1] К.Маркс и Ф.Энгельс.

Соч., т.ХХI, стр. 249.

     В 5О-е годы выявила все свое значение одна из важнейших тенденций

капитализма,  до  сих  пор  на первый план еще не выступившая - особая

форма концентрации капитала - форма акционерных  обществ,  создающихся

под контролем финансового капитала.

     В 1855-56 гг. Маркс пристально изучает эту новую форму и оценива-

ет по достоинству ее значение.

     "...Применение формы акционерных компаний в промышленности откры-

вает новую эпоху экономической жизни  современных  народов"  [2].  [2]

К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.ХI, ч.1, стр.33.

Развитие капитализма в 5О-е гг. внесло новые моменты и в отношения ка-

питала и труда.

 

                                - 25 -

 

     Борьба английских рабочих за законодательное ограничение рабочего

дня,  увенчавшаяся частичной победой,  программы экономической борьбы,

разработанные тред-юнионистскими вождями,  все более и более уводившие

рабочее движение на путь борьбы за удовлетворение жизненных требований

пролетариата в рамках капитализма, успех этих оппортунистических прог-

рамм в массах английского пролетариата,  "социалистические" панамы Бо-

напарта, совпадавшие по своей экономической сути с панацеями Луи Блана

и Прудона,  и увлекавшие часть французских рабочих, шульце-деличевский

"социализм" в Германии и т.п.  явления в ходе развития рабочего движе-

ния требовали более четкого раскрытия механизма капиталистической экс-

плуатации, нежели то, которое имелось до сих пор в экономической лите-

ратуре марксизма.

     Уже сами  эти  проблемы  развития  рабочего  движения наталкивали

Маркса на необходимость детально  разоблачить  экономическую  анатомию

новых явлений, являвшихся основой либеральных иллюзий в рабочем движе-

нии.  Например,  с помощью старого различения капитала на "основной  и

оборотный" уже нельзя было полностью раскрыть сущность такого явления,

как интенсивный рост прибылей при условии достигнутого в Англии  зако-

нодательного ограничения рабочего дня.

     Здесь в качестве основной формы  присвоения  неоплаченного  труда

выступала  уж  относительная прибавочная стоимость,  т.е.  прибавочная

стоимость, возрастающая за счет повышения производительности труда, за

счет  колоссальных вложений в постоянную часть капитала.  Вместе с тем

Маркс до этого времени еще не устанавливал своего решающего различения

между "постоянным" и "переменным" капиталом, не выяснил еще строго то-

го факта,  что лишь "переменный капитал" является источником прибавоч-

ной стоимости.

     Изменения в органическом составе  капитала  Марксом  ухватываются

здесь  еще  в  старых понятиях,  не позволяющих ясно раскрыть сущность

процесса.  Так, например, процесс изменений в органическом составе ка-

питала  им  определяется  как  процесс "увязывания основного капитала"

[1].[1] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.ХI, ч.1, стр.

     А это оставляет неосвещенной как раз наиболее существенную сторо-

ну и последствие процесса - отношение живого и мертвого труда...

     Развитие капитализма в 5О-е годы,  завершившее цикл кризисом 1857

г.,  продемонстрировавшее перед глазами Маркса весь ход экономического

цикла развития капитализма,  и явилось подлинной  объективной  основой

развития экономической теории Марксом в 1857-59 годах.

 

                                - 26 -

 

     Цикл 1848-1857 годов, во-первых, подтвердил все основные экономи-

ческие идеи Маркса,  развитые им еще до революции,  и  подытоженные  в

"Комманифесте" и "Лекциях о наемном труде и капитале" - вывод о нераз-

решимости классового антагонизма пролетариата и буржуазии при сохране-

нии частнособственнической основы производственных отношений,  о неиз-

бежности революционного обобществления средств производства пролетари-

атом,  как  единственного способа спасти производительные силы челове-

чества,  развитые внутри капитализма, от гибели и разрушения в кризис-

ных катастрофах,  о неизбежности возрастания размеров катастроф в каж-

дом новом цикле,  которая с каждым разом все острее  ставит  вопрос  о

частной  собственности как вопрос жизни или смерти для всего общества,

и в первую голову непосредственно для класса наемных рабочих.

     Вместе с тем экономический цикл 1848-57 г.г. обнаружил для Маркса

недостаточную конкретность решения целого ряда  вопросов  политической

экономии,  разработанного в 4О-е годы, но одновременно предоставил ему

богатейший материал  для  разработки  и  конкретизации  экономического

обоснования неизбежности гибели капитализма в революции,  для установ-

ления и разработки тех принципиально новых различений,  категорий, ко-

торые выражают сущность капитализма как процесса производства и накоп-

ления прибавочной стоимости,  для разработки теории прибавочной  стои-

мости.

     Всеобщий кризис 1857 г.,завершивший десятилетний цикл,  и  явился

непосредственным  стимулом,  побудившим Маркса непосредственно присту-

пить к систематической разработке теории прибавочной стоимости,  пони-

мания той самой "основы вещей",  которую он откладывал до этой поры со

дня на день, от года к году, выжидая, пока кризис практически подтвер-

дит его прогноз, его научно-теоретическое предвидение.

     Теперь в  объективной  истинности марксовского понимания не могло

оставаться уже никаких сомнений.  В общих контурах теория  была  подт-

верждена  самым  категорическим и бесспорным образом.  Теперь все дело

оказывалось в том, чтобы разработать эту теорию во всех мельчайших де-

талях.

     29 сентября 1857 года Маркс и открывает  работу  знаменитой  тет-

радью  под грифом "М",  поднимая прежде всего вопросы общего порядка -

предмет,  метод политической экономии как науки,  и основные  наиболее

общие категории - "производство",  "обмен", "потребление", "труд", вы-

ясняя их всеобщую взаимообусловленность как форм развития и  существо-

вания производительных сил современного общества.

 

                                - 27 -

 

     По своему  содержанию тетрадь "М" - или "Введение к критике поли-

тической экономии" - как озаглавил ее Каутский при издании в 1903  го-

ду,  -  есть прежде всего краткое подытоживание,  обобщение всего того

пути исследования экономических вопросов, которым Маркс двигался целых

тринадцать лет - начиная с "Философски-экономических  рукописей"  1844

года,  этой  первой  попытки  систематической разработки экономической

проблематики, первого этапа критики политической экономии.

     В числе этих общих вопросов особое место и занимают вопросы собс-

твенно философские,  проблемы метода научного,  логического  познания,

заставляющие  Маркса вновь возвратиться к критике предшествующей фило-

софии как науки, специально исследовавшей процесс развития научно-тео-

ретического познавания.

     Отношение науки к ее объекту, к предмету развития научного позна-

ния, диалектика развития логического процесса - вот тот круг вопросов,

не имеющих отношения к  политической  экономии  как  таковой,  который

Маркс ставит и решает в тексте "Введения" наряду с другими общими воп-

росами,  относящимися к предмету политической экономии, а не философии

-  наряду с вопросами диалектики производства - потребления - обмена и

т.д.

     Тетрадь "М"  или "Введение к критике политической экономии" и бу-

дет рассмотрена нами как важнейший этап в развитии марксистской  фило-

софии, диалектики как логики, как теории научного познания, как иссле-

дование,  дающее ответ на вопрос о том, "как развивать науку", как об-

ращаться с наукой.

 

                            Г Л А В А  II.

       РЕШЕНИЕ МАРКСОМ ПРОБЛЕМЫ АБСТРАКТНОГО И КОНКРЕТНОГО

 

              1. Взгляды Маркса на задачи и сущность

                  теоретического познания, науки

 

     Вопрос о том,  как развивать науку,  мог быть, естественно, решен

только  на основе строго обоснованного представления о том,  что такое

наука,  научно-теоретическое познание,  в его отличии от других  форм,

способов  отражения  в  сознании человека вне и независимо от него су-

ществующей объективной реальности.

     Предметом специального  научного  исследования становился,  таким

образом,  сам процесс развития научного исследования,  необходимые, не

зависящие от воли человека законы и формы его движения, иными словами,

мышление,  понимаемое как "естественный процесс" [1],  вырастающий  из

известных условий.

     [1] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.ХХV, стр.525.

     В центр  внимания  становился  тот круг вопросов,  который в ходе

развития философии определился в качестве предмета логики.

     Критика гегелевского учения о развитии сознания как самого после-

довательного и самого развитого идеалистического понимания предмета, к

которому  Маркс  в связи с этим вновь возвращается,  носит в 1857 году

несколько иной,  более конкретный характер,  нежели в  184З-46  годах,

когда  вопрос для Маркса стоял в более общей постановке - как вопрос о

роли сознания в развитии общественно-исторического процесса вообще.

     Здесь вопрос  ставится  более конкретно - о специфических законо-

мерностях научного мышления.

     Маркса тут  интересует не только то общее,  что имеют между собой

различные формы человеческого сознания, сколько то, что отличает науч-

но-теоретическую форму сознания, отражения от всех прочих.

     Научный интерес Маркса состоит здесь уже не в том, чтобы доказать

еще раз тот общематериалистический тезис, что логическое мышление так-

же отражает вне и независимо  от  него  существующий  и  развивающийся

предмет, а в том, чтобы раскрыть и показать, как оно это делает.

     В этом подходе к делу как раз и обнаруживается еще раз вся  гени-

альность Маркса,  состоявшая, как подчеркивал Ленин, в том, что он "не

топтался на повторении уже решенных гносеологических вопросов", а сис-

тематически развивал, двигал вперед, углублял материалистическое пони-

мание в решении конкретных теоретических проблем,  и в частности проб-

 

                                - 2 -

 

лем  гносеологии,  логики,  в том,  что он уверенно двигался вперед по

резко очерченному пути материализма в теории познания,  не возвращаясь

к пережевыванию уже давно и прочно завоеванных материализмом истин.

     Именно поэтому Маркс излагает свои взгляды в форме прямого проти-

вопоставления гегелевскому учению, не отвлекаясь в полемике с идеализ-

мом спорами с догегелевскими и  послегегелевскими  концепциями  логики

как  науки.  Это имело тот прямой смысл,  что позволяло четко показать

принципиальное различие материализма в логике - и идеалистического по-

нимания  логики,  получившего именно у Гегеля свое наиболее последова-

тельное, наиболее развернутое выражение.

     Рассматривая логику  как учение о законах развития конкретнонауч-

ного познания,  как часть теории познания,  исследующую законы и формы

логической,  рациональной ступени отражения вне и независимо от созна-

ния развивающейся объективной,  "чувственной" реальности, Маркс высту-

пает как прямой продолжатель материалистической линии в философии, ко-

торую пытался прервать  немецкий  идеализм,  используя  метафизические

слабости материалистов XVIII века.

     Разгром Марксом гегелевского учения о  методе  научного  познания

явился  важнейшим завоеванием материалистического мировоззрения,  нав-

сегда избавившим материализм от тех его роковых слабостей, которые де-

лали его беспомощным перед атакой "умного", т.е. диалектического идеа-

лизма.

     Вопрос о сущности,  законах и формах научно-теоретического позна-

ния объективной реальности к исходу XVIII века превратился  для  идеа-

листического  мировоззрения  в вопрос жизни и смерти,  ибо французские

материалисты бесповоротно доказали  принципиальную,  взаимоисключающую

несовместимость науки и религии, вкупе с философским идеализмом, дока-

зали,  что признание познаваемости материального мира на пути  положи-

тельного  познания устраняет всякую возможность религиозно-теологичес-

кого взгляда на мир.

     Французские материалисты  уже  четко  усматривали основную задачу

философии в борьбе с религиозно-идеалистическим мировоззрением,  в до-

казательстве  и  отстаивании права и способности положительных наук на

объективное познание явлений,  данных человеку в ощущении, явлений ма-

териального  мира,  в отстаивании мировоззренческого значения выводов,

достигаемых на пути конкретнонаучного познания.

