Ростовская М

Ростовская М.Н., Институт Латинской Америки РАН, аспирантура

Становление кредитно-банковской структуры в переходной экономике: опыт Чили, Мексики, Аргентины

Формирование кредитно-банковской системы в странах Латинской Америки проходило под воздействием меняющегося соотношения внешних и внутренних факторов и под сильным влиянием рецептов и рекомендаций развитых стран, с которыми эти страны были прочно связаны исторически. Концепцию развития региона как выход их кризиса 30-х годов подготавливала экономическая комиссия при ООН для стран Латинской Америки ЭКЛА. Это была программа импортозамещающей индустриализации и внутрирегиональной интеграции, но в 60-х годах вновь сказалась нехватка внутренних ресурсов для стабильного роста. Возобладали неокейнсианские воззрения на экономику, а после кризисов 1973, 1982гг. под воздействием МВФ начинается неолиберальный этап развития.

В экономической программе буржуазно-демократической индустриализации 30-70х гг. государству отводилась важная роль в кредитной и финансовой сферах: через центральный банк закреплялись функции кредитно-денежного управления. Индустриальное развитие программировали государственный кредит и кредитное регулирование. Программа была весьма эффективной: был преодолен кризис, создан промышленный базис. По социально-экономическим показателям Мексика вышла на 20 место в мире, темп развития составил 6.25% в год и даже опережал мировой. Аргентина в 60-х годах вышла на пятое место по величине ВВП, хотя склонность к вложениям в непроизводительные сферы деформировала процесс накопления капитала. В экспортноориентированной Чили бурно развивались средние слои, но узость внутреннего рынка ограничила импортозамещение. Кредитно-банковская система была подчинена плану роста.

Развитие кредитно-финансовой системы стран отражало возможности стран. Сбережения домохозяйств здесь малы, чтобы реализовать схему: “сбережения - концентрация капитала - инвестиции”. Отсюда производство капитала и его распределение через систему кредитно-банковских институтов считалось первоочередной задачей. Частный и государственный банк в индустрии капитала не противопоставлялись, политика строилась на их дополняемости, но из-за слабости частных банков основные потоки финансов шли через кредитные учреждения государства. Деятельность частных банков регламентировалась, их счета в центробанке и кредиты привлекались к финансированию хозяйства и покрытию бюджетного дефицита через вмененную покупку бон. Система государственного промышленного кредита выстраивалась на базе банков развития. Ее дополняли учреждения специального кредита, банковские и небанковские институты, целевые фонды при госбанках. В рамках политики регионального развития были созданы муниципальные и региональные банки.

Вместе с тем государство содействовало концентрации частного банковского капитала через разорение мелких банков, шло развитие частного долгосрочного кредитования, диверсификация банковской деятельности. Законодательно поощрялись слияния и объединения, создание банков универсального типа, стимулировалось появление финансовых групп и выход на международный рынок, а когда ограничительные законы для нерезидентов смягчились, создание ассоциаций с иностранными банками. Банки стали выступить центрами экономической власти, шло их переплетение с промышленным капиталом.

Вместе с промышленным кредитом параллельно росту средних слоев в Аргентине развивался потребительский кредит, хотя многие сектора экономики так им остались вне банковского обслуживания. По охвату населения услугами (2500-8000 человек на 1 банк) банковская сеть считалась развитой. В городе и пригороде были коммерческие банки. Кооперативные кредитные организации тяготели к малым городкам, а специальные фирмы, выполняющие операции с ценными бумагами, выдающие арендный кредит, частные инвестиционные фонды, ассоциации и ссудно-сберегательные банки концентрировались в столице, где была биржа. Появление новых участников ссудно-сберегательного рынка к 70-м гг. вызвало сокращение ссуд банков со 100% до 73%.

При различии в морфологии кредитно-банковских институтов в Чили, Мексике, Аргентине создана стройная система кредита, банковских и небанковских финансовых институтов, где аккумулируются накопления. Национальная кредитная политика поддерживала государственный, частный и даже иностранный сектора в производстве, хотя существовали ограничительные нормы на предпринимательский иностранный капитал. Однако при всей своей проработанности принятая стратегия не смогла вывести страны за пределы зависимости от динамических центров мировой экономики. Чтобы добиться права уйти от зависимого развития, капитал надо не только производить, но и импортировать. Развитые страны потому и развитые, что у них тотальная капитализация внутренних сбережений в воспроизводственном контуре, достигнута нужная емкость банковской системы. В Латинской Америке частные банки недостаточно сильны, отношение “депозит/ВВП” так и не поднялось выше 50% при всей стимулирующей политике государства. Финансовая недостаточность региона вынуждает к неэквивалентному обмену с центрами.

На структурные изменения в хозяйстве латиноамериканской периферии сильнейшее влияние оказал макрокризис мировой капиталистической системы. Была принята неолиберальная парадигма развития, во многом противоположная той модели, в рамках которой страны развивались 50 лет, что провоцировало фундаментальный трансформационный процесс. Центрам, контролирующим мировое пространство, в 70-х годах удалось перевести часть депрессивного производства, избыточного капитала на периферию и “перебросить” туда часть своих кризисов. Социально-экономические показатели демонстрируют тяжелые последствия структурной ломки модели “опоры на собственные силы” и создания модели открытой рыночной экономики финансовых рынков с привлечением внешних инвестиций. Осуществлен переход от системы государственных кредитов к системе финансирования развития из частных внешних и внутренних источников. Здесь отметим следующее:

1. Неолиберальная программа предполагает отказ от использования в экономике государственных денег и займов в пользу частных (внешних и внутренних) источников финансирования по западному образцу (прямые и портфельные инвестиции, банковский кредит) для свободного притока внешнего капитала.