     Французы поставили вопрос ребром: если конкретные науки - механи-

ка, медицина, физика и другие отрасли знания дают в своей совокупности

 

                                - 3 -

 

истинную  картину мира,  и притом единственно возможную,  то религия и

идеализм рушатся в самих своих основах.

     Борьба защитников религиозно-идеалистического мировоззрения,  на-

чиная от Канта,  именно поэтому сосредоточивается на проблемах гносео-

логии.

     Теории научного познания французов Кант,  Фихте, Шеллинг и Гегель

стремятся противопоставить такую теорию познания,  которая предполага-

ет,  что конкретно-научное познание по самой своей природе  неспособно

достигать "последней сущности" вещей и явлений, денных человеку в ощу-

щении, и что эта "последняя сущность" мироздания либо вовсе непознава-

ема,  либо, если и познаваема, то не на пути конкретно-научного иссле-

дования,  а лишь спекулятивнофилософским умозрением, имеющим принципи-

ально иную природу, нежели "положительные" науки.

     Ни Кант,  ни Фихте,  ни Шеллинг,  ни Гегель нимало не заняты тем,

чтобы  разрабатывать  теорию  действительного научного познания,  т.е.

проблемы метода развития конкретных наук,  метода научного анализа вне

и независимо от сознания существующей объективной реальности.

     Законы и формы развития конкретно-научного познания  как  таковые

интересуют идеализм весьма мало,  интересуют лишь постольку, поскольку

их удается истолковать в качестве законов и форм познания духом  своей

собственной сущности.

     Проблема отношения знания и предмета, проблема объективной истины

в ее единственно реальной,  т.е. материалистической постановке, вообще

устраняется из теории познания и  подменяется  проблемой  соответствия

знания самому себе. Логика становится из средств познания - самоцелью,

критерий истинности предельно формализуется, и в итоге гегелевская ло-

гика оказывается совершенно неспособной служить методом развития дейс-

твительного,  т.е. конкретно-положительного познания, оказывается спо-

собной, в силу своего формализма, не поступаясь ни одним из своих тре-

бований,  служить "философским оправданием" не только различных,  но и

прямо противоположных, взаимоисключающих теорий, взглядов.

     С точки зрения гегелевской логики,  теории  познания  единственно

необходимым,  единственно всеобщим содержанием человеческого мышления,

знания оказывается в итоге само мышление,  логическая  закономерность.

Все остальное,  т.е.  как раз конкретная специфика явлений, процессов,

являющихся предметом наук, неизбежно попадает в разряд более или менее

случайного, несущественного.

     Маркс уже в 1843 году,  в период перехода от идеализма к материа-

 

                                - 4 -

 

лизму,  понял  всю непригодность гегелевской теории познания для выра-

ботки научного понимания социально-политической действительности,  по-

казал, что требования гегелевского метода мышления не обеспечивают на-

учного проникновения в "логику дела".

     Маркс подвергает жестоким насмешкам равнодушие гегелевской логики

к "логике дела",  указывая, что гегелевская теория познания совершенно

логично и неизбежно приводит к тому,  что любая,  первая попавшаяся на

глаза эмпирическая реальность изображается в виде  единственно  разум-

ной,  увековечивается  в качестве воплощения абсолютного божественного

закона мироздания.

     Маркс показывает,  что гегелевская логика не дает никакого объек-

тивного критерия для различения случайного от необходимого, существен-

ного от несущественного в предмете; чистая случайность с такою же лег-

костью выдается ею за абсолютно необходимое,  как и обратно, и в итоге

решающим критерием,  принципом всей теории оказывается личность теоре-

тика с ее сугубо индивидуальными симпатиями,  иллюзорно принимаемая за

принцип абсолютного самосознания.

     Но эта критика гегелевской теории познания, при всей своей остро-

те и плодотворности,  не выводила еще за пределы в общем идеалистичес-

кого взгляда на природу предмета познания - в 1843 году Маркс по-преж-

нему  рассматривает  исторический  процесс  как процесс "отчуждения" и

"присвоения" самосознанием своей собственной логической природы.

     Дальше, к окончательному преодолению идеализма гегелевской теории

познания,  к созданию  диалектико-материалистической  теории  научного

познания,  Маркс шел через исследование проблемы частной собственности

и ее противоположности - утопического коммунизма, провозгласившего не-

обходимостью отрицание частной собственности. Критика буржуазной поли-

тической экономии,  к которой Маркс приступает уже зимой 1844 года,  и

выяснение  действительных  корней  коммунистических и социалистических

теорий - оказалась той теоретической работой,  в ходе которой разраба-

тывалась и диалектико-материалистическая теория научного познания.

     Критика политической экономии и критика гегелевского  учения  шли

все время рука об руку. Критика метода мышления буржуазных экономистов

и критика гегелевского учения о методе мышления взаимно  оплодотворяли

друг друга,  ибо задачи анализа теорий экономистов все время выдвигали

проблемы теоретико-познавательного,  логического характера, неразреши-

мые с точки зрения идеалистической диалектики.

     На почве исследования экономической  структуры  современного  об-

 

                                - 5 -

 

щества и ее теоретического выражения в трудах буржуазных экономистов и

их социалистических критиков гегелевская теория познания была  оконча-

тельно  разоблачена как теория познания,  действительного познания со-

вершенно не обеспечивающая.  В ходе критики экономистов Марксу  стано-

вится  все  более и более ясной необходимость разработки проблем логи-

ческого мышления на принципиально иной основе,  нежели гегелевская,  -

на основе материалистического миропонимания.

     Задача критического анализа проблем политической экономии с само-

го начала обнаруживала для Маркса совершенную непригодность метода ге-

гелевской диалектики в качестве метода анализа эмпирического  материа-

лизма,  совершенную некритичность этого метода по отношению к уже раз-

витым теориям.

     "...Гегелевский метод,  - писал Энгельс, - в его имевшейся налицо

форме был совершенно непригоден. Он был по существу идеалистическим, а

тут  требовалось развитие такого мировоззрения,  которое было бы более

материалистичным,  чем все предыдущие. Он исходил из чистого мышления,

а здесь надо было исходить из самых упрямых фактов" [1].

     [1]  К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.XI, ч.2, стр.358.

     Полная непригодность этого метода вполне  отчетливо  обнаружилась

уже у самого Гегеля, когда он рассматривал проблемы экономического по-

рядка в своей "Философии государственного права".  Отношение Гегеля  к

буржуазной политической экономии, ко всем ее основным положениям и вы-

водам вполне апологетично.

     Может показаться странным, что Гегель с присущим ему диалектичес-

ким чутьем не замечает глубоко метафизического характера мышления бур-

жуазных экономистов, блестяще разоблаченного диалектиком-материалистом

Марксом. Но это вполне в духе гегелевской концепции. С ее точки зрения

к  политической экономии - как и ко всякой "конкретной",  "нефилософс-

кой" науке - слишком строгих диалектических требований вообще предъяв-

лять нельзя.

     Гегелевская философия, строго говоря, вполне увязывается, мирится

с метафизическим методом мышления в "конкретном" познании.

     Диалектика для Гегеля - монополия "философского" познания. Гегель

вполне сознательно узаконивает метафизический метод мышления в полити-

ческой  экономии,  истолковывая  его как метод,  адекватный предмету -

"сфере нужды и рассудка".

     Имея дело  непосредственно  не с живой экономической действитель-

ностью, а лишь с ее преломлением в буржуазном сознании и ее обобщенным

 

                                - 6 -

 

теоретическим выражением в буржуазной науке,  Гегель - вполне последо-

вательно со своей точки зрения - относит "рассудочный" (т.е. метафизи-

ческий  по  его терминологии) характер мышления современных ему эконо-

мистов - к предмету их мышления,  к сфере самих экономических  отноше-

ний.

     Метафизическую ограниченность современного ему понимания предмета

он приписывает самому предмету,  выступающему не как процесс развития,

а как след, отпечаток в "материи" процесса диалектически развивающего-

ся духа.  В "сфере нужды и рассудка" дух предстает распавшимся на нео-

посредованные  противоположности  -  "всеобщее"  полярно  противостоит

"единичному", "частное" - "общему" и т.д.

     Диалектики в собственном смысле слова - даже в гегелевском  смыс-

ле, - как опосредования противоположностей внутри единства, - в преде-

лах "сферы нужды и рассудка" Гегель  не  открывает.  Она  раскрывается

лишь  по выходе за пределы собственно политической экономии - в спеку-

лятивно-философском рассмотрении предмета, в его изображении в качест-

ве  преходящей  ступени развития понятия "свободы",  а эмпирически - в

сфере государственности, в сфере права.

     В связи  с  этим  Гегель  и задачу политической экономии сводит к

чрезвычайно узким пределам,  видя ее в том,  чтобы отыскивать в беско-

нечном  многообразии  переплетающихся экономических явлений "некоторые

простые принципы предмета, действующий в нем, управляющий им рассудок"

[1],  простые количественно-качественные соотношения, обнаруживающиеся

в совокупном движении товарных масс,  во взаимообусловленности различ-

ных  отраслей  труда и соответствующих им потребностей и т.д.,  - т.е.

разделяет всю ограниченность представлений экономистов о предмете, за-

дачах и методе исследования экономической действительности.

     [1] Гегель. Соч., т.VII, стр.217.

     О собственном,  имманентном развитии экономики, о раскрытии внут-

реннего источника ее движения, внутренних противоречий ее развития - о

реальной диалектике экономического развития - с точки зрения гегелевс-

кой теории познания речи вообще не может идти.

     Отношение Маркса к проблемам политической экономии с самого нача-

ла прямо противоположно. Маркс сталкивается с проблемами этой науки на

пути  исследования предреволюционной социально-политической обстановки

в Германии, в ходе критики насквозь прогнившей феодально-сословной го-

сударственности с позиций революционного демократизма.

     Рассматривая пролетариат вначале лишь как наиболее радикальное  и

 

                                - 7 -

 

решительное  крыло  революционной  демократии,  Маркс наталкивается на

проблему "теоретической ценности" коммунистических  идей,  коммунисти-

ческих требований пролетариата к обществу.

     Вначале проблема частной собственности и коммунизма как  теорети-

ческой доктрины,  базирующейся на принципе отрицания частной собствен-

ности,  воспринимается Марксом как проблема  развития  "самосознания".

Вопрос  ставится  перед ним в такой форме - является ли "частная собс-

твенность" атрибутивным принципом самосознания или же только его  пре-

ходящей  формой,  и насколько поэтому коммунизм "теоретически правоме-

рен", насколько он может быть истолкован в качестве законного продукта

развития самосознания.

     Изобразить коммунистические идеи  в  качестве  законного  вывода,

продукта  развития "самосознания" оказалось делом нетрудным - это нес-

колько ранее Маркса проделал М.Гесс.

     К критическому  анализу  политической  экономии  Маркс обращается

вначале также с целью исследовать содержание этой науки с точки зрения

обоснованности  ее  фундаментальной,  исходной  предпосылки - "частной

собственности",  понимаемой еще в качестве правовой категории, катего-

рии "самосознания".

     Но уже в ходе исследования Маркс убеждается в полной невозможнос-

ти  решить теоретический спор между системой взглядов,  основывающейся

на частной собственности - "национальной экономией",  - и коммунизмом,

как  системой взглядов,  развитой из прямо противоположной основы - на

чисто "теоретической" почве,  т.е.  на почве выяснения того,  какая из

этих "систем" ценнее "теоретически",  какая из них "логичнее" вытекает

из развития "самосознания".

     Именно исследование  проблем  политической  экономии,  к которому

Маркс приступил в начале 1844 года в Париже,  а затем  в  Брюсселе,  и

оказалось тем реальным путем, который привел Маркса к выводу о необхо-

димости искать основу и разгадку как социалистических доктрин,  так  и

системы  буржуазной экономии не в развитии самосознания,  а в условиях

производства материальной жизни,  тем путем,  которым Маркс  пришел  к

"основной  идее своей системы - идее общественных отношений производс-

тва" [1]. [1] Ленин В.И.Философские тетради, стр. 34.

     В ходе  критики  буржуазной  теоретической  экономии окончательно

складываются и основы диалектико-материалистической  теории  познания,

прямо противоположной гегелевской логике. Благодаря этому раскрывается

тот факт,  что фейербаховская критика гегелевского учения  о  развитии

 

                                - 8 -

 

познания оставляет нетронутыми,  идеалистически истолкованными как раз

наиболее существенные проблемы научного познания - проблемы его разви-

тия и связи последнего с целесообразной активной деятельностью челове-

ка в мире, с процессом "самопорождения человека" [1].

     [1] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.III, стр.6З9.

     Эта проблема со всей остротой вырастала перед Марксом в ходе кри-

тики теоретических построений буржуазных экономистов.

     Маркс с самого начала вскрывает ту внутреннюю органическую связь,

которая существует между теорией политической  экономии,  определяемой

им  вслед  за  Энгельсом  как "науки об обогащении",  и "точкой зрения

частного собственника".

     Критика Маркса  с  самого  начала ведется не с точки зрения имма-

нентно-логического анализа теоретических построений экономистов, не на

пути  разоблачения  логической несостоятельности их теорий.  Напротив,

Маркс указывает,  что - если оставаться при исходной точке зрения эко-

номистов  -  признании  частной собственности в качестве атрибутивного

свойства человеческой природы, - то все основные выводы Рикардо, этого

наиболее последовательного буржуазного экономиста, пришлось бы принять

как научные, правильные, логически правомерные.

     Теоретическая ограниченность буржуазной политической экономии по-

нимается  Марксом  как  неизбежное следствие ограниченности того "угла

зрения",  под которым в ней рассматривается экономическая действитель-

ность. Маркс показывает в деталях, как эта исходная точка зрения опре-

деляет все рассуждения экономистов, служит для них везде критерием ло-

гического расчленения предмета,  критерием различения существенного от

несущественного,  случай.ого от необходимого, теоретически "интересно-

го" от теоретически безразличного.

     Маркс, например,  показывает,  что различение между  "валовым"  и

чистым  доходом,  которым "только и занимается политическая экономия",

выступает как существенное различие в предмете только  в  том  случае,

если предмет рассматривается с точки зрения "отдельного лица",  "част-

ного собственника", б"рж"а, - но вообще не имеет смысла, вообще стира-

ется,  исчезает,  если предмет рассматривается "с точки зрения нации",

понимаемой как целостный производящий и потребляющий весь свой продукт

организм  [1].[1]  MEYA,  I abt,B.III,ss.  514-515 (Замечания Маркса к

"выпискам из экономистов").

     Перед самим  Марксом  это  обстоятельство,  естественно,  ставило

проблему выбора такой точки зрения, которая обеспечивает подлинно объ-

 

                                - 9 -

 

ективное, научное понимание предмета.

     В 1844 году Маркс определяет свою точку зрения как  точку  зрения

"реального гуманизма".  Но это,  разумеется, не значит, что Маркс под-

вергает критике буржуазную политическую экономию и ее реальный  прооб-

раз  с точки зрения их соответствия или несоответствия некоторому иде-

альному представлению об "истинной природе человека", некоторому фило-

софско-этическому идеалу.  На подобную "точку зрения" Маркс не вставал

никогда.

     "Точка зрения реального гуманизма" есть не что иное,  как слабое,

неточное,  еще неясно осознанное описание точки  зрения  пролетариата,

как основной производительной силы общества.

     "Человек", "родовая сущность человека" для Маркса уже здесь  тож-

дественна  совокупности  развивающихся  производительных сил общества,

"активных сущностных сил рода" -как выражается еще здесь Маркс.

     Поэтому критика с позиций реального гуманизма объективно означала

еще не оформившееся понимание того факта,  что  производительные  силы

общественного  человека ("природа человека") переросли частнособствен-

ническую форму организации общественных отношений,  общественных усло-

вий своего развития.

     Но открыто,ясно и сознательно Маркс смог сформулировать свою точ-

ку  зрения в теории как точку зрения пролетариата лишь после той всес-

торонней критики созерцательно-метафизической  ограниченности  старого

материализма, которую он проделал в течение 1845 года.

     В глазах Фейербаха - этого классического  представителя  созерца-

тельно-материалистической  гносеологии - стать в теории на "точку зре-

ния человеческой потребности",  "практического отношения к предмету" -

было бы чем-то прямо противоречащим задаче науки,  задаче "теоретичес-

кого" рассмотрения предмета таким,  каков он есть сам по себе, незави-

симо  от  какого  бы  то ни было отношения к человеческим субъективным

потребностям, целям и желаниям.

     Маркс в  "Немецкой идеологии" и в "Тезисах о Фейербахе" подытожил

уже вполне четко результаты своей критики этой концепции, критики, ис-

ходные моменты которой имеются уже в "Философско-экономических рукопи-

сях",  показал,  что подобное  противопоставление  "теоретического"  и

"практического" взгляда на предмет познания основывается на чрезвычай-

но узком понимании практики.

     Усматривая самое "сущность человека" в постоянном процессе "само-

порождения",  т.е.  в постоянном развитии "активных  сущностных  сил",

 

                                - 10 -

 

производительных способностей, способов приспособления предметов внеш-

ней природы к потребностям человека путем изменения форм природы и со-

ответствующих  этим  производительным силам общественных потребностей,

Маркс по сути дела уже в 1844 году преодолевает узкие рамки антрополо-

гического взгляда на природу человеческого рода.

     Человек в этом понимании "становится тем универсальнее,  чем уни-

версальнее та сфера природы, которой он живет", чем богаче развитые им

активные производительные способности и соответствующие им  потребнос-

ти.  Процесс "жизни рода" предстает как процесс производства человеком

своей собственно материальной жизни, в котором человек изменяет приро-

ду в  соответствии  с  "ее  собственной  внутренней  мерой"  [1].  [1]

См.статью "Отчужденный труд". MEYA, I te abt, B.III. ss.81-94.

     Практическое отношение  человека к природе в этом понимании утра-

чивает,  как выражается Маркс, "свой эгоистический характер", т.е. ре-

альные общественные потребности имеют смысл и могут быть удовлетворены

лишь в том случае, если способ их деятельного удовлетворения соответс-

твует "внутренней мере" того предмета, в котором, в изменении которого

эта потребность удовлетворяется.

     Поэтому всегда  и  везде  наличие  неудовлетворенных общественных

потребностей указывает на то,  что  наличные  способы  их  деятельного

удовлетворения "не соответствуют внутренней мере" предмета,  указывают

науке ее задачу - раскрыть эту "меру",  чтобы  в  соответствии  с  нею

построить способы действий.

     Поэтому рассмотрение предмета с точки зрения  "практической  пот-

ребности" уже не только не противоречит в глазах Маркса задаче "теоре-

тического" познания,  но и оказывается той единственной  "точкой  зре-

ния", с высоты которой только и открывается перспектива подлинно "объ-

ективного познания",  действительного теоретического познания,  точкой

зрения, соответствующей внутренней природе, "мере" предмета.

     Наука рассматривается Марксом как особая отрасль  разделения  об-

щественного труда,  которая,  как таковая,  подчинена в своем развитии

законам развития общественного организма в целом. Именно развитие пос-

леднего ставит перед теоретиком объективно обусловленные цели исследо-

вания и одновременно предоставляет ему его  материал.  "Даже  предметы

простой  чувственной  достоверности  даны ему (ь.е.  Фейербаху) только

благодаря общественному развитию,  благодаря промышленности и торговым

сношениям" [1].

     [1]  К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.IV, стр.33-34.

 

 

 

 

                                - 11 -

 

     Установив тот факт, что развитие науки, теоретического рассмотре-

ния,  всегда управляется потребностями общественного развития, потреб-

ностями прогресса производительной силы общества,  Маркс открыто и уже

вполне сознательно становится в теории на  точку  зрения  "революцион-

но-практической деятельности", т.е. деятельности, направленной на пре-

образование существующих способов удовлетворения общественных  потреб-

ностей,  на создание новых способов деятельного удовлетворения потреб-

ностей, новых производительных способностей, сил человека, на расшире-

ние "той сферы природы, которой он (человек) живет".

     И поскольку, как уже здесь устанавливает Маркс, общественные пот-

ребности  выступают до сих пор в антагонистической форме,  в классовой

форме, и поэтому с интересами объективного познания предмета совпадают

всегда  потребности именно такого класса,  который оказывается неудов-

летворенным в рамках существующих способов деятельности,  Маркс и ста-

новится в теоретическом анализе общественно-производственных отношений

на "точку зрения пролетариата".

     Точка зрения революционно-практической деятельности впервые в ис-

тории философии увязывается внутренне, органически с точкой зрения те-

оретического рассмотрения.

     Органическое единство теории и практики становится  отличительной

чертой новой,  диалектико-материалистической гносеологии.  И это обус-

ловливает собою тот факт,  что с 1846 года Маркс выходит и  в  области

политической экономии на совершенно новые пути исследования,  на кото-

рые до него эта наука не вступала, или, если стихийно, наощупь и наты-

калась,  то  тут же растерянно пятилась назад и хоронила свои действи-

тельно объективно-истинные открытия,  омертвляла  их  в  метафизически

застывших формулах.

     С 1846 г.  политическая экономия впервые начинает развиваться  на

основе диалектико-материалистического взгляда как на предмет познания,

так и на природу самого научного познания, на диалектически противоре-

чивый  характер отношения познания и предмета,  и на основе философски

грамотного (а не стихийного) оперирования  категориями,  абстракциями,

выражающими в своей совокупности объективную структуру предмета.

     Короче говоря, политическая экономия впервые начинает развиваться

на основе сознательного применения диалектики как теории познания, как

метода научного анализа,  что оказывается одинаково  плодотворным  как

для политической экономии, так и для самой теории познания, самого ме-

тода, самой диалектики.

 

                                - 12 -

 

     Цель исследования  экономической  действительности  формулируется

Марксом в соответствии с требованиями диалектикоматериалистической те-

ории познания,  как выяснение тех объективных,  не зависящих от воли и

сознания людей условий,  внутри которых совершается процесс обществен-

ного производства материальной жизни общества, тех объективных общест-

венно-производственных отношений, которые он сам, своим же собственным

развитием и создает, формирует.

     Предмет политической экономии выступает, с этой точки зрения, как

совокупность объективных условий революционно-практической деятельнос-

ти пролетариата,  условий, порождающих самое эту деятельность, опреде-

ляющих  ее  цели  и  средства,  и  одновременно  являющихся ее предме-

том,предметом революционно-практического преобразования.

     С этой  материалистически обоснованной точки зрения предмет поли-

тической экономии впервые открывал перед наукой свои наиболее "сущест-

венные  определения",  всеобщую  объективную основу всех своих частных

проявлений,  в анализе которых запуталась как буржуазная теоретическая

экономия, так и ее антипод - социалистическая критика.

     С другой стороны,  наука политической экономии впервые  превраща-

лась в подлинную революционную силу, в подлинный "рычаг истории". Нау-

ка вооружила пролетариат умением уверенно ориентироваться среди объек-

тивных условий развертывания своей борьбы против "частной собственнос-

ти.

     Исходя из этого представления о задачах,  сущности и роли науки в

развитии общественной жизни,  Маркс и приступает в 1857 г.  к  анализу

внутренних  закономерностей  развития науки как особой формы сознания,

как особой сферы разделения общественного труда.