2. Провоцируемые переходные экономики нестабильны из-за долгового бремени и институциональной недостаточности и неизбежно расстройство системы. Переходный этап требует умения мобилизовать собственный инвестиционный потенциал и внутренние ресурсы, определить тактические и стратегические цели, найти инструменты под них. У стран второго эшелона всегда будет нехватка капиталов для таких масштабных задач, возникнет инфляция и банковские кризисы. Опыт региона показывает, что лишь комплексные меры по стабилизации государственных финансов, упорядочивания денежного обращения позволяют обуздать инфляцию и реорганизовать кредитно-банковскую систему.

3. На волне рассогласования хозяйственного механизма в 80х правительства приняли вынужденно-адаптивную универсальную программу МВФ, которая вела к фазе депрессии и структурно-институциональной перестройке хозяйства под воздействием условий ликвидации бюджетного дефицита. Была достигнута макроэкономическая стабилизация к 90-м годам, но остались социальные последствия и неустойчивый механизм торгово-финансовой интеграции. И стабильность, и декапитализация агентов внутреннего рынка отразились в морфологии трансформированной кредитно-банковской системы.

4. Несмотря на универсалистские принципы неолиберальной доктрины МВФ, страны региона показали многовариантность структурных преобразований. Антикризисная политика ушла от жестких стереотипов в сторону поиска гибких путей и даже в Мексике в условиях “броска” к финансовой либерализации государство контролировало постфактум процессы и направляло их в нужное русло, хотя на предписания МВФ влиять не могло. Единой стратегии выхода из кризиса не получилось, ортодоксия МВФ воспринималась скорее как рамочная. “Ахустес” - коррективы к политике все время дополнялись мерами “реахустес” (внесением новых поправок), хотя было всего две цели: сбалансированность цен на внутреннем рынке и сбалансированность внешних расчетов (которая достигалась за счет несбалансированости внутренней).

5. Модернизация банковской системы шла через преодоление структурного банковского кризиса в контексте общих экономических реформ, но по разному. В Мексике неолиберальный пакет мер ввели залпом в ходе так называемой “салинастройки”. Чили, напротив, корректирует все неолиберальные меры и “опытным путем” находит приемлемые ей варианты и революционно покончено лишь с бюджетным дефицитом и режимом С.Альенде. Аргентина неоправданно долго “топчется на месте”, сохраняя бюджетную проблему, а потом проводит реформы в форсированном темпе, применяя к банковскому делу стратегию “опережающего развития”. Но во всех случаях можно отметить, что уникальный опыт стран в структурной перестройке хозяйства по пути к открытой рыночной экономике родился в ходе трансформации самой неолиберальной модели, вступив с ней в противоречие. В Чили либеральный режим сочетается с прагматизмом и государственным дирижизмом и она выходит на уровень, близкий к уровню центров мирового хозяйства. Глобализацию разворачивают лицом к национальной экономике, ставят на службу суверенному государству. Мексиканская политика открытых дверей привела ее к интеграции в мировую экономику и страна испытывает все ее катаклизмы. Мексику спасает северный сосед, который оказался с ней тесно связан. Вхождение в НАФТА - логическое завершение ее экономической истории и банки станут единым целым, но еще больше объединяет НАФТА фондовая система. Сложное положение у Аргентины. Двумонетная система “песо-доллар” обеспечила финансовую стабильность, но страна все чаще отказывается от прав суверена в пользу международный договоров. Двусмысленна и ее позиция в МЕРКОСУР, но именно здесь она стала экспортером капитала.

6. Роль национального государства в современной экономике минимальна, но надо видеть весь комплекс задач, появляющихся в рыночной системе, которые никто кроме государства в рамках глобальной экономики не решает. В условиях привлечения внешнего капитала финансово-торговая политика приобретает особую значимость, но она и трудоемкая, и селективная, здесь не быстрые, но прогрессивные и предсказуемые выгоды и выход из кризиса.

7. На смену прямого участия государства в системе госкапитализма в рыночной открытой экономике пришло госрегулирование процессов, которое становится гибкими с корректировкой курса под новые реалии. Государственная политика в области кредитно-банковской системы осуществляется через законодательство и ставший автономным от государтсвенного аппарата центральный банк, задачи которого в обеспечении устойчивости и эффективности финансовой системы. План по развитию рынка и его инфраструктуры принимается государством. ЦБ становится не просто эмиссионным центром, но органом кредитно-денежной политики и денежного обращения, центром развития эффективной кредитной системы, институтом надзора и защиты клиентуры, финансовым агентом правительства. Опыт Чили показал, что уход государства из банковской системы (в период “шоковой терапии”) подобен буре и разруха сводится к минимуму, когда государство становится гарантом банковской системы. Глубокие противоречия порождаются тем, что центральные банки больше не властны регулировать процентную ставку (новый уровень ставки становится завышенным). Если в модели “опоры на собственные силы” центральный банк работал на экономическую экспансию (рост ВВП был самоцелью), теперь высшей целью объявлена стабильность и “благоприятный инвестиционный климат”, механизмы финансовой политики работают на обеспечение предсказуемой динамики цен и процентных ставок.