 

     2.  Маркс о внутренних специфических законах логического,

  научного мышления. Критика основ гегелевского понимания предмета

 

     Проблемы гносеологии,  логики, диалектики мышления ставятся Марк-

сом в 1857 году уже на основе строго и резко очерченного материалисти-

ческого  понимания  основного вопроса философии,  вопроса об отношении

сознания человека к объективному окружающему его  миру,  предмету  его

деятельности и познания, и на основе того понимания, развитого впервые

Марксом и Энгельсом, что человек и в познании выступает как обществен-

но-исторически определенный индивид, как представитель общества, нахо-

дящегося на определенной ступени развития.

 

                                - 13 -

 

     Это последнее обстоятельство,  его понимание в корне отличают ис-

ходные пункты марксовой гносеологии от гносеологии всей предшествующей

философии, в том числе и материалистической, и дает Марксу в руки ключ

ко всем тем проблемам,  на диалектической сложности которых спотыкался

старый  материализм  и  спекулировало религиозно-идеалистическое миро-

воззрение.

     В теории  познания,  не меньше чем в социологии,  старый материа-

лизм,  включая непосредственно предшествовавший Марксу материализм Фе-

йербаха,  брал в качестве субъекта познания своеобразного "гносеологи-

ческого Робинзона",  пытаясь объяснить все способы и формы познания, в

том числе научного, непосредственно из "природы человека", понимаемой,

как правило, антропологически.

     Поскольку человек,  рассматриваемый  в  качестве "субъекта позна-

ния", с самого начала брался искусственно изолированным, метафизически

вырванным из сети общественных взаимосвязей,  то все свойства, качест-

ва,  особенности познающего мир индивида,  на деле развитые, сформиро-

ванные в нем обществом, оказывались приписанными непосредственно инди-

виду, как якобы присущие ему от природы.

     Путь к реальному пониманию таких способностей человека,  как спо-

собность к мышлению с помощью абстракций,  понятий,  категорий, оказы-

вался тем самым наглухо закрытым.  Происхождение этой способности ста-

рый материализм пытался искать в  "чувственной"  природе  человека,  в

пределах понимания человека только как части природы.

     Естественно, что старый материализм  оказывался  научным  лишь  в

пределах понимания тех свойств, способностей человека, играющих роль в

процессе познания,  которые так или иначе объективно общи  человеку  с

высшими животными.

     В трактовке непосредственно чувственной ступени познания, отраже-

ния антропологизм не ставил еще в резкое противоречие с истинным поло-

жением дела,  так как проблемы чувственной ступени познания, чувствен-

ного  созерцания  в известных пределах могут и должны быть рассмотрены

при абстрагировании от речи,  а следовательно,  и от общественного ха-

рактера сознания индивида, являющегося "субъектом познания".

     Но в понимании абстрактно-логической ступени познания точка  зре-

ния антропологического материализма,  его абстракция "человека" оказы-

вается уже совершенно ложной.

     Именно этим и объясняется тот факт,  что Фейербах, давший основа-

тельную и остроумную критику гегелевской концепции в той ее части, ко-

 

                                - 14 -

 

торая касается роли чувственности в познании, оказался совершенно бес-

силен опрокинуть гегелевскую логику.

     Проблема развития познания вообще не может быть ни поставлена, ни

решена на основе представления о человеке как о "части природы".

     "Чувственная природа человека",  как и природа вне его,  является

пассивной,  формируемой  стороной  "человеческой  сущности".  Активный

принцип,  движущее начало ее развития, заключен не в ней, а в процессе

общественного труда, который и является, по выражению Маркса, "процес-

сом самопорождения человека" [1].

     [1] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.III, стр.6З9.

     Поэтому Фейербах уже в пределах анализа чувственной ступени  поз-

нания сразу же перестает быть материалистом, как только касается проб-

лемы развития сознания во всех его формах.

     "История и материализм идут у Фейербаха разными путями" (Маркс) и

в пределах гносеологии, во всех ее разделах.

     Это дает себя знать уже в трактовке чувственной ступени познания.

Фейербах отмечает как факт, что "в существе, в котором проснулось соз-

нание (Фейербах имеет в виду человеческое сознание.- Э.И.), происходит

качественное изменение всего существа",  т.е.  он  констатирует,  что,

несмотря  на  то общее,  чем имеют между собой чувственное созерцание,

восприятие человека и животного, - отражение предмета у человека отли-

чается от чувственного отражения предмета животным; человек и "видеть"

начинает по-иному,  чем животное,  хотя с физиологической стороны этот

акт  "видения"  остается одним и тем же,  чувственной копией предмета,

данного извне органам чувств.

     Но он не может материалистически понять основу,  источник  "чело-

вечности" "видения", чувственного восприятия вообще. Он просто конста-

тирует тот факт,  что в самом акте чувственного созерцания, восприятия

человека,  в отличие от животного,  соотносит данный предмет с другими

предметами,  отражает их связи между собою, тогда как животное соотно-

сит предмет, его свойства только с самим собою, столько со своей физи-

ологической потребностью в нем.

     "Глаз животного  не видит ничего дальше его потребностей,  и сущ-

ность животного не простирается дальше его потребностей".

     Человек же, по Фейербаху, созерцает предметы внешнего мира "неза-

интересованно",  абстрагируясь от своих потребностей, или, вернее, по-

винуясь чисто человеческой специфической потребности в "чистом незаин-

тересованном созерцании" [1].

 

                                - 15 -

 

   [1] Фейербах "Сущность христианства". Изд."Мысль". 19О6 г.,с.5.

     "Животное воспринимает  впечатления  только от такого луча света,

который оказывает непосредственное влияние на его жизнь,  а человек  -

от  безразличного  для него луча отдаленнейшей звезды;  только человек

испытывает чистые интеллектуальные радости и аффекты,  чуждые  практи-

ческой пользе,  только он способен наслаждаться теоретическим созерца-

нием" [2], - говорит Фейербах в своей "Сущности христианства".

                             [2] Там же.

     По отношению к животному Фейербах вполне прав, что подтверждается

учением Павлова об условных рефлексах.  "Сознание" животного фиксирует

и удерживает лишь те впечатления, которые так или иначе стоят в объек-

тивной связи с его физиологической жизнедеятельностью,  а все  осталь-

ные,  хотя и отражаются оптически на сетчатке его глаза, оно не фикси-

рует, т.е. попросту их не "видит".

     Содержанием "сознания"  животного поэтому становится лишь ничтож-

ная часть того, что оно "видит оптически", и именно та часть предмета,

которая  имеет  непосредственно физиологическое значение для организма

животного.

     По отношению  же к человеку,  к пониманию чувственного созерцания

как ступени познания Фейербах оказывается уже глубоко неправ.

     Тот факт,  что горизонт чувственного созерцания человека не огра-

ничивается его потребностями как биологического существа, что он прос-

тирается так же далеко, как сама природа, с позиций антропологического

материализма вообще не поддается объяснению.  На основании этого факта

Фейербах  оказывается  вынужденным  отрицать вообще наличие какой-либо

связи между "материальными, чувственными потребностями" человека и его

способностью  "человечески"  созерцать  мир.  И когда перед Фейербахом

встает вопрос - от чего же последняя все-таки зависит,  то материалис-

тического ответа он дать уже не может, - от степени развития сознания,

отвечает он, открывая снова дорогу идеализму в теории познания.

     Маркс показал, что неспособность Фейербаха справиться с проблемой

развития сознания, проистекает из его крайне узкого понимания "матери-

альных" потребностей,  вырастающих в процессе "чувственно-практической

деятельности",  из его непонимания роли практики для развития познания

и самих познавательных способностей человека.

     Касаясь проблемы возникновения,  происхождения и развития  науки,

т.е. как раз той проблемы, которую ставит и решает во "Введении к кри-

тике политической  экономии"  Маркс,  Фейербах  окончательно  покидает

 

                                - 16 -

 

твердую  почву материализма.  Оторвав проблему теоретического познания

от потребностей "чувственно-практического" отношения человека к  миру,

Фейербах декламирует у)е совсем в духе идеализма о том,  что "Взор че-

ловека...  - небесного происхождения.  Потому-то человека и  возвышает

над землей его око,  а теория начинается с созерцания небес". "...Пер-

вые философы были астрономами - небо напоминает человеку о его  назна-

чении,  о том,  что он рожден не только для деятельности, но и для со-

зерцания" [1].

  [1] Л.Фейербах. "Сущность христианства". Изд."Мысль", 19О6, с.5.

     На проблеме  развития,  источника  происхождения  науки  коренная

принципиальная противоположность созерцательно-материалистической тео-

рии познания Фейербаха и гносеологии Маркса обнаруживается очень ярко.

     Астрономия была действительно исторически первой в  истории  нау-

кой,  как указывает в "Диалектике природы" Энгельс. Но человек обратил

свой взор к небесам вовсе не ради них самих,  а по той весьма "земной"

причине, что астрономия "уже из-за смены времен года абсолютно необхо-

дима для пастушеских и земледельческих народов" [2].

  [2] Ф.Энгельс. Диалектика природы, стр. 147.

     Непонимание того,  что развитие познания управляется общественной

потребностью развития производительной силы общественного человека,  и

приводит  Фейербаха  к тому,  что его критика идеализма оказывается не

проникающей до самых основ проблем,  мистифицированно  поставленных  в

гегелевской системе. Ибо фейербаховский материализм оказывается неспо-

собным объяснить даже тот довольно простой факт, что человеческое соз-

нание непрерывно развивается,  что оно включает в свою сферу все новые

и новые стороны окружающей природы,  что человек "видит", воспринимает

все  больше и больше,  притом "видит человечески",  с осознанием того,

что он раньше видел чисто оптически,  т.е.  попросту говоря, вообще не

видел как человек, как субъект теоретического познания.

     Уже в пределах рассмотрения чувственной ступени познания Фейербах

оказывается бессилен противопоставить гегелевскому идеализму, научное,

т.е. материалистическое решение проблемы развития познания.

     Фейербах прекрасно понимает, что теоретико-познавательное решение

проблемы чувственного созерцания не может быть  сведено  к  естествен-

но-научному  ее  решению,  что это не есть проблема физиологии органов

чувств, а специфически философская проблема.

     "Философия "ставит вопрос - что такое глаз без сознания?  - ровно

"ничего",  - отвечает Фейербах.  - "Вижу ли я без сознания,  или вовсе

 

                                - 17 -

 

ничего  не вижу - это тождественно.  Только сознание зрения есть дейс-

твительность зрения или действительное зрение" [1].

     [1] Л.Фейербах.  Основоположения  философии  будущего.  Изд.

"Материалист", 1923 г., стр. 139.

     Проблема самим Фейербахом ставится таким образом, что оказывается

роковой для его собственного материализма. Ибо непосредственное, чувс-

твенное  отражение  предмета оказывается поставленным в зависимость от

развития "сознания",  т.е.  от более высокой и сложной формы отражения

предмета,  чем акт простого "зрения", чем простой оптически-физиологи-

ческий акт.

     А почему  и  по  какому закону развивается самое "сознание" - это

оставляется им на почве материализма,  невыясненным. "Развивается" - и

все тут...

     Фейербах поэтому и апеллирует вновь к "философии",  рассматриваю-

щей проблему логической закономерности развития сознания, как процесса

развития "самосознания", "самосознающей себя сущности человека".

     Все содержание  гегелевской "Феноменологии духа" и "науки логики"

тем самым остается нетронутым.  Все, что способен сделать с ним Фейер-

бах, - это, по его собственному признанию, сделать то же самое, что он

проделывает с религиозной догматикой, - иначе истолковать, т.е. припи-

сать "человеку" все то, что Гегель приписывает абсолюту, без каких-ли-

бо существенных корректив по содержанию.  Если же он все-таки пытается

критиковать  гегелевскую логику и по содержанию,  то эта критика,  как

правило не улучшает дела, а наоборот, ухудшает, окончательно умерщвляя

то живое, рациональное, что было в гегелевской логике.