8. Достигнутая стабильность относительна из-за внешних финансовых кризисов. Финансово-валютная система стала интернациональной, но формы организации денежно-финансовой системы государственно-национальные. Проводимая странами внешнеэкономическая стабилизация поверхностна: ни мексиканские приемы регулирования курса песо, ни аргентинская двумонетная система не являются эффективными. Стабильный валютный курс получен только в Чили.

9. Банки, пережив структурные реформы, выявили жизнеспособность, несмотря на потерю малых фирм. Они смогли выработать новые способы самозащиты в условиях паритета кредитных и финансовых источников капиталовложений.

10. Политика “оздоровления” банковской системы строилась на укреплении позиции банка как института рынка. Результат дал себя знать только в связи с усилением регулирующей роли государства в стабилизации национальных финансовых рынков при ставке на консервативные меры регулирования без прямого административного вмещательства. Получена либеральная система с диверсифицированной деятельностью, но при этом ужесточена банковская дисциплина. Систему оздоровляли ликвидацией нездоровых банков, национализацией с реприватизацией, слиянием, рекапитализацией и списанием плохих кредитов. Политику банковской санации проводили специальные государственные агентства. Развитие системы банковского надзора не успевает за сектором банковских услуг, регулирующие органы поэтому принимают тактику блокирования и предупреждения кризисов.

11. В неолиберальной программе частный банковский кредит должен заменить государственный. Это навязанная позиция ложится на не подготовленную почву. Отсюда рост непроизводственного кредита (потребительского, ипотечного) и большие, чем в госбанках трансакционные издержки. Рост кредитных денег превосходит индустриальный рост.

12. Государственные банки попали в тяжелое положение, хотя государственные финансы, аккумулированные разными способами, и в дальнейшем будут привлекаться на важные проекты, плохо финансируемые из частных источников и для оказания технико-консультативной помощи. Продолжают действовать госбанки развития в Чили и Мексике, они не отстранены от хозяйственной жизни, но пока нет целостной концепции по поводу государственных банков. В альтернативу развиваются субрегиональные кредитно-финансовые организации.

13. Неэластичность банковских механизмов обеспечить быстрое перемещение средств компенсируется фондовым рынком. Но банковский кредит и эмиссия ценных бумаг как механизмы мобилизации ресурсов уже не являются тождественно заменяемыми и для разных экономических условий одна форма может быть лучше другой и важна концепция организации рыночной инфраструктуры для перелива капитала. В регионе развиты и биржи, и банки, равновероятны обе модели (континентальная “рейнская” и “англо-саксонская”). Мексика, Аргентина зависимы от США и модель рынка формируется по типу американской , что предопределяет правила развития их банковских активов.

14. Суть модели Мексики: экономические субъекты привлекают с помощью весьма совершенных институтов фондового рынка ресурса больше, чем через банковский кредит. Центрами предпринимательства стали брокерские конторы, а не банки. В Чили наоборот, банки остаются ведущей предпринимательской структурой, пакеты акций, обеспечивающие прямые инвестиции, продаются через мировые биржи, собственный рынок ценных бумаг имеет местное значение и включается в структуру обслуживания встроенных стабилизаторов (пенсионных фондов, страховых компаний). У Аргентины промежуточное положение, профучастники рынка ценных бумаг и кредитные институты тоже.

17. Долговой кризис породил квазиденежные активы. С подачи МВФ в ход пущены высокодоходные краткосрочные государственные облигации, что провоцировала торговый тип портфеля некоторых национальных банков. Банки увлеклись операциями с ценными бумагами и валютой, уйдя от кредитования долговременных производственных процессов. Обвалы пирамид облигаций, биржевые кризисы 90-х годов побудили банки к формирванию инвестиционного портфеля и работе по схеме: брать депозиты, давать кредиты, слушать заемщика

18. Весьма совершенный фондовый рынок Мексики и проработанные законы по иностранным инвестициям не обеспечили подъем экономики. Передовая фондовая инфраструктура, чрезмерно распахнутая мировому финансовому пространству, оторвалась от остального хозяйства, а рынок ценных бумаг выступил альтернативой рынку ссудного капитала. Этот разрыв препятствовал органичному взаимодействию фондового рынка и сектора реальной экономики.

19. Опыт Мексики 1994г. показал, что рост на транзитном капитале в любой момент может обернуться спадом из-за стихийного отзыва средств инвесторов. В этом плане капиталовложения через банковский кредит выглядят надежнее, и в условиях паритета в мобилизации капитала государство начинает строить собственную политику экономической безопасности. Оно должно заботиться о структуре привлекаемого капитала. В Чили введена ограничительная политика: при широком использовании рынка ценных бумаг для привлечения внутренних и внешних инвестиций поставлен заслон спекулятивному капиталу. Мексика подстраховывает фондовый рынок укреплением системы банковского кредита.