     Именно в силу ограниченности, созерцательности своего материализ-

ма Фейербах и видит задачу материалистического преодоления гегелевско-

го учения о развитии мышления только в том,  чтобы  "лишь  перевернуть

спекулятивную философию, и мы, - резюмирует Фейербах, - получим голую,

неприкрытую истину" [1]. ("Предварительные тезисы").

     [1] Л.Фейербах.  "Предварительные  тезисы  к  реформе философии",

стр.75.

     Большей критичности  по отношению к гегелевской логике старый ма-

териализм проявить не в состоянии.  Стоит лишь, исходя из факта отчуж-

дения форм мышления в виде абсолютного духа, свести его формы и законы

к их "чувственной основе",  - т.е. подыскать для каждой гегелевой абс-

тракции ее адекватный чувственный эквивалент,  прообраз, - и дело кри-

тики Гегеля по Фейербаху исчерпано.

 

                                - 18 -

 

     Все "определения абсолюта" приписываются "человеку", "возвращают-

ся" ему в качестве его собственной "сокровенной  сущности",  отчужден-

ной, отнятой у него злокозненным Гегелем, и все остается по-прежнему.

     "Новая философия опирается не на божественность разума самого  по

себе,  она опирается на божественность, т.е. на истинность всего чело-

века.  Или,  иначе говоря, она хотя опирается и на разум, но на разум,

коего существо - человеческое существо,  т.е. не на разум бесцветный и

безымянный, но на разум, пропитанный кровью человека" [1].

                        [1]  Там же, стр. 200.

     Оттого, что Фейербах "пропитывает кровью",  окрашивает бесцветный

гегелевский разум в цвет крови,  этот разум изменяется, конечно, столь

же мало,  как мало изменилось бы содержание "феноменологии духа", если

бы  какой-нибудь  оригинализдатель  решил  напечатать ее текст красной

краской вместо обычной черной, типографской.

     Иными словами,  по отношению к гегелевской логике  созерцательный

материализм Фейербаха оказывается абсолютно некритичным.  Если им при-

нимаются отдельные диалектические достижения Гегеля в области этой на-

уки,  то в совершенно нетронутом виде.  Там же,  где Фейербах пытается

противопоставить Гегелю свое понимание конкретных проблем  логического

мышления,  конкретных логических категорий,  эти попытки, как правило,

приводят к тому,  что вместе с идеализмом отбрасывается и  диалектика.

Расчленить их Фейербах не может.

     Заслуга материалистического истолкования диалектики процесса мыш-

ления, логического процесса, принадлежит к истории философии всецело и

исключительно Марксу.

     Та критика,  которой Маркс  подвергает  идеалистическигегелевскую

интерпретацию диалектики логического процесса, основывается на анализе

действительного процесса развития конкретного знания,  путем сопостав-

ления,  очной ставки гегелевской концепции с реальным процессом разви-

тия науки,  в частности политической экономии, чего Фейербах делать не

пытался.

     Этот подход к делу только и позволяет Марксу выявить в  гегелевс-

кой логике ее рациональное содержание, четко различать в ней диалекти-

ку и идеализм, извлечь из нее "рациональное зерно".

     Свой анализ проблем логического мышления Маркс и начинает с крат-

кого обобщения очерка истории развития политической экономии,  начиная

с того момента, когда она возникает в качестве науки, т.е. обособляет-

ся в качестве особой формы сознания,  складывающейся  уже  не  стихий-

 

                                - 19 -

 

но-эмпирически в головах практически действующих индивидов, а как осо-

бая специальная отрасль умственного труда,  систематически исследующая

свой предмет.

     Маркс показывает, что наука, как таковая, с самого своего возник-

новения в качестве особой формы сознания, имеет своей исходной предпо-

сылкой представление о предмете исследования,  как о некотором  "живом

целом", как о едином организме, как о "чувственноконкретному.

     Задача науки с самых первых ее шагов стихийно вырисовывается  как

задача  воспроизведения в мышлении,  в понятиях этой живой чувственной

"конкретности",  т.е. некоторого совокупного целого, все стороны кото-

рого взаимно связаны,  взаимно переплетаются и обусловливают одна дру-

гую.  Маркс показывает, что это стихийнодиалектическое, в основе своей

совершенно правильное,  хотя и ограниченное представление о предмете и

задаче науки оказывается и исторически и логически первым исходным ша-

гом,  с которого, собственно, только и может начаться процесс развития

научного исследования, "наука" в собственном смысле этого слова.

     Но, как показывает Маркс, от этого стихийно правильного представ-

ления о задаче,  о цели научного рассмотрения, - до реального выполне-

ния этой задачи науку отделяет длительный и сложный путь,  по которому

она движется зигзагами,  наощупь, то и дело спотыкаясь о трудности та-

кого сорта, природу которых она осознает, о трудности, связанные с ди-

алектически противоречивым характером самого процесса отражения.

     "Правильный в  научном  отношении" метод,  способ развития мыслей

стихийно вырабатывается ходом развития самой науки в  качестве  единс-

твенно  возможного  метода  выполнения  задачи науки - воспроизведения

предмета в мышлении, как "живого целого".

     Но так  как  наука до известного момента не отдает и не может от-

дать себе ясного отчета о том, что и как она действительно делает, так

как  вопросы  метода  познания  специально не рассматриваются,  как ее

собственные жизненно важные проблемы, "правильный в научном отношении"

метод пробивает себе дорогу лишь в виде более или менее ясно проступа-

ющей тенденции,  которая все время перекрывается, а подчас вовсе пара-

лизуется такими способами развития мысли,  способами переработки эмпи-

рических данных в понятия, которые противоречат задаче науки.

     Обнаружить в  ходе  развития  политической экономии зародыш "пра-

вильного" метода,  четко выделить,  отличить те ходы и мысли,  которые

объективно вели к объективно-истинному пониманию предмета от тех,  ко-

торые представляют собой результат стихийного блуждания мысли в  мате-

 

                                - 20 -

 

риале,  можно было,  естественно,  лишь на основе по крайней мере двух

решающих условий, впервые совпавших в личности Маркса как теоретика.

     Во-первых, то обстоятельство,  что в 1857 году Марксом уже доста-

точно ясно были выявлены основные контуры самого предмета исследования

- общественно-производственных отношений капитализма.  В ходе развития

политической экономии он уже уверенно мог различать  правильные  ходы,

шаги, приемы, методы мышления, объективно приближавшие сознание к объ-

ективно истинному пониманию,  к созданию правильной картины предмета в

понятиях - от тех, которые к этому не вели.

     И, во-вторых,  - впервые сознательно,  специально вопросы  метода

исследования были поставлены как особые вопросы,  жизненно важные воп-

росы самой политической экономии, притом поставлены и решены на основе

высших достижений философии как науки,  исследующей специально процесс

познания как специфический процесс развития.

     Эти два решающих обстоятельства и позволили Марксу в своем анали-

зе исторического развития политической экономии как науки рассмотреть,

различить  в  нем  зародыши  "правильного в научном отношении метода",

"способа развития мысли", выделить его и сделать уже вполне сознатель-

но  применяемым  в исследовании методом развития политической экономии

как науки, острейшим орудием научного анализа, позволившим ему создать

в итоге "Капитал".

     Когда Маркс определяет "правильным в научном  отношении  методом"

"способ  восхождения от абстрактного к конкретному" и показывает,  что

политическая экономия стихийно уже давно нащупывала этот путь, то этот

вывод был бы, безусловно, невозможен, если бы Маркс не опирался на ре-

зультаты как критики политической экономии,  так и философии,  критики

высших результатов достигнутых до него развитием этих обеих наук.

     В этом смысле очень показательно опять-таки сопоставление  с  Фе-

йербахом,  который в своей критике гегелевской школы "остался на почве

философии", в рамках чисто философской критики идеализма в теории поз-

нания.

     Гегелевская концепция развития логического мышления, мистифициру-

ющая на абсолютно идеалистический лад тот реальный факт,  что логичес-

кое мышление действительно "восходит от  абстрактного  к  конкретному"

[1],  Фейербаху  представляется  неизбежно лишь в качестве философской

формы религиозной идеи о "сотворении чувственного мира духом", богом.

     [1] Гегель. Соч., т.VI, стр.269-27О.

     Верно оценивая гегелевскую интерпретацию факта, Фейербах, однако,

 

                                - 21 -

 

не  может рассмотреть за ней скрытый действительный закон движения на-

учного познания.  И это естественно,  ибо фейербаховская критика геге-

левского идеализма,  преодоление идеализма в теории познания, не выхо-

дит за рамки "самой философии", не основывается на анализе фактов раз-

вития действительного,  конкретно-научного познания.  Поэтому вместе с

гегелевской интерпретацией факта выбрасывается и сам факт, по той при-

чине,  что  этот факт знаком Фейербаху не сам по себе,  а только в его

гегелевской интерпретации.

     Маркс же подвергает критике гегелевское учение о развитии научно-

го мышления,  исходя не из него самого, а после того, как твердо уста-

новил  в ходе исследования действительного процесса развития науки ре-

альные, фактически прослеживаемые тенденции ее развития.

     Когда Маркс указывает, что научное мышление на известной ступени,

после того,  как оно освоилось с многообразием эмпирических  данных  и

прочно зафиксировало в абстрактных определениях существенные,  необхо-

димо повторяющиеся простые отношения предмета,  после  того,  как  оно

прочно "выделило путем анализа некоторые всеобщие отношения,  как раз-

деление труда,  деньги,  стоимость и т.д.,  - приступает к "построению

систем",  которые восходят от простейшего, как труд, разделение труда,

потребность,  меновая стоимость, к государству, международному обмену,

мировому рынку[1],  то это,  прежде всего,  констатация действительной

тенденции в развитии науки.

     [1] К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.XII, ч.1, стр.19О-191.

     Это -    факт,    необходимость   которого   предстоит   вскрыть.

     Вопрос ставится, следовательно, в гносеологическую плоскость, та-

ким образом,  - почему мышление сначала "аналитически рассекает  пред-

мет"  на простые,  элементарные "определения",  а затем вновь начинает

связывать их между собою в некоторую "систему  понятий",  вырабатывать

из им же самим обособленных друг от друга абстракций систему связанных

между собою абстракций?

     Ответить на этот вопрос на первый взгляд просто:  потому-де,  что

мышлению попросту легче сначала ухватить простое,  нежели сложное.  Но

это еще не выводит за рамки простого описания факта и подменяет гносе-

ологическое истолкование проблемы  отговоркой  чисто  психологического

свойства.

     Ибо тут остается совершенно невыясненной та  цель,  ради  которой

научное мышление проделывает все эти операции,  та задача, которую оно

при этом решает,  иными словами,  остается невыясненной природа  самой

 

                                - 22 -

 

деятельности мышления, проявляющейся в этом факте.

     Объяснение этого факта ссылкой на "легкость" считает  недостаточ-

ным и Гегель в своей "Науке логики".  И выводит необходимость "восхож-

дения от абстрактного к конкретному", как единственного "сообразного с

познанием пути" научной мысли,  непосредственно из "природы духа", ос-

новной закон развития которого состоит-де в "саморазличении  всеобщего

на особенное и единичное", в "самоопределении понятия".

     Путь "восхождения от  абстрактного  к  конкретному",  фактические

примеры которого Гегель приводит из области математики, геометрии, фи-

зики, целиком объясняется им вслед за тем проявлением имманентного за-

кона духа, движущегося вперед "согласно определениям понятия", по сту-

пеням "всеобщего,  особенного, единичного", по ступеням логических ка-

тегорий, изначально присущих духу.