20. Универсальные схемы МВФ, испытанные на Мексике, предполагали второй этап: вывод на стадию роста на иностранных инвестициях уже при глубокой интеграции в мировое хозяйство. Предполагалось поэтапное снижение доходности финансовых операций, что вызвало бы переток средств с рынка государственных ценных бумаг в сферу прямых промышленных инвестиций. Но проект МВФ в Мексике провалился. Технологии, как бы рациональны они не были, в переходных экономиках из-за сложности происходящих процессов не работают. Этапа развития “изнутри”, не ведущего к росту внешней задолженности и декапитализации не получилось. Долг Мексики и Аргентины выше $150млрд, он продолжает расти. В другой форме (через тесобоно и сете) сохранилось дефицитное финансирование экономики, в этом смысле программа МВФ оказалась несостоятельной. На внешнем рынке капитала обострилась конкуренция за инвестиции и капитал стал дороже. Исчерпаны внутренние возможности от распродажи госсобственности, а игры на курсах валют оказались рискованными. Инфляция загнана вовнутрь (сжалась денежная масса и платежеспособный спрос населения). Мексиканский биржевой крах 1994г. стал логическим финалом политики МВФ. Она оказалась и ограниченной, и недостаточной, не способной обеспечить экономический рост.

21. Глобализация максимально затрагивает финансовую сферу национальной экономики. Стабилизационные программы выстроены на теории, разделяющей реальный и кредитно-денежный сектора. Финансовая либерализация, диктуемая внешним императивом, вызвала опережающие изменения в надстроечных, а не базовых этажах хозяйственной системы, что рождает сильные диспропорции и отрыв финансового этажа. Но есть предел “независимости” финансов.

22. Модель МВФ ориентирует на глобального инвестора и мировые финансовые центры. В то же время опыт латиноамериканских стран свидетельствует, что надо пренебрегать региональным инвестором и сбрасывать интересы населения в угоду иностранного инвестора. Нужен баланс интересов на базе экономического подъема и повышения жизненного уровня населения. Но для преодоления спада производства требуются инвестиции и государственные расходы, значит тотальный переход на частные инвестиции преждевременный, значит необходимо выстраивать другую кредитную политику, расширять частное банковское кредитование при пониженной процентной ставке. Вряд ли в ближайшей перспективе мировой рынок вернет здоровую иерархию процентов в отношении длинных и коротких финансовых инструментов, поэтому в регионе придают значение мобилизации внутренних источников роста и трансформации в производство. Выход на экономический рост будет нелегким и не скорым.

Сегодня будущее региона, как и многих стран мира зависит не столько от усилий государств, сколько от перспектив мировой экономики. Глобальная финансовая система, построенная на принципе свободно плавающих валютных курсов и принципе свободного перемещения капитала противоречит интересам стран. Абсурдна ситуация, когда экономика может функционировать только на экспортных изделиях и только если велика доля товаров с высокой добавленной стоимостью. Парадокс в том, что экономика ориентирована национально, а денежная политика государства развернута на международные финансы.

Латинская Америка: долговой кризис и мировая секьюритизация

Кризисы задолженности возникали в экономической истории всякий раз при смене направления финансовых потоков и был ответом на накапливаемые в мировом хозяйстве диспропорции. Хорошо интегрированная в мир Латинская Америка, к примеру, испытала на себе воздействие четырех долговых кризисов: 1820, 1870, 1930, 1982гг. Последний кризис затронул 140 стран-дебиторов. Ему предшествовал структурный кризис экономики развитых стран, выраженный там сбоем “кривой Филлипса”[1]. Отказал главный индикатор кейнсианской эпохи. За этими кризисами последовал кризис индустриальной цивилизации - производство стало не главным в современном мировом хозяйстве.

Одновременность роста инфляции и безработицы (стагфляция), классического и кейнсианского кризиса в открытой экономике, антикризисные мероприятия к которым взаимоблокируются, означали, что макроэкономические трудности носят иной, посткейнсианский характер. Для кризисов 70-х годов характерны издержки исключительно всех национальных производств в сравнении с ТНК, падает их рентабельность, плохие внешние счета (классический кризис), мал спрос домохозяйств (кейнсианский кризис). Политика жесткой экономии, принятая для борьбы с инфляцией, вызывает рецессию в мировом масштабе. На этом фоне и появляется долговая проблема стран, предопределившая всю дальнейшую эволюцию международных экономических отношений.

Задолженность - главная черта посткейнсианского хозяйства. Это относится и к потребительской задолженности: в 1986г. долги населения развитых стран выросли в 5-15 раз по сравнению с 1970г. В средине 80-х годов общий номинальный долг США в $2.5трлн. удерживали госагенства и инвестиционные фонды (21%), банки Федеральной Резервной Системы (9%), коммерческие банки (10%), финансовые учреждения (29%), фонды валютного рынка (1%), администрация (11%), домохозяйства (6%), нерезиденты (8%).

Внешние займы трансформируют экономику и стимулируют квазиденьги, что усложняет структуру денежной массы. В денежном обороте оказываются не только наличные и кредитные деньги. Меняется морфология банковской системы, а денежно-кредитная политика оказывается недостаточной. Брешь заполняет “секьюритизация”, что рождает виртуальный мир, ибо “все, занимающиеся денежными оборотами, стремятся увеличить свои капиталы до бесконечности” (Аристотель). Монетарные и финансовые символы обращаются со скоростью 24 часа в сутки в немыслимых количествах по электронным сетям глобальной финансовой системы, потеряв всякую связь с процессами создания богатства. Количество долларов, перемещаемое при обмене реальными ценностями соотносится с их количеством в финансовых потоках как 1:30.