     Согласно этой концепции все конкретное содержание научного позна-

ния оказывается в итоге продуктом,  внешней формой проявления деятель-

ности абсолютного духа,  повинующегося в процессе  своей  деятельности

лишь  своему  собственному  имманентному логическому закону и никак не

природе предмета  конкретного  научного  исследования.  Напротив,  сам

чувственно-данный предмет изображается как производная от деятельности

духа "пассивная материя", послушно принимающая на себя формы, наложен-

ные на нее "духом".

     Чувственные, эмпирические данные Гегель изображает как нечто  та-

кое,  в чем собственной всеобщей закономерности найти,  вообще говоря,

нельзя,  зато можно рассматривать как хаос, в котором логическая мысль

может  двигаться  направо и налево,  вверх и вниз,  и не найдет все же

прочных точек опоры.  Под любой факт, под любое явление можно подвести

"хорошие основания"... Лишь в том случае, если логическое мышление на-

чинает повиноваться лишь "своей собственной",  чисто логической приро-

де,  чувственно данный духу хаос эмпирических данных начинает упорядо-

чиваться,  располагаться по ступеням логических категорий,  и в  итоге

вся  природа предстает как воплощение логического закона,  как "отчуж-

денный" логический абсолютный дух, как производный продукт деятельнос-

ти последнего.  Содержание конкретно-научного знания также, естествен-

но,  оказывается результатом "себя в себе охватывающего, в себя углуб-

ляющегося и из себя развивающегося мышления..."

     Эта точка зрения, как показывает Маркс, неразрывно связана с тем,

что  за исходный пункт всех гносеологических рассуждений Гегель прини-

мает сознание как таковое, сознание "в себе", а не реальный факт отно-

 

                                - 23 -

 

шения сознания и предмета, который существует совершенно независимо от

какого бы то ни было сознания.

3. Решение Марксом проблемы отношения

                   абстрактного и конкретного

 

     Противопоставляя гегелевскому истолкованию процессов,  происходя-

щих внутри человеческого сознания,  резко и четко сформулированный те-

зис материализма,  подчеркивая, что исследование процесса развития на-

учного  познания  должно основываться на том реальном,  затушевываемом

идеалистами фактическом положении дел,  что предмет существует во всей

полноте своих необходимых,  закономерных связей,  отношений,  свойств,

качеств,  законов до того и совершенно независимо от того, является ли

он предметом сознания познания вообще, в том числе и "научного", Маркс

и выдвигает свое понимание задач, предмета, законов и форм логического

мышления, дает материалистическое истолкование того факта, что научное

мышление не может выполнить свою  задачу  никаким  иным  путем,  кроме

"восхождения от абстрактного к конкретному".

     Для старого,  метафизического материализма "конкретное" совпадает

собственно с чувственностью, отражающей непосредственно единичное, ин-

дивидуальное, то, что можно увидеть, осязать, обонять и т.д.

     Соответственно этому "абстракция",  "абстрактное" для этого мате-

риализма есть абсолютная специфика логического мышления,  есть "всеоб-

щее".  С этой ограниченной точки зрения истинная абстракция должна не-

посредственно совпадать с чувственно-общим,  с тем,  что чувственность

отмечает  как общее целому ряду чувственно-данных явлений,  предметов,

одинаковое в них.

     Там, где этого совпадения метафизический материализм не обнаружи-

вает,  там он видит абстракцию "неистинную",  абстракцию как  таковую,

как продукт мышления, занятого не рассмотрением "конкретного", а чисто

логической спекуляцией.

     "Абстрагировать" - для старого материализма совершенно равнознач-

но отвлечению от всякой чувственной определенности, от индивидуальнос-

ти,  от единичности, равнозначно фиксированию лишь "общего", "одинако-

вого".

     Поэтому различие  чувственности  и  мышления,  конкретного и абс-

трактного для метафизического материализма полностью совпадает с  раз-

личием,  с противоречием, "между словом, которое всеобще, и вещью, ко-

торая всегда единична" [1].

     [1] Л.Фейербах. Принципы материалистической теории познания. Кни-

гоиздательство "Материалист". Москва, 1923, стр.163.

     "Абстрактное" для Фейербаха тождественно слову, обозначающему не-

 

                                - 2 -

 

которое общее целому ряду предметов свойства, качества.

     "Конкретное" - чувственно воспринимаемой вещи.

     Противоположность между абстрактным и конкретным  есть  для  него

противоположность между общим и единичным.

     С этой узкой точки зрения, в конце концов сводящей проблему логи-

ческого  мышления к проблеме правильного словоупотребления и тем самым

- к проблеме речи,  языка, оказывается совершенно невозможным получить

и  правильное решение вопросов о соотношении абстрактного и конкретно-

го.

     Логическое мышление с этой точки зрения совершенно неразличимо от

речи, от словесного выражения чувственных данных. Поэтому Фейербах не-

избежно приходит к отрицанию в вещи, в предмете объективных противопо-

ложностей, противоречий.

     С его  узкометафизическим  пониманием проблемы абстракции органи-

чески связана идея того сорта, что "Непосредственное единство противо-

положных  определений  возможно  и  действительно только в абстракции"

[1].

    [1] Л.Фейербах.  Принципы материалистической теории познания. Кни-

гоиздательство "Материалист". Москва, 1923, стр.163.

    В действительности же,  которую Фейербах отождествляет с чувствен-

ностью,  непосредственное  единство   противоположностей   невозможно.

"Конкретное"  понимание  предмета исключает объективное противоречие в

предмете.

     И этот вывод совершенно неизбежен,  если оставаться при метафизи-

ческом взгляде на "абстракцию", на "абстрактное", и именно потому, что

объективное  противоречие  чувственным  познанием  никак не может быть

постигнуто. В "чувственности" оно действительно непосредственно не да-

но. Здесь явственно обнаруживается то обстоятельство, что метафизичес-

кое понимание проблемы абстрактного и конкретного по существу и нераз-

рывно связано с отрицанием объективной диалектики.

     В итоге Фейербах в постановке и решении проблемы  абстрактного  и

конкретного  не в состоянии дать ничего,  кроме декламации о том,  что

разум без чувственности есть теологическая  фантазия,  что  необходимо

устранить  противоречие  между абстрактно-логическим мышлением и чувс-

твенностью,  и т.д.  и т.п., но не может дать никакого действительного

решения проблемы, и тем самым действительной критики гегелевского уче-

ния о соотношении абстрактного и конкретного, о роли абстракции в поз-

нании конкретного,  о сущности процесса логической обработки чувствен-

 

                                - 3 -

 

ных данных, о закономерностях логического процесса.

     Поэтому он  и  выдвигает против гегелевского учения,  отмечающего

тот факт, что научное мышление всегда движется от абстрактного к конк-

ретному и что это - действительный путь науки, логическая форма разви-

тия конкретно-научного познания в  свою  концепцию,  отрицающую  самый

факт,  вместо того чтобы дать этому факту действительное материалисти-

ческое объяснение.

     "Имевшийся до  сих  пор ход развития спекулятивной философии - от

абстрактного к конкретному, от идеального к реальному есть извращенное

развитие" [1], - заявляет Фейербах.

     [1] Л.Фейербах. Принципы материалистической теории познания. Кни-

гоиздательство "Материалист". Москва, 1923, стр.85.

     Здесь обнаруживается,  что те определения абстрактного и конкрет-

ного, которые смог выработать метафизический материализм, никак не мо-

гут быть увязаны с диалектико-материалистической теорией  познания,  с

теорией  познания,  опирающейся  прежде всего на признание объективной

диалектики.

     Маркс решительно отбрасывает метафизически-материалистическое по-

нимание проблемы абстрактного и конкретного и дает впервые  в  истории

материализма действительно научное,  строгое и четкое определение этих

важнейших категорий гносеологии.

     Если для старого материализма "конкретное" = чувственно восприни-

маемому,  единичному, индивидуальному в вещи, в явлении, то Маркс дает

принципиально иное определение "конкретного".

     "Конкретное", согласно Марксу,  есть "единство в многообразии". В

соответствии  с этим пониманием требование конкретности мышления озна-

чает прежде всего,  что предмет нужно изучать,  рассматривать как еди-

ное,  закономерное целое,  все стороны, грани, черточки которого нахо-

дятся между собою в отношении  взаимосвязи,  взаимообусловленности,  в

единстве.  Познание этого объективного единства, взаимообусловленности

всех сторон предмета равнозначно с этой точки зрения познанию специфи-

ческого закона  существования  и  развития  данного,  рассматриваемого

предмета.

     Тем самым  "конкретность"  не  только не отождествляется с непос-

редственно-чувственным образом вещи,  явления,  как это  вынужден  был

считать  старый материализм,  но и строго различается от "чувственнос-

ти". Более того, Маркс исходит из того, что непосредственное чувствен-

ное  восприятие  вещи,  чувственная  ступень познания не дает познания

 

                                - 4 -

 

"конкретного", понимаемого как внутренняя, всеобщая, необходимая взаи-

мосвязь всех сторон рассматриваемого предмета, как внутренний специфи-

ческий закон существования и развития вещи, явления, предмета.

     Действительно конкретного познания с точки зрения Маркса способно

достигнуть лишь рационально-логическое мышление, мышление в понятиях.

     Соответственно этому "абстракция",  "абстрактное" для Маркса есть

прежде всего такая форма сознания, отражения мира в голове человека, в

которой сознание отражает,  схватывает отдельные стороны,  грани, чер-

точки,  связи, свойства, качества, отношения, связи исследуемого пред-

мета.

     В соответствии с этим абстрактное  познание  тождественно  прежде

всего одностороннему, однобокому познанию.

     "Конкретным" с точки зрения этого,  диалектикоматериалистического

понимания вопроса,  может являться поэтому не только чувственное,  не-

посредственное познание, но и логическое мышление.

     Здесь явственно сказывается прямая противоположность метафизичес-

кого и диалектического материализма.  С другой стороны, если придержи-

ваться  того  определения  "абстрактного",  абстракции,  которое  дает

Маркс,  а не того, которое дает метафизик-материалист Фейербах, прихо-

дится  признать,  что и чувственное познание не является автоматически

"конкретным" познанием,  что оно так же, не менее, чем логическое мыш-

ление,  способно оказываться чрезвычайно "абстрактным",  т.е. односто-

ронним, однобоким.

     Таким образом,  ни  абстрактное,  ни конкретное не есть,  с точки

зрения Маркса,  с точки  зрения  диалектико-материалистической  теории

познания, абсолютные характеристики мышления и чувственности.

     Мышление может быть и абстрактным,  и конкретным - в  зависимости

от того, отражает оно предмет в целом, в необходимой взаимообусловлен-

ности всех его сторон,  или только отдельные, непонятые в их всеобщей,

закономерной, объективной связи отдельные стороны, выхваченные из все-

общей взаимосвязи, изолированные от нее, не понятые через нее.

     Чувственное познание может также содержать в себе чрезвычайно од-

ностороннее понимание предмета,  и в этом  смысле  являться  весьма  и

весьма "абстрактным".

     "Конкретность" с этой точки зрения уже не оказывается чем-то  аб-

солютно  неразрывным с чувственной ступенью познания,  как это полагал

метафизический материализм,  но и не является монопольным достоинством

рационально-логического мышления, как это изображал Гегель, отрицавший

 

                                - 5 -

 

значение "конкретности" за "чувственной достоверностью".

     Этим впервые  была  заложена основа для понимания действительного

отношения мышления и речи,  понятия и слова. Старый материализм оказы-

вается  абсолютно не в состоянии различить их друг от друга.  Для него

абстракция тождественна словесному наименованию общего в явлениях.

     Слово, обозначающее  какую-либо  одну из сторон предмета,  данную

непосредственному чувственному восприятию,  сторону,  общую для целого

ряда предметов, вещей, явлений для старого материализма есть автомати-

чески понятие.

     Именно поэтому "понятие" всегда оказывается "абстрактным". "Конк-

ретное понятие" для Фейербаха есть слово, непосредственно обозначающее

чувственно  воспринимаемое качество,  сторону предмета,  независимо от

того,  понята эта сторона в ее особенной, специфической взаимосвязи со

всеми остальными сторонами, свойствами, или не понята.

     Слово перестает быть абстракцией, как только оно привязано к сво-

ему чувственному прообразу.

     Как только слово употребляется в отвлечении  от  непосредственной

чувственной достоверности, оно, по Фейербаху, превращается в "абстрак-

цию". Вот все, что Фейербах способен сказать о соотношении абстрактно-

го и конкретного, чувственного и логического.

     Если же для слова не может быть указан непосредственно  чувствен-

ный аналог, то это абстракция "неистинная".

     Абстракция для Фейербаха поэтому понимается не более  как  слово,

не имеющее непосредственного аналога в чувственной достоверности. Абс-

тракция как таковая,  абстракция в собственном смысле поэтому Фейерба-

хом и понимается всего-навсего как слово,  в отличие и в противополож-

ность "конкретному",  понимаемому как непосредственная  чувственность,

или слову, обозначающему эту чувственность.

     Понятие и слово,  абстракция и слово - все это с точки зрения фе-

йербаховской концепции вещи объективно неразличимые.  В соответствии с

этим он и задачу критики спекулятивного мышления видит всего-навсего в

"критике языка".

     Тем самым проблема отношения абстрактного и конкретного  ставится

как проблема отношения между словом и его чувственным прообразом, меж-

ду языком и чувственностью.

     Для Маркса слово, обозначающее какую-либо отдельную сторону вещи,

явления,  предмета,  также есть абстракция.  Но  понимание  абстракции

здесь прямо противоположно фейербаховскому.  Если спросить Фейербаха -

 

                                - 6 -

 

почему данное слово есть абстракция,  - то ответ, неизбежно вытекающий

из его понимания,  будет гласить: потому что это - слово, которое, как

таковое,  не может ничего выражать кроме "общего" и тем самым не может

никак выражать "единичного", то есть "конкретного".

     Ответ же с позиции диалектического материализма будет совсем иным

-  потому  что  данное  слово отражает,  фиксирует лишь одну из сторон

предмета. Это последнее и делает слово абстракцией.

     Согласно Фейербаху, сущность "абстракции" есть поэтому язык. Сог-

ласно Марксу - односторонность отражения, независимо от того, выражено

ли это одностороннее отражение в речи или же существует в форме непос-

редственного чувственного представления.

     Акт называния,  словесного  обозначения не создает абстракцию,  а

только выражает ее, является внешней формой ее существования, а не со-

держанием,  не сущностью абстракции, как это изображает фейербаховская

гносеология.

     Различить проблему  абстракции  от  проблемы словесного выражения

чувственных данных с этой  точки  зрения  вообще  невозможно.  Поэтому

именно для метафизического материализма абстракция как форма существо-

вания и развития логического мышления совершенно неразличима от слова,

обозначающего   непосредственночувственно   воспринимаемое   качество,

свойство, от абстракции, как формы существования в речи непосредствен-

но-чувственного познания.

     С этой точки зрения вообще невозможно уйти от  номиналистического

толкования  проблемы  абстрактно-логического  мышления,  от понимания,

отождествляющего слово и абстракцию.

     Трудность эта  покоится на том,  что человеческое чувственное со-

зерцание всегда совершается в единстве с речью,  с языком.  Но  просто

названное,  просто наименованное чувственное созерцание, пересказанные

в  речи  данные  непосредственного  чувственного  восприятия  остаются

по-прежнему чувственным созерцанием,  только названным, только расска-

занным.

     Просто пересказав данные чувственного созерцания, я остаюсь обеи-

ми ногами на ступени чувственного созерцания,  и никак еще не совершаю

тем самым автоматически акта действительного логического мышления.

     С точки же зрения метафизического материализма акт называния, акт

словесного  обозначения  тождествен переходу в область абстрактнологи-

ческого мышления. И этот вывод неизбежно вытекает из того узкого пони-

мания мышления,  которое видит мышление всюду,  где есть "абстракция".

 

                                - 7 -

 

Ибо абстракция для него есть специфическая особенность слова.

     Маркс понимает  абстракцию совершенно иначе.  Для него абстракция

есть прежде всего такая форма сознания,  которая  отражает,  фиксирует

одну из сторон вещи,  явления, при отвлечении от всех остальных сторон

и от внутренней взаимосвязи данной стороны со всеми остальными  сторо-

нами целого.

     Другое дело,  что человеческое сознание производит такое  выделе-

ние,  абстрагирование с помощью и посредством словам, речи, что всегда

слово тем самым оказывается формой существования абстракции.

     Но абстракция, отвлечение, отражение одной из сторон предмета при

опускании всех прочих совершается не только логическим мышлением, но и

непосредственным чувственным познанием.  Там, где имеется слово, обоз-

начающее чувственно воспринимаемое свойство предмета,  вещи,  явления,

свойство, общее целому ряду явлений, там можно говорить об абстракции,

но еще недопустимо говорить об абстрактно-логическом мышлении.

     Абстракция есть всеобщая,  простейшая форма логического мышления,

есть простейшее,  необходимое и всеобщее условие,  на основе  которого

только и может возникнуть логический процесс,  начаться логическое ос-

мысливание предмета.

     Но она  ни  в коем случае не есть специфическая форма логического

мышления, подобно тому, как товарное отношение, стоимость не есть спе-

цифически капиталистическое отношение,  хотя та же стоимость есть в то

же время всеобщая, необходимая элементарная форма существования и раз-

вития капитализма,  условие, при отсутствии которого капитализм не мо-

жет ни возникнуть, ни существовать.

     Логическое мышление предполагает наличие абстракции,  способности

к абстрагированию.  Эта способность развивается еще в пределах  непос-

редственно-чувственной ступени познания. Но это еще не является исчер-

пывающим условием появления логического мышления.  Абстрактно-логичес-

кое мышление предполагает также способность фиксировать отдельные сто-

роны вещей и явлений,  выделенные (т.е.  "абстрагированные") чувствен-

ностью в речи, в языке.

     Но даже выраженная в речи,  в языке абстракция еще  автоматически

отнюдь  не  превращается в форму движения логического мышления,  точно

так же как товар еще не есть автоматически форма существования капита-

ла.

     Для того чтобы абстракция, выраженная в речи, стала действительно

формой движения логического процесса, нужен еще целый ряд условий, ни-

 

                                - 8 -

 

как не вытекающих из природы "абстракции" как таковой,  как просто од-

ностороннего отражения вещи, явления.

     Этот вопрос Маркс и раскрывает своим учением о движении абстракт-

ного к конкретному, как единственной форме развития логического мышле-

ния,  мышления в понятиях.  Только в русле этого процесса абстракция и

становится не просто "абстракцией", а элементарной, всеобщей и необхо-

димой формой логического мышления.

     В то же время вне этого процесса абстракция, выраженная в речи, в

языке,  является формой существования не логического мышления,  а все-

го-навсего формой выражения чувственности,  чувственной ступени позна-

ния.

     Проблема отношения абстрактного и конкретного у Маркса ставится и

решается как проблема отражения человеческим сознанием  той  всеобщей,

закономерной взаимосвязи всех сторон,  граней,  черточек, свойств, ка-

честв и связей, которая существует в самом предмете - в форме взаимос-

вязи  отдельных  абстрактных  понятий,  каждое из которых отражает ка-

кую-то одну из сторон предмета.

     Проблема восхождения  от  абстрактного  к  конкретному,  проблема

"синтеза" абстракций в целостное понимание предмета, поэтому выступает

несравненно более сложной, нежели она казалась старому метафизическому

материализму.

     Для Фейербаха проблема эта представляется совершенно ложной,  на-

думанной. Ему представляется, что проблема эта может появиться в фило-

софии  лишь на основе идеалистического представления об отношении абс-

трактного к конкретному.  Гегелевская  логика,  по  мнению  Фейербаха,

только потому и бьется над проблемой "сочетания" абстракций в конкрет-

ное понимание,  что она прежде разорвала чувственно-данные связи, объ-

явила их неистинными;  только потому, что она их предварительно разор-

вала,  она их вынуждена опять  и  искусственно  "связывать",  выводить

"конкретное из абстрактного"...

     По Фейербаху, чувственность дает исчерпывающее познание "конкрет-

ного",  и  поэтому  "истинное" мышление не должно прежде всего "разры-

вать" чувственно-данные связи,  а только фиксировать их. Тогда не поя-

вится  никакой  нужды в том,  чтобы опять "связывать" абстракции между

собою...

     Это крайне скудное представление об абстракции, о роли абстракции

в познании чувственно-данной,  объективной  реальности,  об  отношении

абстрактного к конкретному естественно не могло послужить философской,

 

                                - 9 -

 

гносеологической основой научного анализа таких сложных  явлений,  как

явления товарно-капиталистической системы экономических отношений.

     Здесь то  требование  к  абстрактно-логическому  мышлению,которое

можно  выработать  на  основе  метафизического взгляда на абстракцию -

требование того сорта,  что "вещи не должны мыслиться иначе,  чем  они

происходят в действительности",  оказывалось уже не только крайне бед-

ным и ничего не дающим, но и прямо неверным, - поскольку под "действи-

тельностью" Фейербах,  как и всякий метафизик, имеет в виду непосредс-

твенно-чувственно воспринимаемый образ действительности.

     Перед Марксом  же  вставала  задача  совсем  иного сорта,  задача

вскрыть в явлениях, непосредственно воспринимаемых чувствами, их "сущ-

ность", - т.е. закон существования, развития и гибели капитализма.

     Для этого фейербаховская гносеология дать  уже  ровно  ничего  не

могла. Более того, она предполагает, что в самом предмете нет и не мо-

жет быть никакого различия,  а тем более противоположности между "сущ-

ностью" и "существованием", нет объективных противоречий и т.п. - т.е.

всего того, что должен вскрыть действительный научный анализ. И прежде

всего не годилось здесь фейербаховское решение вопроса о роли абстрак-

ции в познании, об отношении абстрактного понятия и действительности.

     Для политической экономии эта проблема имела самое непосредствен-

ное значение,  ибо классики политической экономии - как отмечает Маркс

в "Теориях прибавочной стоимости" - более или менее сознательно и пос-

ледовательно опирались в своих теоретических рассуждениях,  в способах

оперирования  абстрактными  понятиями  именно на локковскую философию,

теорию познания, на локковское понимание сущности абстрактного понятия

и его роли в ходе познания.

     Именно в духе локковского понимания решает,  например,  известную

трудность, касающуюся проблемы стоимости и ее отношения к капиталисти-

ческой форме производства,  Адам Смит.  Упершись в ту  трудность,  что

"стоимость",  "товарное отношение",  т.е. абстрактная категория, полу-

ченная путем анализа капиталистической формы  производства,  не  может

быть  непосредственно  истолкована как прямой аналог чувственно-данных

эмпирических отношений,  наблюдаемых в развитом  буржуазном  обществе,

Адам Смит теряется перед проблемой,  и теряется именно потому, что вы-

работанная им самим абстракция "стоимости",  "товара" не понимается им

в ее реальном значении. "Стоимость", "товарное отношение", как и любое

абстрактное понятие,  локковской философией оправдывается лишь  в  том

случае,  если  оно может быть истолковано в качестве того общего,  что

 

                                - 10 -

 

мышление выделило путем сравнения всех предметов,  обнимаемых этим по-

нятием. Абстракция, абстрактная категория для Локка и Смита есть прос-

то "название" для этого эмпирически общего свойства  известного  круга

предметов, вещей, явлений.