Период “правой революции” поражает не только “рейгономикой”, “тетчеризмом” и битвой с государством в экономике. Можно заметить, что мировое распределение дефицитов и излишков (совокупные финансовые потоки по периодам по отношению к мировым потокам текущих операций) в 1967-82гг. вызывало перевод средств в направлении “центр-периферия”, в 1974-82гг. “периферия-центр”, в 1983-90гг. - “центр-периферия”. Свободная международная торговля имела макроэкономический эффект, но интернационализация рынков капиталов опережала ее и воздействие колебаний финансовых капиталов способно опрокинуть рынки товаров и услуг.

По странам, которые импортировали капитал, ударило трехкратное увеличение цен на нефть, снижение цен на потребительские товары, скачек процентных ставок. Они вынуждены были идти на поклон к бреттон-вудским институтам, что на 30% увеличило объем невыплаченных долгов, но кредитоспособность не улучшилась. Бум международных займов начала 70-х гг. стал крахом в1982г, когда Мексика объявила миру о дефолте.

1982-83гг. были тяжелыми для латиноамериканского региона. Кредиторы пролонгировали долг, но прежний механизм государственного финансирования экономики, которым отличались страны Латинской Америки, не работал. Позиция же США на рынке ссуд стала слабеть с выходом на него в 1985г. Японии. Это расширило возможность компромисса, но соотношение экспортных и импортных цен ухудшалось. “Ценовые ножницы”, протекционизм к своим рынкам в США, Европы развеяли миф о “свободной торговле”.

Организаторами денежных вливаний для спасения стран-должников стали международные кредитные институты. Дебиторы согласились на жесткие режимы экономии по улучшению платежного баланса. В процессе урегулирования долга Мексики использовалась коллективная система займов, в которой участвовало 500 банков. Впервые кредиты шли не в экономику, а на обслуживание долга. Транснациональные банки (кредитовавшие правительства) делились на те, что выживали и те, что были вовлечены в систему. Новые кредиты странам выдавались отныне через МВФ и в минимальном размере. В 1984г. менее половины процентных выплат по займу авансировано в форме новых кредитов, но они поступали не от коммерческих банков, а из других источников. Отток наличности в ТНБ был слаб, накапливались резервы против необеспеченных долгов для улучшения коэффициента покрытия.

С 1983-87гг. было введено репрограммирование, институционализация и конверсия долга. Частные банки США уменьшили отношения долга к собственным капиталам с 125% в 1981г. до 80.4% в 1985г.. Эти банки имели низкий уровень провизий (5%) против европейских (40%), поэтому были заинтересованы в кредитной поддержке должников через план Бейкера, чтобы оставить долги в разряде “хороших”. С 1988г. появилось управление долгом, стандартизированы новые нормативы надежности кредитных институтов. Поднята планка собственных фондов банков к их активам, взвешенным по структуре рисков ( 8%). Банки стали избавляться от негарантированных долгов (с риском 100%), участились конверсии долга в облигации с “правом выхода”.

В 90-х годах была осознана острота долговой проблемы, но пока эмиссия долгов не выходила за рамки, она одобрялась. Затем по странам прокатилась выправляющая завышение курса валют волна “девальваций”. Сложившееся экспортно-импортное соотношение цен исключало накопление валюты у должников и провоцировало гиперинфляцию.

Единой стратегии выхода из кризиса задолженности не получалось. По рекомендациям неформального объединения кредиторов Парижского и Лондонского клубов долг стали взимать с использованием разных “меню” для разных типов должников. В средине 90-х годов для развивающихся стран со средним уровнем дохода (на которые приходилась большая часть задолженности ТНБ) провели конвертационный “план Брейди”, допускающий займы у международных финансовых институтов. Инструментарий позволял с малыми потерями списывать обесцененную кредиторскую задолженность с балансов кредиторов. Облигации были ликвиднее банковских кредитов за счет множественности участников “плана”, незначительного разрыва цены продавца и покупателя и наличия обеспечения. Котировки долгов повысились на 20-30%, доходность операций в 1.5-2 раза превышала доходность ценных бумаг развитых государств. Ее максимум в 44% был в 1993г., но обвал мексиканского фондового рынка в 1994г. снизил показатели до 15%.

К концу 1995г. эмитировано “облигаций Бреди” на $140 млрд., 86% их пришлось на Латинскую Америку. Бразилия и Аргентина стали выкупать и конверсировать свои долги, банки избавлялись от рисковых облигационных активов. Если в 1988г. объем операций по выкупу и обмену долгов был в 7 раз меньше, чем другие сделки своп, то в 1990г. соотношение изменилось и разрыв увеличился на несколько порядков. В настоящее время выкуп и обмен долгов доминирует в урегулировании задолженности: на другие своп в 1994г. приходилось менее 1.5%. Часть долговых свопов была спекулятивной. Долги продавали со скидкой до 90% номинала, оборот рынка не оглашался, ориентировочно в средине 80-х годов это $2 млрд в год, в конце 80х годов - $15 млрд. Котируются долги Мексики, Чили. В 1997г. при росте торговли долговыми обязательствами объем продаж “облигаций Брейди” упал до $2.4 трлн. Снижается доходность других государственных бумаг. Они реже приобретаются институциональными инвесторами. Но острота спасения ТНБ снята. Идет поиск новых схем внешнего финансирования через global Bonds, обменные операции, пролонгированное долга.

Все более обозначается путь компромисса, хотя технократическим путем проблема не снимается, долги накапливаются, растет конкуренция между потребителями кредита. Рынок определяется формулой “спрос-предложение” и суть долговой проблемы не в кредите, хотя кому-то нравится “жизнь взаймы”. Главное в том, что ресурсы, необходимые для развития периферии, кормят рантье развитых странах. Богатые становятся еще богаче, бедные еще беднее как в человеческом, так и в страновом измерении. По данным МВФ только проценты и амортизационные отчисления 1995г. составили $1.7млрд, задолженность увеличилась на $1.8 млрд. На рис.1. приведен неутешительный тренд роста долга континента.

$млрд.

Рис.1 Рост долга в странах Латинской Америки

Долговая проблема рождена “диким либерализмом”. Одни страны (или одна страна) стали определять судьбу других. Эксплуатируются экономические связи и пропорции, производство стало менее доходным, чем торговля, торговля менее доходна, чем финансовые операции. На примере Латинской Америки можно сделать вывод, что ждет всех иных, кто следует этим путем. Долги России такие же, как у Мексики или Аргентины. Но Россия никогда не будет членом НАФТА или 52-м штатом США, или не сделает доллар своей валютой. Но система долговой зависимости абсурдна и устойчивой быть не может.

Ростовская Марина Николаевна

Становление кредитно-банковской структуры в переходной экономике: опыт Чили, Мексики, Аргентины - на что должны обратить внимание в России.

Последняя четверть века знаменательна тем, что многие страны прошли непростой процесс трансформации национальной кредитно-банковской системы под воздействием факторов глобального и национального характера. И хотя в России капиталистическая банковская система создавалась “особым путем”, ей не мешало бы присматриваться не к опыту развитых стран, а к результатам модернизации в условиях периферийного капитализма не столько из-за сходства экономико-географических параметров, но потому, что капиталистический мир функционирует на неравноправной основе и в “клуб избранных” нас не возьмут.

Но на периферии есть страны, которые добились успехов в условиях, когда “правила игры” были навязаны с кредитом МВФ. К ним и относятся Мексика, Чили, Аргентина, которые имели в свое время “стаж” государственно-капиталистического развития, в модели которого государственный кредит играл главную роль ввиду слабости частного капитала. Неолиберальный эксперимент проводится уже четверть века, с ним свыклись, но что главное - при всей его негативности, его сумели обернуть на пользу себе. Указанные страны считаются экономическими фаворитами континента, они успешно адаптировались к ситуации привлечения ресурсов с глобального рынка капиталов, преодолели инфляцию, создали “благоприятный инвестиционный климат” и миновали депрессивную фазу развития. Вместе с тем в этих моделях разный вектор экономического развития. Чили является примером успешного преобразования, хотя не все проблемы решены. Здесь созданы такие институты, что оставаясь открытой рыночной экономикой, привлекая иностранные инвестиции для развития своего хозяйства, Чили не сильно подвержена влиянию “летучих” денег мирового финансового рынка. Мексика - страна классического государственного капитализма в прошлом, примечательна тем, что радикально сменила модель развития (создана инфраструктура рынка ценных бумаг по американскому образцу). Кредитно-банковская система в таких условиях кардинально меняется. У Аргентины не сразу появилась успешная стабилизационная программа, но только в комплексе с ней удалось предотвратить разрушение банковской системы и перейти к ее реформе. К тому же Аргентина отличается наличием региональных банков и мелких, рассосредоточенных по стране банков “традиционного” типа, выдающих ссуды за счет депозитов сберегателя, что предопределило специфичный путь банковских реформ. Таким образом опыт этих стран дает возможности изучения финансово-экономической палитры переходных процессов и творчески соотносить с ситуацией в России.

Сегодня будущее региона, как и стран мира зависит не столько от усилий государств, сколько от перспектив мировой экономики. Глобальная финансовая система, построенная на принципе свободно плавающих валютных курсов и принципе свободного перемещения капитала противоречит интересам стран. Абсурдна ситуация, когда экономика может функционировать только на экспортных изделиях и только если велика доля товаров с высокой добавленной стоимостью. Парадокс в том, что экономика ориентирована национально, а денежная политика государства развернута на международные финансы.

Ростовская Марина Николаевна, Институт Латинской Америки

аспирантура 2000г.

“Инвестиционный климат”: чему нас учит мексиканский кризис

Латиноамериканский регион - испытательный полигон проектов капиталистической перестройки мирового хозяйства по рецептам академиков из США. К Мексике это относится в первую очередь: МВФ не скрывает, что свои рецепты апробированы здесь. До реформ Мексика представляла модель протекционистской экономики монополистического госкапитализма и это был антипод неолиберальной открытой рыночной экономике. Нефтяные ценовые катаклизмы поставили страну в ситуацию дефолта в августе 1982г. Страна не могла платить по внешним долгам кредиторам из транснациональных банков. Система частных международных банков оказалась на грани краха и ради ее спасения и должники, и кредиторы переходят к режиму жесткой экономии: в ответ на кредиты МВФ Мексика принимает всем известный пакет “стабилизационных мер”, т.е. неолиберальную программу. Вместе с тем США, у которых Мексика находится в пассиве платежного баланса, решают перевести ее на “самые современные технологии” инвестирования через систему мировых финансовых рынков созданием фондового рынка англо-саксонского образца.