     Поэтому, когда в круг внимания Смита попадают такие явления,  как

зависимость  величины  прибыли  на капитал от величины этого капитала,

проблема средней нормы прибыли,  то ранее выработанная  им  абстракция

стоимости оказывается неприменимой, неприложимой к этому явлению...

     Именно метафизически-узкое понимание сущности абстракции,  ее от-

ношения к эмпирически-чувственной действительности и ставит Адама Сми-

та в тупик,  приводит его к тому парадоксальному и совершенно неразре-

шимому на основе локковской философии противоречию, что закон стоимос-

ти, "закон товара должен быть действительным для производства, которое

не  создает товаров (или создает их отчасти),  и не действительным для

производства, основой которого служит существование продукта как това-

ра..." [1].

     [1]  К.Маркс. Теории прибавочной стоимости, т.З, стр.54.

     "Абстракция", таким образом, проявляет свою диалектическую приро-

ду  в  форме парадоксально-неожиданного для самого ее творца свойства.

Будучи отвлеченной  именно  от  капиталистического  производства,  она

вдруг оказывается неприменимой как раз к самым важным явлениям капита-

листического производства, если ее продолжают истолковывать в качестве

названия того общего, что имеют между собою данные в чувственности яв-

ления, вещи, предметы, отношения.

     И эта проблема действительно неразрешима на почве метафизического

представления об отношении "абстракции" и "конкретности", на почве то-

го представления, что "конкретное" тождественно "чувственно-данном", а

"абстракция"  - чисто умственному отвлечению от всех различий,  объек-

тивно существующих в тех же самых явлениях.

     Пока мысль  Адама  Смита движется по пути вычленения того общего,

что он наблюдает в эмпирически данных ему явлениях  капиталистического

производства,  пока он вырабатывает абстракцию "стоимости",  "товара",

он не замечает тех различий, которые присутствуют в этих явлениях, ак-

тивно отвлекается от них.  Но как только дело сделано, абстрактное по-

нятие выработано, вдруг в качестве существеннейших характеристик явле-

ний  выступают  те самые "различия",  от которых он при выработке абс-

тракции стоимости отвлекался как от "несущественных" для теоретическо-

го анализа.

 

                                - 11 -

 

     Готовая, выработанная абстракция оказывается несовместимой именно

с теми явлениями,  от которых она отвлечена. И поскольку Адам Смит все

же хочет сохранить достижение своей теоретической мысли,  поскольку он

не  видит  ошибочности того пути,  который привел его мысль к созданию

абстракции стоимости, товара, он старается сохранить ее тем путем, что

относит ее "реальное" бытие к давно прошедшим временам,  когда не было

таких явлений, как прибыль на капитал и других важнейших чисто капита-

листических  явлений.  Только  этим путем он и способен "спасти" закон

стоимости, абстракцию стоимости.

     Проблема отношения  абстракции  к  чувственно-данной конкретности

выступала для политэкономии в качестве жизненно важной проблемы задол-

го до Маркса,  но как специальная теоретико-познавательная проблема не

ставилась до него ни одним из теоретиков политической экономии.

     Локк, Беркли,  Юм и другие философы,  занимавшиеся одновременно и

проблемами политической экономии, в счет идти не могут, ибо связь чис-

то  гносеологических  проблем  с  проблемами политической экономии ими

специально также не исследовалась,  а обнаруживалась в их трудах чисто

стихийным образом. Трудности теоретикопознавательного порядка от труд-

ностей, связанных с чисто конкретной спецификой экономического матери-

ала  ими  не  различались.  В  этом смысле и Локк и Рикардо в пределах

собственной политической экономии мыслили совершенно одинаково, не пы-

таясь дать себе ясного отчета в гносеологической стороне дела, не ста-

вили вопрос о методе мышления в политэкономии,  как специальную теоре-

тическую проблему.

     Решение проблемы сущности абстракции и ее отношения к чувственной

достоверности,  к  "чувственной конкретности" у Маркса основывается на

диалектико-материалистическом понимании процессов, происходящих в соз-

нании,  отражающем объективную реальность, данную в ощущении, в созер-

цании, в представлении.

     Маркс решительно отказывается от того одностороннего метафизичес-

кого представления, свойственного всему старому материализму, что абс-

тракция,  абстрактная категория,  абстрактное понятие лишь тогда "пра-

вильны", когда они непосредственно совпадают с эмпирически, чувственно

"общим", и подчеркивает тот качественный переход, который происходит в

сознании, когда последнее поднимается со ступени непосредственно чувс-

твенного отражения предмета на ступень его логического анализа.

     В связи с этим Маркс проводит  и  разграничительную  черту  между

чувственной и рационально-логической ступенью отражения не там, где ее

 

                                - 12 -

 

устанавливал старый, метафизический материализм.

     Установление эмпирически  общего  в явлениях и фиксирование этого

общего в форме абстрактной категории,  чисто аналитическое расчленение

предмета,  старый материализм - и Локк,  и Гельвеций,  и Дидро, и даже

Фейербах считали,  вообще говоря,  основной операцией мышления. Задача

мышления,  логической ступени отражения предмета в сознании понималась

крайне ограниченно.

     Чувственная достоверность,  чувственная ступень познания оказыва-

лась критерием истинности мышления.

     Особенно ярко это понимание выражено у Гельвеция.  Основным зако-

ном "правильного" логического мышления у него оказывается  "вниматель-

ность"  при  вычленении  абстрактных определений из чувственно данного

многообразия.

     Логическое познание с этой точки зрения начинается, строго говоря

там,  где имеется речь, акт называния, словесного обозначения. Понятие

и  отождествляется  со знаком,  со словесным обозначением того общего,

что так или иначе уже дано в чувственном созерцании.

     Если человек передал с помощью речи, рассказал, описал то, что он

видит,  - он тем самым совершил акт логического  мышления.  Назвал  он

предмет,  выработал  новое название - он выработал "понятие"...  Ту же

глупость утверждает и нынешняя формальная логика.

     Правильно отмечая неразрывную связь мышления и речи, старый мате-

риализм,  однако,  оказывался совершенно неспособным различать их друг

от друга, различать внешнюю форму мышления от содержания мышления, как

высшей, специфической познавательной способности.

     Эту слабость гносеологии метафизического материализма использовал

в своей борьбе против материализма Гегель,  подчеркнувший,  что "поня-

тие"  ни  в  коем  случае не совпадает с "названием",  и что на всякое

предложение,  внешне имеющее форму логического суждения, есть действи-

тельный акт мышления.

     Маркс решительно отказывается от свойственного всему старому ста-

рому материализму номиналистического понимания проблемы понятия,  абс-

тракции,  подчеркивая тот качественный скачок,  который  происходит  в

сознании, когда последнее поднимается со ступени чувственного созерца-

ния на ступень логического мышления, мышления в понятиях.

     Процесс "переработки  созерцания и представления в понятии" Марк-

сом понимается как операция несравненно более сложная  и  содержатель-

ная, чем представлял это старый, метафизический материализм.

 

                                - 13 -

 

     Если для последнего любое название для некоторого  общего  целому

ряду  предметов,  явлений свойства (или "признака",  как принято выра-

жаться в старой,  формальной логике) есть уже понятие, а любая грамма-

тическая  форма,  в  которой  устанавливается,  отражается объективная

связь предмета с его свойством,  или связь  двух  или  более  свойств,

признаков  - уже акт мышления в понятиях,  то диалектико-материалисти-

ческая логика Маркса раскрывает проблему совершенно иначе.

     Для Маркса, для диалектико-материалистической логики, для диалек-

тико-материалистического учения о законах и формах мышления эта  прос-

тая операция, действительно имеющая место в акте мышления, в том числе

и научного, еще никак не является специфической характеристикой мышле-

ния, как высшей познавательной способности человеческого сознания.

     "Общее" для целого ряда явлений,  предметов  выделяется  так  или

иначе  уже чувственной ступенью познания.  Общее для целого ряда явле-

ний,  предметов выделяет и "сознание", - т.е. высшая рефлекторная дея-

тельность мозга, - животных.

     Эта операция,  таким образом,  обща логическому мышлению с  любой

другой  формой,  ступенью отражения мира,  и никак не может рассматри-

ваться в качестве специфического признака логического мышления.

     Тем более  невозможным становится отличить логическое мышление от

более примитивных форм отражения мира в сознании там, где налицо речь,

язык,  если  продолжать попытки отличить мышление,  предмет логики как

науки по чисто внешнему, формальному признаку.

     Если непосредственное  созерцание,  представление отражают непос-

редственно как общее, так и единичное, то язык, речь вообще неспособны

отражать,  фиксировать,  удерживать  ничего,  кроме общего в явлениях.

Ибо,  если в языке выражено действительно единичное, то слово, его вы-

ражающее,  есть действительно всего-навсего знак, иероглиф, название и

ничего более.

     Таким образом,  если  понятие,  как  форму  логического мышления,

рассматривать как выражение, отражение "общего" в явлениях, то с одной

стороны  ничего  невероятного  в этом не будет - понятие действительно

отражает "общее",  но с другой стороны,  понятие  этим  будет  начисто

отождествлено  с  выраженным в речи,  в языке чувственным созерцанием,

представлением.  Последнее также отражает только общее, выделенное пу-

тем сравнения массы предметов,  явлений. Никакого специфического приз-

нака логического мышления, мышления в понятиях здесь не будет указано,

не будет дана "differentia specifica" "понятия",  не будет указано его

 

                                - 14 -

 

отличия от выраженного в речи чувственного созерцания,  представления,

чувственно-общего.

     Тем самым неверно будет определен,  отграничен предмет логики как

науки. Тем самым и исследование предмета с самого начала направится по

ложному пути.

     Отражение и фиксирование в речи того эмпирически общего, что дано

на поверхности явлений, и тех связей, которые даны чувственному созер-

цанию  еще никак само по себе не выводит сознание за пределы чувствен-

ной ступени познания.

     Я могу пересказать то,  что вижу, в формах, внешне ничем не отли-

чающихся от форм логического мышления,  и тем не менее остаться обеими

ногами на чувственной, на низшей ступени познания. Для того чтобы под-

няться на ступень логического понимания,  я должен выразить,  отразить

отнюдь  не  любую связь предмета с его свойством,  не любую связь двух

сторон предмета, лишь бы она была объективной.

     Для того чтобы выработать действительное понятие,  для того чтобы

совершить действительный акт переработки созерцания и представления  в

понятии,  т.е. действительный акт логического мышления, мышления в по-

нятиях, я должен отразить в форме суждений, умозаключений, рассуждений

не  любую,  а существенную в пределах данного предмета взаимосвязь его

сторон,  взаимосвязь всеобщую и необходимую в пределах данного,  расс-

матриваемого предмета, связь, составляющую внутренний, имманентный за-

кон существования и развития данного предмета,  связь,  рождающуюся  в

саморазвитии этого предмета.

     Эту сторону дела прекрасно показал Мао Цзэдун в своей работе "От-

носительной практики",  подчеркнув,  что о логической,  о рациональной

ступени познания в строгом смысле можно говорить лишь там,  где созна-

ние  исследователя отражает "Уже не внешнюю связь,  не внешние стороны

вещей,  явлений,  не отдельные их стороны",  но лишь там, где сознание

отражает "сущность явления, явление в целом, внутреннюю связь явлений"

[1]. [1] Мао Цзэдун. Соч., т.1, стр.5О9.

     Тот факт,  что Мао Цзэдун отличает рационально-логическую ступень

познания от чувственной не по внешнему, не по формальному признаку, но

по глубине достигнутого и выраженного в этих формах содержания, по ха-

рактеру и способу достижения этого понимания,  подтверждается тем при-