В 1987г. перед увеличением цен и налогов профсоюзы, крестьянские, предпринимательские объединения и правительство Мексики подписали “Пакт экономической солидарности без социальных потрясений”. За ним стоит стремление правительства снизить социальные риски накануне поворотного момента, социальные последствия от которого прогнозировали как негативные. Жизненный уровень населения снижался, но обнаружился любопытный социальный феномен: чем ниже доход, тем больше было сторонников “неолиберализма”. В 1988г. пост президента занял технократ-неолиберал К.Салинас де Гортари. Его учителем был Руди Дорнбуш, профессор Массачусетского технологического института, создатель плана развития Мексики на 1989-94гг.. Видный мексиканский экономист Ф.Зерменьо, апологет комплексной внутренней модернизации, справедливо критиковал этот план “распахнутых дверей”. Он писал:” Наша открытость внешнему рынку должна быть выборочной и постепенной. Следует дать шанс национальной промышленности модернизироваться, а для этого надо взять ее под защиту государства”[2]. Но для американских советников приоритетом являлась не промышленная политика, а проблема развязки долгового кризиса. Доморощенные сторонники неолиберального проекта рассчитывали придать экономике динамизм, поднять конкурентоспособность промышленности, расширить экспорт и дать возможность Мексике полнее участвовать в международной торговле. Они надеялись на предлагаемые рецепты, но перестройка институтов требует и времени, и помощи государства. Поэтому Ф.Зерменьо не одобрял устранение государства от задач обновления. Тревогу выражали и другие национальные экономисты.

Внешне Национальный план развития предусматривал благие цели: рост предпринимательства, сбережений населения, модернизацию, эффективное использование капитала, введение финансовых инноваций, расширение радиуса действия кредитных и некредитных учреждений, повышение включенности Мексики в мировое хозяйство. Говорилось о самостоятельности предприятий, но не упоминалось о смене форм собственности. Однако “салинастройка” знаменита именно широкомасштабной приватизацией, к ней толкали долги.

Параллельно с антиинфляционной политикой, реформированием кредитного дела проведена либерализация банковского регулирования, что позволило увеличить ликвидность, расширить кредитование частного сектора. С 1988г. по 1992г. отношение “кредит/ВВП” увеличилось с 40.5% до 52.2%, а кредиты частному сектору возросли с 9.8% до 31.1%. С 1990г. разрешены финансовые групп по схеме холдинга. Были попытки укрепления внутреннего инвестора.

Модель предусматривала привлечение инвестиций посредством инструментов фондового рынка в гораздо большей мере, чем через банковский кредит. Исторически сложившийся в Мексике способ аллокации ресурсов и становление брокерских институтов позволяли стране это, но здесь слово сказал интерес США, что предполагало определенную унификацию норм по их образцу. Национальный план развития предусматривал и банковскую реформу

Составной частью реформ и постприватизационных потребностей было развитие инфраструктуры рынка ценных бумаг. Предполагалось отладить механизм циркуляции крупных североамериканских инвестиционных ресурсов. Именно с Мексики начинается бум “нарождающихся рынков" - в 1989г. появился самый привлекательный по разнообразию, доходности и объему капитализации фондовый рынок мира. Здесь был интерес к среднесрочным и долгосрочным инструментам, число сделок с ceтe (аналог ГКО) упало до 50% в стоимости ценных бумаг, долгосрочные долларовые облигации пагафе, банковские векселя с длительным сроком погашения aceptaciones bancarias улучшили структуру внутреннего долга, хотя краткосрочный рынок составил 96.22% оборота биржи. Котировались и банковские эмиссии, и облигации казначейства тесобоно, долларовый доход по которым был выше дохода от аналогичных облигаций на мировом рынке. К наиболее популярным облигациям, эмитированным правительством, добавились ахустабоно, чья доходность была привязана к индексу инфляции. Индекс Мексиканской биржи вырос к 1993г. до 317.9%. Развитие государственных ценных бумаг шло от простых облигаций до сложных инструментов (более 30 видов), рассчитанных на разных инвесторов и предоставляющее разные условия займа. Объем облигаций с фиксированным доходом в 1991-93гг. составил 15% от общемировых, объем операций только с тесобоно достиг $28 млрд.(1994).

Бурное развитие современной финансовой инфраструктуры, основанной на передовой технологии, законодательная база, названная Международной Финансовой Корпорацией наиболее совершенной среди развивающихся стран - все это способствовало выходу Мексики в фавориты и развороту в ее сторону значительной часть мировых финансовых потоков. Хорошие законы и цивилизованный учет ценных бумаг сделали бумажные инвестиции привлекательными. Банки открыли сеть бронированных счетов, самых современных в мире. Эмитенту давали благоприятные условия (существовало 130 видов корпоративных ценных бумаг), а инвестору - сведение к минимуму риска вложения (все риски страховались государством). Кредитный рейтинг страны оказался высоким. Внебиржевой (электронные счета, оформляемые через брокеров) и биржевой рынок ценных бумаг были тесно связаны и присутствовали на одной торговой площадке на Мексиканской фондовой бирже. Сделки внебиржевого рынка составляли основную массу оборота, но и биржевые сделки приобретают электронный вид. Сумма рыночной капитализации мексиканских ценных бумаг, обращающихся на МФБ, выросла в 1988г до 1993г. на 570.7% в сопоставимых ценах, достигнув более $11 млрд.

Проводимая по рекомендациям МВФ экономическая политика провоцировала определенную логику развития всей экономической системы в сторону дискриминации внутреннего сберегателя. В 1991г. сильно сократился коммерческий кредит. В рамках жесткой финансовой политики сжалась денежная масса. “Дешевым” оставался рынок евроденег и предприятия делали там займы посредством эмиссии евро-депозитных сертификатов с номиналом в инвалюте и доходностью libor+3% на общую сумму $5млрд. Разбух рынок евро-коммерческих бумаг ($1млрд.). Эти эмиссии покупались на репатриированный капитал. В 1992г. Мексика вывела на американский рынок через AДР акции 23 компаний. Только 10 программ выпуска акций дали сумму $3.1 млрд. (75% активов, мобилизованных всей Латинской Америкой посредством АДР).

В 1989г. объем ресурсов, привлеченных страной на мировом финансовом рынке, составлял 0.5% от ее ВВП, в 1993г. - 7% (свыше $13.2 млрд). При множестве инструментов, работающих на фондовом рынке это все же были государственные ценные бумаги (краткосрочные, деноминированные в долларах). Правительство выпускало облигации для владельцев “летучего” капитала и “ловило момент” после приватизации. Это и подвело страну, хотя для стимулирования промышленных национальных и иностранных инвестиций был разработан Национальный пакет инвестиционных возможностей из 70 проектов. Программа способствовала развитию инфраструктуры, однако портфельные инвестиции прирастали быстрее и в 1992г. достигли $27.3 млрд.

Иностранный инвестор определял и развитие отраслей, и индекс БМВ, отражающий биржевую активность и стабильность финансовой системы. Бум портфельных инвестиций пришелся на 1993г., ставки достигли 205% годовых, твердый обменный курс песо и договор о создании НАФТА способствовали этому. Среднемесячный приток превышал $2млрд. Основными объектами операций (25%) были ценные бумаги, (75%) - вторичный рынок долгов.

В отношении “политики открытых дверей” для прямых иностранных инвестиций базой был регламент к Закону об иностранных инвестициях 1973г. Нерезиденты могли иметь до 100% акций в 58 отраслях хозяйства, в 36 - до 49%. Капиталовложения менее $100млн. в провинции не требовали согласования в Национальной комиссией по иностранным инвестициям. Существовали "Правила открытия филиалов иностранных инвестиционных институтов в стране"от 21.04.94г.

Реформы позволили сбить инфляцию до 8% в 1993г., курс песо к доллару установился 3:1. В 1994г. ВВП увеличился на 3.5% с положительным стало госбюджета. Социальные расходы бюджета выросли до 53%, улучшились макропоказатели, курс акций рос. Заговорили о “мексиканском чуде”.

Стабилизация и приток инвестиций были получены, на следующем этапе по МВФ предполагалось обеспечить устойчивое и динамичное развитие при увеличении внутренних сбережений благодаря росту национального дохода и созданию современной системы аккумуляции и перераспределения финансовых ресурсов. Постепенное снижение доходности финансовых операций должно было по мнению реформаторов вести к перетоку средств с рынка государственных и корпоративных ценных бумаг в сферу прямых инвестиций.

Однако все не просто в системе “нового порядка”. Этапа развития “изнутри” без роста долгов и декапитализации хозяйств не наступило. От состояния платежных балансов зависела макроэкономическая стабильность, крупные дефициты которых по текущим операциям покрывались за счет горячих денег.

Положительное сальдо госбюджета было достигнуто продажей госимущества. Возможности недефицитного финансирования экономики таяли, частный сектор страдал от недостатка оборотных средств. Правительство балансировало между необходимостью плавной девальвации, увязанной с инфляцией, снижением процентных ставок для стимулирования экономического роста и страхом перед быстрым оттоком иностранного капитала. Планировавшееся снижение операционной доходности от сделок на фондовом рынке и желание правительства перераспределить инвестиции и в пользу более долгосрочных прямых вложений не устраивало фондовых игроков. Игры на курсах валют тоже были рискованными. Технократы, завысив песо, искусственно держали рост, выплачивая высокие проценты по займам. Инфляция снижалась при сжатой денежной массе и пауперизации населения. Салинас понимал, что нужна девальвация, но были выборы, потом он получал пост главы ВТО. Были приняты меры экономической безопасности на случай колебаний цен на нефть и расшивки банковских кризисов: при Банке Мексики создали спецфонд чрезвычайных экономических ситуаций для защиты вкладчиков, поддержания фондового рынка. Но средства кончились в первый же день биржевого обвала в декабре 1994г. Финансовая пирамида из высокодоходных государственных долговых обязательств рухнула с ухудшением политической и валютной ситуации. Пирамида тесобоно оказала неадекватное давление на резерв.

Итог “салинастройки” плачевен, кризис оказался острее, чем 02.12.82г. Начался чистый отток капитала. К такому не были готовы в МВФ. Фонд даже не предвидел мексиканскую катастрофу, это первый финансовый кризис “нового международного порядка”. Но экономическая история Мексики заканчивается блоком с США в НАФТА и поворотом к новой программе развития реального сектора экономики, к увеличению роли государственного и национального банковского кредита в ее финансировании. Но это уже другой опыт, которому и стоит поучиться России.

[1] После второй мировой войны под влиянием Кейнса разработали наступательную бюджетную и кредитно-денежную политику, политику обменных курсов для адаптирования национальной экономики к внешним условиям. Инфляцию перекладывали на экономических агентов наиболее безболезненным способом, что и отражала “кривая Филлипса”

[2] Zermeno F. La modernization economica de Salinas// Socialismo. - Mexico.-N3.-1989, p.70